Резюме:При всей значимости победы Трампа рано говорить о том, что долгосрочный либеральный тренд сломлен. Пока появилась основа для консервативной коррекции, может быть, глубокой и относительно длительной, но не для полной смены направления.

Избрание Дональда Трампа президентом США вызвало дискуссию под рубрикой «Что бы это значило?». Немало тех, кто считает его победу случайностью и ошибкой, сбоем; многие, наоборот, уверенно рассуждают о ее закономерности. И те и другие правы и неправы одновременно. В американском обществе набрали силу социальные тренды, которые сделали «феномен Трампа» возможным, но они не детерминировали его проявление именно в таком виде. Чтобы лучше понять это явление и его предпосылки, рассмотрим параметры победы Трампа в широком историческим контексте (будем использовать статистику с 1952 г., то есть почти за три поколения). С нашей точки зрения, это позволяет скорректировать, а иногда и пересмотреть, те «ощущения», которые многим кажутся очевидными.

Вроде все как всегда…

Нельзя согласиться с простой версией, что исключительную роль в победе Трампа сыграли белые американцы и их мобилизация по расовому признаку, хотя такое мнение сложилось у многих. Белые избиратели остаются самой крупной электоральной группой. Преимущество среди них традиционно имели республиканцы: после 1952 г. они проигрывали голоса белых только дважды. Конечно, долгосрочный тренд – снижение доли белых избирателей (с более чем 80% полвека назад до примерно 70% сейчас, прогноз на середину века – около 50%). В 1990-е и 2000-е гг. очень многое решали голоса американцев латиноамериканского происхождения, это самая быстрорастущая электоральная группа. Но республиканец ни разу не становился президентом, проиграв среди белых. А демократы добивались президентства, либо выиграв среди белых (Джонсон в 1964-м и Клинтон в 1996-м), либо уступив незначительно (Кеннеди в 1960-м и Клинтон в 1992-м – 2%, Картер в 1976-м – 6%).

Это правило сломал Обама, он дважды побил рекорд Картера. В 2008 г. Обама победил, проиграв среди белых избирателей 12%, а в 2012 г. – вообще 20%. Могло показаться, что после этого демократы способны выигрывать, даже значительно уступая среди белых избирателей. Пока неясно, действительно ли это так или случай Обамы останется исключением. Но для республиканца продолжает действовать правило – победа без преимущества среди белых избирателей невозможна.

Итак, успех среди белых – норма любого президента-республиканца. И Трамп здесь не уникален, как и отрыв в 21%, с которым он победил среди белых избирателей. У Никсона в 1972 г. отрыв составил 36%, у Рейгана в 1980 г. – 20%, а в 1984 г. – 32 процента. Потом республиканцы теряли эти голоса. В 1988 г. Буш-старший получил преимущество в 18%. В 1992 и 1996 гг. белые голоса разделились почти пополам. Буш-младший два раза выигрывал с преимуществом в 14%. Маккейна в 2008 г. поддержали на 12% больше белых, чем его оппонента, Ромни в 2012-м – на 20%, Трамп всего лишь остался на том же уровне, его отрыв укладывается в исторически привычные параметры. А вот среди проголосовавших афроамериканцев, а также граждан латиноамериканского и азиатского происхождения Трамп улучшил результаты Ромни соответственно на 7%, 8% и 11 процентов. И это несмотря на обвинения чуть ли не в расизме. Получается, что небелые избиратели проигнорировали расовые вопросы в ходе кампании Трампа.

Это не значит, что в итогах выборов 2016 г. нет расовой составляющей. Клинтон получила большинство во всех «небелых» группах (65% среди американцев азиатского и латиноамериканского происхождения и 87% среди афроамериканцев), а Трамп – большинство среди белых (58%). Но формально самый большой разброс голосов именно по расовому признаку был в 2008 и 2012 гг., а на последних выборах он даже немного снизился.

