Резюме: Продолжение украинизаторской политики будет способствовать росту и без того усилившегося дискомфорта восьми миллионов русских и создавать новые возможности для углубления ирредентизма. Если политическая мобилизация русских граждан Украины выльется в создание «русской» партии, то Киев столкнется с трудной проблемой.

Вскоре после «оранжевой революции» 2004 года американский политолог Альфред Степан опубликовал статью, в которой проанализировал возможности национальной политики в Украине (Stepan A. Ukraine: Improbable demoсratic “nation-state” but possible democratic “state-nation”? // Post-Soviet affairs. – Columbia, 2005. – № 4. pp. 279–308). Автор прежде специально не занимался Украиной, но является признанным специалистом по анализу авторитарных режимов и моделей их демократизации.

Рассматривая политическую ситуацию в Украине, Альфред Степан прибегает к противопоставлению двух моделей. Одна из них нам хорошо знакома – «нация-государство» (nation-state). Альтернативную модель «государство-нация» (state-nation) Степан разрабатывал в последние годы на материале Бельгии, Индии и Испании со своим многолетним соавтором Хуаном Линцем и новым сотрудником – политологом из Индии Йогундрой Ядавом.

Целью политики в нации-государстве является утверждение единой, мощной идентичности сообщества как членов нации и граждан государства. Для этого государство проводит гомогенизирующую ассимиляторскую политику в области образования, культуры и языка. В сфере электоральной политики автономистские партии не рассматриваются как партнеры по коалиции, а сепаратистские партии либо объявляются вне закона, либо маргинализируются. Примеры подобной модели – Португалия, Франция, Швеция, Япония. Такая политика облегчается, если в государстве в качестве культурной общности с политическим представительством мобилизована лишь одна группа, которая видит себя единственной нацией в государстве.

При наличии двух или более таких мобилизованных групп, как это было в Испании после смерти Франко, в Канаде при создании федерации в 1867-м, в Бельгии к середине ХХ века либо в Индии при получении независимости, демократические лидеры должны выбирать между исключением националистических культур и их обустройством в государстве. Все перечисленные страны в итоге выбрали модель, которую точнее описать надо не как «нацию-государство», а как «государство-нацию». Они решили признать более чем одну культурную, даже национальную, идентичность и оказать им институциональную поддержку. В рамках одного государства формировались множественные, взаимодополняющие идентичности. Для этого создавались асимметричные федерации, внедрялись практики консоциативной демократии, допускался более чем один государственный язык.

Автономистским партиям было позволено создать правительство в некоторых регионах, а порой и войти в коалицию, формирующую правительство в центре. Задача такой модели – создать у разных «наций» государства лояльность по отношению к нему на институциональной и политической основе, хотя полития не совпадает с различающимися культурными демосами.

Страны, недавно обретшие независимость, могут выбрать настойчивую и энергичную, но мирную и демократическую стратегию построения «нации-государства», если полис и культурный демос почти совпадают, политическая элита объединена в принятии подобной политики, а международная ситуация хотя бы не враждебна осуществлению такой стратегии. Ситуация Украины в момент получения ею независимости не соответствовала ни одному из этих условий.

Альфред Степан подчеркивает принципиальное геополитическое отличие Украины от тех стран, которые он и его соавторы рассматривали ранее в рамках модели «государства-нации», то есть Индии, Бельгии, Канады и Испании. Ни одно из этих государств не имело соседа, который представлял бы реальную ирредентистскую угрозу, в то время как Украине такая потенциальная угроза со стороны России есть. Отметим точность этой оценки: Степан говорит в 2005 году о потенциальной ирредентистской угрозе, признавая, что на тот момент эта тема сколько-нибудь серьезно не рассматривалась ни со стороны России, ни со стороны русских граждан Украины.

Сравнивая модели «нации-государства» и «государства-нации», Альфред Степан строит следующий ряд оппозиций:

• приверженность одной «культурной цивилизационной традиции» против приверженности более чем одной такой традиции, но с условием, что приверженность разным традициям не блокирует возможности идентификации с общим государством;
• ассимиляторская культурная политика против признания и поддержки более чем одной культурной идентичности;
• унитарное государство либо мононациональная федерация против федеративной системы, часто асимметричной, отражающей культурную разнородность.

