И рождается тревожное чувство, что случиться может всё — даже в малонаселённом местечке на полуострове Норзерн Нек в Вирджинии на берегу речушки, которая течёт через леса мимо фермерских полей, вливаясь в Потомак и Чесапикский залив, расположенный довольно близко (в трёх часах езды) от Вашингтона и его водоворота страстей, который, видимо, поглощает, коррумпирует и трансформирует все ясные мысли в жадный эгоизм и имперский цинизм. Уже не кажется невозможным, что штурмовики, запакованные и снаряжённые а-ля Дарт Вейдер, могут промчаться перед домом моей старенькой мамы, чтобы скрутить социалиста или атеиста, не склонных к национализму, утащить их в какую-нибудь мрачную темницу и выставить сторонниками «терроризма», чтобы это на этой неделе не значило — в конце концов, такие вещи случаются ежедневно в союзных США странах вроде Турции, Израиля и Саудовской Аравии, не говоря уж о тех, кто перечислен в последнем издании «Оси зла» в версии американского правительства.
Через три дня наедине с природой, прогулок, наблюдения за белоголовыми орланами, цаплями, оленями и дикими индейками, посматривая тёплым октябрьским днём, как солнечные блики играют на воде, я сделал — как всегда — ошибку, поймав Национальное общественное радио (NPR), одно из немногих, чей чёткий аналоговый сигнал можно тут принимать, в надежде ухватить немножко из того, что прошло в новостях без сердитой болтовни, которая зачастую следует за простым поворотом верньера настройки в этой части мира. Я должен был лучше представлять себе последствия.
В тот день в передачах ведущих американских СМИ, в том числе и на NPR, которое когда-то было радиостанцией с относительно прогрессивными взглядами, доминировал единственный сюжет. Его тема — смерть четырёх солдат в африканском Нигере и последующее негодование. После многих минут выслушивания бездумных вопросов, задаваемых крайне неприятным и жеманным ведущим Ари Шапиро таким образчикам «официальной правды», как бывший министр обороны США и директор ЦРУ Леон Панетта — непродуманных вопросов о том, как такое нападение на солдат иностранного контингента в Нигере могло произойти(?!) — я стал всё больше злиться. Согласно сведениям таких источников, как AirWars, только в этом году в «горячих» точках вроде Ирака, Сирии и Йемена под американскими бомбами погибло несколько тысяч мирных жителей. Я редко встречаю какое-либо отклики на подобные трагедии в ведущих СМИ, хоть в США, хоть в Германии, где я живу. Американцев в целом не волнуют смерти иностранцев в результате имперских военных действий США. Многие присутствующие в моей он-лайн группе политические союзники всю избирательную кампанию 2016 года пытались заставить либералов вспомнить об этих трагедиях и включить сумасшествие американских военных в число критериев для президентских политических решений... без какого-либо успеха.
Но когда за морями гибнут четверо американских солдат, шок и ощущение кризиса овладевают ведущими американскими корпоративными СМИ на многие дни и даже недели.
И это — в стране, имеющей более 800 военных баз по всему миру и отправляющей сотни тысяч солдат в зоны боевых действий, зачастую в разрез международным законам.
Были ещё и сопутствующие сюжету истории о вдовах погибших солдат и вроде как неприемлемой манере, в которой президент говорил с ними по телефону после того, как позвонил утешить их. Очевидно, эти смерти намного, намного важнее, чем тысячи погибших на Ближнем Востоке и вообще везде, по крайней мере, в умах огромной части американского общества.
Я по-прежнему возмущён и ошеломлен. Я вернулся в «параллельную реальность» страны, где родился.
В этой поездке меня всё время озадачивал и сбивал с толку разрыв между некоторыми аспектами повседневной жизни тут, в США, и политическим и социальным безумием, которое многие американцы либо поддерживают безоговорочно и страстно, либо воспринимают, как достойное сожаления, но неизбежное. Здесь, в прекрасной сельской Вирджинии люди, которых встречаешь на улице, в книжной лавке или в супермаркете намного дружелюбнее и приятнее, чем такие же случайные прохожие в Европе. После 18 лет проживания в Германии я всё ещё не сжился со склонностью большинства европейцев избегать смотреть друг другу в глаза и с подозрением или недоверчивостью, когда я здороваюсь. При более близком знакомстве они обычно оказываются неплохими людьми, и зачастую у меня оказывалось с ними больше общего, чем с дружелюбными коренными американцами. Но социальные традиции в обществе совершенно отличны, и я всегда счастливее среди дружелюбных, открытых жителей Вирджинии, и Джорджии, и Теннесси — хотя если бы нам пришлось обсуждать политику или религию, мои взгляды скорее всего их бы ужаснули. Нескольких недель вполне достаточно, чтобы попробовать с ними мексиканские блюда, барбекю или крабовые котлетки и устриц; купить чудные, крупные домашние томаты, выложенные на овощных прилавках; послушать, как они играют бесподобную музыку в стиле «блюграсс» с сердечно восхваляющими Бога словами, которые часто трогают моё сердце атеиста, вызывая воспоминания о прошлом.