Другие отличия электората Трампа и Клинтон тоже укладываются в исторические «нормы». Женщины немного более склонны голосовать за демократов, а мужчины – за республиканцев. На выборах 2016 г. разрыв увеличился, и довольно существенно, но все же не настолько, чтобы делать глубокие выводы. С 2000 г. голосование каждый раз зависит от возраста: чем старше человек, тем более склонен поддержать республиканского кандидата. И Клинтон победила в возрастных группах до 39 лет (причем чем старше, тем меньше ее отрыв), а Трамп – во всех старше 40 лет. Клинтон с хорошим отрывом, около 10%, выиграла у небогатых и «нижнего» среднего класса (с доходом ниже 30 тыс. и 30–49,9 тыс. долларов в год). А вот «средний» средний класс (50–99,9 тыс. долл.), самую многочисленную группу избирателей – 31%, за которую традиционно идет борьба, Клинтон проиграла с отрывом в 4%. Зато голоса «высшего» среднего класса (100–199,9, 200–249,9, более 250 тыс. долларов в год) Трамп и Клинтон поделили почти поровну (Клинтон проигрывала в этих группах 1–2%).

Таким образом, ни гендерное, ни возрастное, ни имущественное распределение голосов сторонников Клинтон и Трампа не новы. Расовое распределение тоже было обычным: белые голосовали за республиканца в рамках исторической нормы, а небелые голосовали за Трампа лучше, чем за Ромни в 2012 году. Поэтому в чистом виде расовый вопрос не сыграл особой роли. Однако он оказался важным в более сложной конструкции (разница в распределении голосов в зависимости от уровня образования у белых и небелых), о чем речь пойдет позже.

Фактор образования: созрел и проявился

С нашей точки зрения, самыми интересными стали различия в предпочтениях избирателей в зависимости от уровня образования. Чтобы была понятна дальнейшая логика, напомним американские уровни образования: базовая школа (неполное среднее образование), старшая школа (полное среднее образование), двухлетний колледж с профессиональным образованием (примерный аналог советских техникумов), четырехлетний колледж при университетах (выпускники – бакалавры), университет (магистры).

После 1952 г. демократы почти всегда добивались успеха среди наименее образованных (только базовая школа). Два исключения – 1956 г., когда голоса наименее образованных разделились ровно пополам, и 1972 г., когда республиканец Никсон выиграл среди них с минимальным преимуществом в 2 процента. Но оба случая не выходят за уровень опросной погрешности. Поэтому можно говорить, что наименее образованные традиционно предпочитали демократов, а в XXI веке еще и с большим перевесом (Керри в 2004 г., Обама в 2008 и 2012 гг. получали преимущество более 30%; во второй половине XX века такое удавалось только Джонсону в 1967 г.). Перевес Трампа среди наименее образованных составил 2 процента. Это необычно в широком историческом контексте и неожиданно с учетом того, какой колоссальный отрыв имели демократы среди наименее образованных совсем недавно. 

Наиболее образованные (магистры) в последние десятилетия традиционно в большинстве своем голосуют тоже за демократов, преимущество которых обычно составляет 5–10%. Трамп же уступил 21%. Это не рекордный проигрыш (такой был в 2008 г., когда Маккейн уступил Обаме 30%), но заметно ниже исторической нормы.

Образованные (бакалавры) традиционно выбирали республиканцев. До президентской кампании 1988 г. включительно кандидаты-республиканцы только один раз потерпели поражение в этой группе – в 1967 г., когда Джонсон получил небольшое преимущество в 4 процента. Во всех остальных случаях республиканцы не просто здесь выигрывали, но зачастую с большим отрывом, 20–30% было нормой (в том числе и Кеннеди в 1960 г. проиграл с отрывом около 20%). Впрочем, такой перевес республиканцев среди образованных был следствием преимущества среди материально успешных. То есть выбор в пользу республиканцев эти люди делали по соображениям, связанным с их социальным статусом и материальным положением, образование служило составляющей этого, а не самостоятельно определяло выбор. С 1992 г. образованные стали голосовать более ровно, а привязка к голосованию по доходам стала постепенно ослабевать. Два раза среди образованных выиграл Клинтон, потом два раза Буш, но все это с небольшим перевесом в 4–5 процентов. Потом с отрывом в 10% среди образованных победил Обама. Но в 2012 г. он в этой группе проиграл (впрочем, всего 2%). Могло показаться, что образованные опять готовы пойти за республиканцами, даже вразрез с общим голосованием за демократа. Но Трамп проиграл среди образованных 4 процента. И такой результат можно интерпретировать в историческом контексте по-разному.