В других работах Степан также отмечает, что для модели «нации-государства» более характерна президентская, а для «государства-нации» – парламентская республика.

Общий теоретический принцип, сформулированный Степаном, заключается в том, что агрессивное проведение политики «нации-государства» при наличии более чем одной «мобилизованной национальной группы» опасно для социальной стабильности и перспектив демократического развития. Он признаёт, что модель «государства-нации» предполагала бы применительно к Украине, в частности, наделение русского языка статусом второго официального. Такие государства, как Бельгия, Индия, Испания и Швейцария имеют более чем один официальный язык. Степан отмечает, что у Украины больше шансов создать демократическое политическое сообщество, если она не будет следовать агрессивной стратегии утверждения модели «нации-государства».

Однако далее он делает оговорку, которая и является главным тезисом его статьи: возможны ситуации, когда линия на «нацию-государство», проводимая достаточно мягко, также может облегчить создание множественных и комплементарных идентичностей, которые так важны для «государств-наций» и для демократии в многонациональных обществах. По мнению Степана, Украина может служить примером такой ситуации.

Степан приводит следующие аргументы в пользу своего тезиса. В Украине предпочитаемый язык не обязательно является маркером идентичности. Людей, идентифицирующих себя как украинцев, вдвое больше тех, кто использует при общении только украинский язык. По данным одного из исследований, до 98 % тех, кто считает себя украинцами вне зависимости от того, на каком языке они говорят сами, хотели бы, чтобы их дети свободно владели украинским. Среди тех, кто идентифицирует себя как русских, процент желающих, чтобы их дети свободно владели украинским языком, также очень высок – 91 % в Киеве и 96 % во Львове.

На основании того, что подавляющее большинство русофонов хотят, чтобы их дети свободно владели украинским языком, государство может, при достаточной гибкости, проводить политику насаждения украинского в духе модели «нации-государства», не вызывая напряженности в отношениях с русскоговорящими гражданами. Степан также указывает на то, что в 2000-м лишь 5 % респондентов в Донецке и 1 % опрошенных во Львове считали, что Украину лучше разделить на два либо более государств. Россия же, как потенциальный центр ирредентистского притяжения, вела кровопролитную войну на Кавказе, что значительно снижало ее привлекательность.

УКРАИНСКАЯ ПОЛИТИКА – СМЕНА МОДЕЛИ

С момента публикации статьи Степана прошло три года. Попробуем оценить, как развивалась ситуация в Украине и насколько оправдались его прогнозы.  

Период 2005–2007 годов был весьма бурным в политическом отношении. За это время прошли и очередные (2006), и внеочередные (2007) выборы в Верховную раду. Их результаты продемонстрировали, что электоральная база всех без исключения политических сил остается строго привязанной к тому или иному макрорегиону.

Созданное после президентских выборов правительство Юлии Тимошенко через полгода было отправлено в отставку. Оно, как и сменивший его кабинет Юрия Еханурова, не включало политиков, которые воспринимались бы востоком и югом страны как их представители. В сформированном после парламентских выборов-2006 правительстве Виктора Януковича, в свою очередь, не было представителей западных областей Украины. Возникшие было разговоры о возможной коалиции Партии регионов (ПР) с частью президентской «Нашей Украины» ни к чему не привели.

Кабинет Януковича, как до него и правительство Тимошенко, постепенно втянулся в острейший конфликт с президентом Виктором Ющенко, что и привело к неконституционному роспуску парламента и внеочередным выборам в 2007 году. В ходе этого конфликта фактическому разгрому подвергся Конституционный суд, который окончательно утратил возможность претендовать на независимость. Все конфликтующие стороны неоднократно использовали «карманные» суды различной инстанции, продолжая подрывать престиж судебной власти.

В 2008-й страна вошла с новым правительством Юлии Тимошенко, не замедлившим вновь вступить в конфликт с ослабленным президентом. Все ведущие политические силы единодушны с тем, что необходим пересмотр Конституции, но у каждой – свое видение и механизма пересмотра, и новой конституционной модели власти. В 2009 году (если не раньше) стране предстоят новые президентские выборы. Нельзя исключить, что до этого в который раз произойдут внеочередные парламентские выборы.