Но противоречий — мириады и они сводят с ума. В стране, полной душевнобольных и зачастую крайне наркозависимых людей со смертоносным оружием, по большей части разрешённом законом, существует постоянная навязчивая мысль о безопасности повседневной жизни. Кажется, большинство считает, что спорные законы логичны и верны.
Многое другое изумляет тех, кто живёт где-то ещё, даже тех, кто как и я родом отсюда. Численность очень полных, безобразно тучных людей, с которыми тут сталкиваешься, по моему опыту не сравнима ни с какой другой страной на планете. Многие из них кажутся вполне довольными своими потрясающими объёмами и носят обтягивающую одежду, скорее подчёркивающую полноту, чем делающую её чуть менее заметной, а обладателей более модными.
Не стоит приезжать сюда лично, чтобы прочувствовать почтение к флагу и пиетет перед военными: мы читаем о «преклонении» и тому подобном в нашей собственной прессе, где писаки находят это очаровательным. Но для приезжего огромное количество развевающихся американских флагов иногда выглядит чрезмерным. Я иной раз думаю, — поскольку они по большей части демонстрируются другим американцам, — что это соревнование в патриотизме скорее может иметь отношение, по крайней мере, в некоторых случаях, к напоминанию сбитым с толку людям, где они находятся.
Манера, безумное количество и вульгарность рекламы в Соединённых Штатах шокирует тех, кто с нею не знаком. Пусть я сам американец, но и я испытываю серьёзный культурный шок каждый раз, когда вижу и слышу её снова после длительного перерыва. Хотя я в целом избегаю коммерческих корпоративных СМИ, где эта реклама неизбежна, но невозможно избегать её долго. Меня всегда изумляет, насколько привычны и подготовлены к ней даже искушённые американцы из числа моих знакомых. По мне, это просто как мощная пощечина, за которой следует отвращение и ненависть. Я живу в Германии, это капиталистическая страна с массой рекламы. Но в Германии вполне возможно, даже на коммерческих телеканалах и радиостанциях, слушать или смотреть передачи 15-20 минут, иногда даже час, не будучи атакованным вульгарной рекламой. Короткие интервалы между коммерческим вставками тут, в США никогда не переставали меня удивлять, в тех редких случаях, когда я в гостях у моей мамы не отказываю себе немного пробежаться по сотням телеканалов.
И всё же жизнь тут, у Чесапикского залива довольно похожа на жизнь во времена моей молодости в Теннеси, от которой вполне можно было получать удовольствие, учитывая, что я старательно избегаю вышеупомянутых ужасов. Жизнь тут течёт медленно, главная улица маленького близлежащего городка всё ещё достаточно старомодная и мирная, чтобы пробудить приятные воспоминания и чувства. Осеннее небо ярко-синее, а воздух свеж в этом свободном от заводов регионе, где ночью звезды сияют ярко, как бриллианты.
Всё изменится на следующей неделе, когда мы с приятелем отправимся по соединяющему штаты шоссе, чтобы навестить друзей в других местах. Одно за другим потянутся расползающиеся и непривлекательные предместья, пригороды и торговый центр, вездесущие огромные парковки, одни и те же корпоративные логотипы на сетевых ресторанчиках-близнецах, гигантские рекламные щиты вдоль шоссе (запрещённые в большей части европейских стран). Никакой альтернативы путешествию на машине, никаких удобных европейских поездов.
Большая часть беженцев бегут от голода, войны и нищеты. Я же наоборот наберу фунтов 10 или около того, поедая блюда любимой южной кухни в стране, где родился, по большей части недоступные или намного более дорогие дома, в Европе. Когда мы вернёмся домой после Дня благодарения, нам придётся всерьёз садиться на диету.