С одной стороны, прецедент со знаком минус для республиканцев. Президенты-демократы проигрывали в этой категории, но президенты-республиканцы – никогда. С другой стороны, 4% – не катастрофический отрыв, он более или менее укладывается в рамки, которые стали традиционными после 1992 г., и поскольку образованные начали голосовать более ровно, то рано или поздно с каким-то республиканцем должно было произойти то, что случалось с демократами. Три президента-демократа проигрывали среди образованных (Кеннеди в 1960 г., Картер в 1977 г. и Клинтон в 1996 г.).

Избиратели со средним уровнем образования (полным средним и профессиональным) предпочитали то демократов, то республиканцев. Важно, что эти группы почти всегда голосовали с большинством и почти всегда за того, кто в итоге выигрывал выборы. То есть образование, как правило, не было определяющим фактором при выборе. Есть только два исключения. В 2008 г. избиратели с полным средним образованием проголосовали не за кандидата-победителя, однако и вопреки большинству: они отдали Маккейну на 6% больше голосов, чем Обаме. В 2000 г. избиратели с профессиональным образованием проголосовали за кандидата-победителя, но вразрез с большинством (Буш, проигравший народное голосование, но получивший большинство выборщиков, победил в этой группе с отрывом 6%). Так что победа Трампа на 7–8% среди этих групп необычна, но не выходит за историческую норму. Победа Трампа в этих электоральных группах укладывается в тренд последнего десятилетия. Их избиратели тянулись к республиканцам и два раза за десятилетие нарушили давнюю традицию голосовать с большинством и за победителя, и оба раза традиция нарушалась, чтобы отдать больше голосов республиканцам.

Итак, совсем необычен только успех республиканца среди наименее образованных. Наиболее образованные привычно отдали большинство голосов демократу, но Трамп проиграл среди них с результатом заметно хуже исторической нормы. Голосование образованных и среднеобразованных выбилось из долгосрочных трендов, но не было чем-то совсем новым. Трамп – первый президент-республиканец, не получивший большинства среди образованных, но после 1992 г. все шло к тому, что это рано или поздно произойдет. То же и со среднеобразованными: они проголосовали необычно с точки зрения долгосрочных трендов, но это та же самая необычность, которую они уже два раза демонстрировали за последние десять лет.

Образование против «классовой» и расовой идентичности

Фактор образования «созрел» в предыдущие десятилетия и в полной мере проявился в 2016 году. Однако посмотрим, как это произошло у избирателей разного материального положения, а также у белых и небелых.

Клинтон уверенно выиграла в 39 из 50 округов с населением, превышающим 50 тыс. человек, где наибольшая доля выпускников колледжей среди жителей (в среднем 51,4%, с разбросом от 45,6 до 75%). Расположены они в разных частях страны, и средний уровень дохода колеблется от 49 до 124 тыс. долл. в год. Причем в большинстве случаев она выиграла с существенным отрывом: только в трех округах преимущество было менее 10%, в 27 округах – более 30%, из них в 11 – более 50%. Еще примечательнее, что в 48 из этих 50 «самых образованных» округов Клинтон улучшила результат, и в большинстве случаев существенно, по сравнению с Обамой в 2012 году. В том числе Клинтон добилась большего в 11 из 13 «республиканских образованных округов» (тех, где Обама проиграл в 2012 г.). Почти зеркальная картина в 50 округах (тоже с населением не менее 50 тыс. человек), где меньше всего окончивших колледж (в среднем 13,3%, разброс от 8% до 13,6%,). Расположены такие округа в разных частях страны, а доход там от 25 до 56 тыс. долларов в год. Трамп победил в 42 таких округах, и с большим отрывом: только в одном менее 10%, в 29 – превышал 30%, из них в 19 – более 50%. В 47 из 50 «наименее образованных округов» Трамп выступил лучше, чем Ромни в 2012 году.