Вплоть до роспуска Верховной рады летом-осенью 2007-го власть в основном проводила сдержанную политику в духе модели «нации-государства», шансы которой на успех Степан расценивал как весьма высокие. На востоке и юге страны были предприняты осторожные попытки внедрить некоторые решения в духе модели «государства-нации». Ряд регионов и муниципальных образований предоставили русскому языку официальный статус. Однако по инициативе президентской администрации эти решения были оспорены в судах и не получили санкции на государственном уровне.

В условиях политического кризиса 2007 года резко интенсифицировались украинизаторские усилия в культурной и языковой сфере. Через три года все высшее образование будет переведено на украинский язык, вступил в силу закон об обязательном дублировании всех прокатных копий зарубежных фильмов. В этот ряд следует поставить и заявление президента об информационной угрозе со стороны русскоязычных средств массовой информации, что обещает дальнейшее сокращение русскоязычного продукта на украинских телеэкранах.

Существенно акцентирована тема голодомора как геноцида украинского народа. Это, как минимум, создает дискомфорт для русского населения страны, потому что дискурс голодомора как геноцида сопровождается рассуждениями о том, что место истребленных голодом украинцев заняли переселенцы из России. Крайне негативную реакцию везде, кроме Галичины, вызывают настойчивые усилия по героизации Украинской повстанческой армии (УПА), ее командира Романа Шухевича и лидера Организации украинских националистов (ОУН) Степана Бандеры.

Весьма провокационную роль как в сфере внутренней политики, так и для отношений с Россией сыграла неожиданно резкая активизация в конце 2007-го усилий по вступлению Украины в НАТО. Москва в ответ на это весной 2008 года явно стимулировала ирредентистскую тему в своей политике в отношении Украины в целом и Крыма в особенности. Пока дело ограничивается выступлениями таких деятелей, которые по статусу не могут считаться «официальными» голосами российского политического истеблишмента (Юрий Лужков, Константин Затулин). Но заявления об озабоченности положением русских в Украине звучали и в российском МИДе.

Угроза ирредентизма из потенциальной, как характеризовал ее Степан в 2005-м, приобретает все более реальные очертания. До сих пор весьма сдержанная в этом вопросе, Москва, как можно предположить, хотела бы создать контролируемую напряженность в Крыму, чтобы усилить и без того серьезные сомнения многих руководителей стран НАТО в целесообразности приема Украины в альянс и даже предложения ей программы подготовки к членству. Но ирредентизм часто похож на джинна, которого значительно легче выпустить из бутылки, чем загнать обратно.

К сожалению, конфликт между Россией и Грузией и реакция на него части украинского руководства способны привести к резкой эскалации всех описанных противоречий и дальнейшему втягиванию Москвы во внутриукраинскую политику.

ПЕРСПЕКТИВЫ «РУССКОЙ» ПАРТИИ

Один из важнейших вопросов современной украинской политики – это природа идентичности, а точнее, идентичностей населения юга и востока страны. Дело в том, что когда мы говорим об особой восточноукраинской идентичности, то считаем, что она объединяет и тех людей, которые считают себя украинцами по крови, но говорят по-русски, и тех граждан страны, которые идентифицируют себя как русских (таких, по данным переписи-2001, более 17 %, или 8,3 млн человек).

Неизвестно, что будет происходить в случае дальнейшей активизации украинской политики в духе «нации-государства». Весьма вероятно, что значительная часть русскоговорящих украинцев примет ее с большим или меньшим энтузиазмом.

Но не перешла ли уже государственная политика ту грань, за которой проведение языковой украинизации начинает играть мобилизующую роль для тех более чем восьми миллионов человек, которые считают себя русскими? Для них вопрос заключается не в изменении содержания их украинской идентичности, а в потере комфортных условий жизни при сохранении русской идентичности.

По данным опросов, проведенных в начале 2005 года, лишь 17 % русских граждан Украины считали, что «оранжевая революция» несет им что-то хорошее, против – 58 % украинцев. Без боязни ошибиться можно предположить, что такая позиция русских была связана с опасениями ухудшения отношений с Россией и усиления украинизации.

В условиях, когда многие из этих опасений получили подтверждение, а Россия начала разыгрывать карту ирредентизма, трудно предсказать, как будут меняться настроения в среде украинских граждан с русской идентичностью. В пользу возможного роста ирредентистских настроений говорят несколько новых факторов.

Серьезные проблемы в экономике Украины скорее всего, будут нарастать в обозримой перспективе. Стране предстоит пережить очередное резкое повышение цен на энергоносители, кредитный кризис, быстрый рост инфляции, негативные последствия постоянного откладывания структурных реформ, которые в условиях политической нестабильности и подготовки к очередным выборам будут откладываться и дальше. Экономическая ситуация в Украине в 2008-м напоминает весну-лето 1998 года в России.

Постоянно растущий разрыв в уровне заработной платы в Украине и России скоро начнет оказывать опасное для Украины воздействие на политическую ситуацию. Главный фактор, который отталкивал от России украинских граждан с русской идентичностью, а именно война в Чечне, устранен. До одного года сокращен теперь срок службы в Российской армии. 
Весной 2007-го, то есть накануне нового обострения политического кризиса, вызванного роспуском Верховной рады и связанного с ним нового витка интенсификации национализирующей политики, украинский центр им. Разумкова провел весьма важное социологическое исследование. Оно дает возможность оценить, какими были на тот момент настроения не только «русскоязычных граждан Украины», но и более специфических групп, о которых шла речь выше.

Социологи выделили группы: 

• «русских», то есть «граждан Украины, русских по национальности, для которых родным языком является русский и которые относят себя к российской культурной традиции и используют русский язык в повседневном общении»;
• «украинцев» – «граждан Украины, украинцев по национальности, для которых родным языком является украинский, относящих себя к украинской культурной традиции и использующих украинский язык в повседневном общении»;
• «русскоязычных украинцев» (то есть тех, кто считает себя украинцами по национальности); «двуязычных украинцев» (украинской национальности и с украинским языком как родным);
• «двуязычных украинокультурных украинцев», декларирующих украинскую национальность, украинский язык как родной, принадлежность к украинской культурной традиции.

Как верно замечают авторы исследования, при таком подходе становится очевидным, что «русскоязычные граждане» не являются воображенным сообществом в том смысле, в каком использовал это определение Бенедикт Андерсон, а именно группой с общей идентичностью. Это воображенное сообщество существует лишь в умах исследователей и комментаторов.

На вопрос, считают ли себя респонденты патриотами Украины, три последние категории, то есть люди с украинской этнической идентичностью, но пользующиеся русским языком в повседневности, отвечали практически одинаково. Уверенное «да» – от 37 до 42 %, «скорее да» – от 41 до 45 %, «скорее нет» – от 11 до 6 %, уверенное «нет» – 3 % или меньше. Затруднились ответить 6–7 %. Положительные ответы в этой группе в совокупности (80 % и более) почти равны сумме положительных ответов «украинцев».

Совсем иначе выглядят на этом фоне ответы «русских». Уверенное «да» давали 20,4 %, «скорее да» – 29 %, то есть менее половины опрошенных считали себя патриотами. 14 % «русских» открыто декларировали, что не считают себя патриотами Украины, 27 % давали ответ «скорее нет», 9 % уклонились от ответа.

Еще резче проступают различия в ожиданиях развития языковой и культурной ситуации. Лишь 4 % «русских» согласны с тем, что украинский язык должен быть единственным государственным, 13 % удовлетворились бы признанием русского официальным языком в некоторых регионах, а 70 % считают, что русский должен быть вторым государственным языком. Еще 10 % вообще полагают, что русский должен быть единственным государственным языком страны. Практически зеркальная ситуация в группе «украинцев».

«Русскоязычные украинцы» в этом вопросе довольно близки к «русским»: 49 % респондентов в этих группах выступают за два государственных языка. Однако среди тех «русскоязычных украинцев», которые владеют украинским языком, лишь чуть более 20 % согласны предоставить русскому статус второго государственного языка.

В вопросе, какая культурная традиция будет преобладать в Украине в будущем, лишь 6 % «русских» готовы смириться с безраздельным доминированием украинской культуры, 50 % считают, что в разных регионах будут преобладать разные традиции, и 24 % – что преобладать будет русская традиция. В группах, где владеют украинским языком, неизменно преобладают те, кто согласен с доминированием украинской культурной традиции, хотя лишь среди «украинцев» такие граждане составляют абсолютное большинство (59 %).

Интересно, что на вопрос о том, какое определение украинской нации люди считают предпочтительным, во всех группах наиболее популярный ответ – «гражданская нация, включающая всех граждан Украины» («русские» и «русскоязычные украинцы» – 43 и 42 %, остальные – по 35 %). Однако сумма остальных ответов, по-разному акцентирующих этнический характер нации, во всех группах «украинцев» больше, чем процент ответов, акцентирующих гражданский принцип.

В целом эти данные подтверждают, что «русскоязычные украинцы» хотели бы равноправного статуса для русского языка и культуры, но готовы смириться с политикой в духе «нации-государства», в то время как «русские» решительно отвергают такую политику. Логично предположить, что за последний год в их среде повысился уровень дискомфорта и потенциал для политической мобилизации в ирредентистском духе.

Отметим также очевидное разочарование в политике Партии регионов среди тех избирателей, которые придают первостепенное значение вопросу о статусе русского языка и культуры. ПР не продемонстрировала настойчивость в реализации своих лозунгов в данной сфере и во многом по этой причине постепенно теряет поддержку электората. Возникает ниша для новой политической силы, которая может позиционировать себя как «русская партия». «Русские» составляют 17 % населения, и партия могла бы рассчитывать на создание фракции в Верховной раде, даже если проходной барьер будет выше нынешних 3 %.

ПОТЕНЦИАЛ НЕСТАБИЛЬНОСТИ

Итак, по истечении трех лет со времени публикации статьи Степана можно констатировать, что в результате активизации политики в духе «нации-государства», а также шагов России по использованию ирредентистской темы в отношениях с Украиной риски возросли. Хронологически именно форсирование Киевом политики в духе «нации-государства» предшествовало активизации ирредентистского фактора в российской политике, создало для нее определенные условия и отчасти эту активизацию спровоцировало (что не нужно понимать как индульгенцию для России).

Главные дестабилизирующие импульсы исходят от президента страны Виктора Ющенко. Все перечисленные выше шаги были инициированы главой государства и теми небольшими партиями, на которые он еще опирается. Именно Ющенко является главным действующим лицом в проведении описанной выше политики памяти. Он даже пытается провести через парламент такую редакцию закона о Голодоморе, которая предусматривала бы уголовную ответственность за отрицание характеристики голодомора как геноцида, инициирует обсуждение этой темы в международных организациях – ООН, Совете Европы, ОБСЕ. Именно от Ющенко исходила и инициатива обращения к НАТО о предоставлении Украине Плана действий по членству (ПДЧ) в альянсе, и он настойчиво пытался проталкивать такое решение накануне Бухарестского саммита альянса как внутри страны, так и на международной арене. После августовской войны в Грузии тема внешней (российской) угрозы – может стать определяющей в украинской политике.

Не имея большинства в парламенте, Виктор Ющенко правит через указы, многие из которых противоречат Конституции. Растеряв популярность и отчаянно стремясь сохранить власть, президент является автором всех дестабилизирующих шагов в институциональной сфере. Их список только за последний год включает неконституционный роспуск парламента, попытку протащить собственный вариант новой Конституции (резко расширяющий полномочия президента) через референдум в обход Верховной рады, дискредитацию Конституционного суда, который до сих пор не работает в полном составе, постоянное вмешательство в сферу прерогатив правительства.

Две крупнейшие политические силы Украины – Блок Юлии Тимошенко (БЮТ) и ПР – как будто демонстрируют понимание тех механизмов, которые описаны Степаном и его коллегами в модели «государства-нации». Обе выступают за парламентскую (или парламентско-президентскую) республику. ПР против форсирования отношений с НАТО. БЮТ не демонстрирует активность в этом вопросе, а также не акцентирует в своей риторике темы голодомора и УПА. ПР выступает против реабилитации УПА и против политизации темы голодомора. Ни для БЮТ, ни для ПР до сих пор не была характерна риторика в духе «нации-государства». ПР поддерживает существенное расширение полномочий регионов, в кризисные периоды даже выдвигая требование федерализации, которое силы «оранжевого» лагеря рассматривают не иначе как сепаратистские. Впрочем, есть все основания предполагать, что для ПР идея федерации имеет не принципиальное, а ситуативное значение.

Все это свидетельствует о реальной возможности существенного переформатирования украинской политической сцены, которое позволило бы затормозить опасные тенденции 2007 года. Однако в условиях острого политического противостояния и глубокого взаимного недоверия различных сил друг к другу шансов на дальнейшее углубление кризиса гораздо больше. Этому способствует и международная обстановка.

Важным дестабилизирующим фактором является то, что в силу особенностей карьеры главного соперника Ющенко и лидера БЮТ Юлии Тимошенко никто не возьмется гарантировать соблюдение ею демократических методов политики, если она получит полноту власти. Очередное подтверждение эти опасения получили в марте 2008-го, когда БЮТ добился смещения мэра Киева Леонида Черновецкого с вопиющим нарушением демократических процедур. БЮТ вообще активно подрывает позиции мэров крупных городов, если они не входят в число его сторонников.

Между тем Степан отмечает, что в условиях, когда федерализация Украины затруднена из-за ирредентистского фактора, страна могла бы использовать опыт скандинавских стран, где отсутствие федерации отчасти компенсируется очень широкими полномочиями муниципалитетов. Впрочем, прошедшие в Киеве новые выборы нанесли БЮТ болезненное поражение и закончились переизбранием Черновецкого.

Демократический характер ПР также вызывает обоснованные сомнения. Строго говоря, ни одна заметная политическая сила Украины не дает надежных гарантий приверженности демократии. 

В борьбе вокруг механизма принятия новой Конституции и утверждения принципов, которые должны быть в нее заложены, все общественные силы руководствуются прежде всего сиюминутными политическими интересами. Важно, что в дебатах о желательной форме государственного устройства тема федерации не обсуждается вовсе, а при обосновании предпочтения парламентской республики президентской мотив «государства-нации» не звучит ни со стороны БЮТ, ни со стороны ПР.

Таким образом, мы видим, как за три года, прошедших с момента публикации статьи Альфреда Степана, многие его прогнозы и предостережения оправдались. К его анализу можно сделать два важных дополнения.

Во-первых, он недостаточно учитывал идентификационную неоднородность населения востока и юга страны (хотя Степан больше, чем многие исследователи, уделил внимание различиям в позиции «русскоязычных украинцев» и «русских»).

Во-вторых, соблюдение должной умеренности в политике украинизации оказалось весьма сложной задачей. Описывая возможную успешную стратегию для Украины, Степан предлагает умеренную политику в духе «нации-государства», поскольку построение «нации-государства» невозможно, а выбор модели «государства-нации» затруднен внешнеполитическими обстоятельствами. Подобная политическая конструкция успешно работала при сравнительно централизованной системе во времена Леонида Кравчука и Леонида Кучмы, но она оказалась довольно хрупкой. Слабеющая президентская власть при Ющенко принесла этот умеренный курс в жертву в условиях обострившейся борьбы за власть.

Если политическая мобилизация русских граждан Украины выльется в создание «русской» партии, то Киев столкнется с трудной проблемой. Удовлетворение требований по повышению статуса русского языка и проведению других мер в духе модели «государства-нации» будет затруднять успешно протекавший до сих пор процесс «мягкой» украинизации «русскоязычных украинцев». Продолжение же украинизаторской политики в духе «нации-государства» приведет к дальнейшему повышению уровня дискомфорта для восьми с лишним миллионов «русских» и создавать новые возможности для усиления ирредентизма.

На первый план выдвигаются два вопроса.

Первый – как и когда будет преодолен кризис власти и какая конфигурация политических сил возникнет на выходе из кризиса? Нет сомнений, что политика «нации-государства» сохранится, но неясно, будет ли новая властная коалиция продолжать линию на ее активизацию или попытается вернуться к прежнему умеренному курсу. Пока шансы на скорое завершение политического кризиса в Украине выглядят очень скромно.

Второй – можно ли будет к тому времени, как кризис завершится, вернуться к прежней политике, или срыв 2007–2008 годов уже запустил процессы, которые заставят списать стратегию, описанную Степаном, в разряд упущенных возможностей? Сегодня уверенно ответить на эти вопросы не может никто.

Статья написана при поддержке гранта РГНФ № 08-03-00405а.