То есть образование сказалось на выборе избирателей сильнее, чем уровень доходов. Клинтон выигрывала у более образованных избирателей «среднего» среднего класса, который она в целом Трампу проиграла. Но Клинтон уступила Трампу менее образованных избирателей из «нижнего» среднего класса, в котором в целом выиграла.

Насколько можно судить, перевес фактора образования над доходами «назревал» примерно одно поколение. Республиканцы в последние 20–25 лет утратили свое ранее традиционное и существенное преимущество среди верхнего среднего класса и богатых, сохранив только небольшую фору. Одновременно республиканцы утратили ранее традиционное и существенное преимущество среди образованных. Республиканцы могут в этой группе проигрывать. Выборы 2016 г. подтвердили и это. Но они также выявили то, что раньше было не столь заметно. А именно: хотя процессы утраты преимущества среди материально обеспеченных и образованных шли параллельно и очевидно взаимосвязаны, популярность республиканцев среди образованных упала сильнее, чем среди состоятельных.

В течение того же поколения демократы сохраняли преимущество среди бедных. Но на последних выборах оно существенно сократилось. Пошатнулись позиции и среди наименее образованных. И опять же: популярность среди наименее образованных демократы потеряли в большей степени, чем среди наименее материально благополучных.

Фактор образования по-разному проявился у белых и небелых избирателей. Последние не очень сильно разошлись в своих предпочтениях в зависимости от уровня образования: Клинтон получила колоссальное преимущество и среди более образованных (со степенью бакалавра и выше) небелых, и среди менее образованных (без бакалаврской степени и ниже). Но все-таки среди менее образованных небелых преимущество Клинтон – 55%, а среди более образованных оно немного меньше – 48%.

Намного заметнее разница в том, как голосовали белые в зависимости от уровня образования: среди менее образованных белых Трамп выиграл с огромным преимуществом в 39 процентов. Среди более образованных белых он тоже выиграл, но всего 4 процента. Белые никогда так сильно не расходились на выборах в зависимости от образования. И более, и менее образованные белые избиратели в 1990-е гг. повернулись в сторону демократов – тогда побеждал Клинтон, и разрыв в их голосах был незначительный. С 2000 г. белые повернулись в сторону республиканцев – побеждал Буш, но разрыв в том, как голосуют образованные и необразованные, стал нарастать. Среди менее образованных белых преимущество Буша было на 7–10% больше, чем среди более образованных белых. В 2008 г., когда Обама избирался первый раз, общий разворот белых избирателей к республиканцам прервался и среди более, и среди менее образованных, но опять же в разной степени. Обаме достался почти такой же процент голосов у более образованных белых, как Клинтон в 1990-е гг., и чуть больше, чем Гор в 2000 году. А вот среди менее образованных белых Обама получил чуть меньше Гора и значительно меньше Клинтона. В 2012 г. и более, и менее образованные белые повернулись в сторону республиканцев: Ромни завоевал больше голосов, чем Буш в 2000 или 2004 годах. Но опять: преимущество Ромни среди менее образованных было заметно больше, чем среди более образованных. Трамп же совсем разделил белых избирателей в зависимости от их образования. Менее образованные еще сильнее качнулись в сторону республиканцев: 39% отрыва – исторический рекорд. А вот более образованные республиканцы сдвинулись в другую сторону: заметно хуже Трампа голоса более образованных белых собрал только Буш-старший в 1992 г. (так же плохо, как Трамп, их собрал Маккейн в 2008 г., Буш-младший в 2000 г. – лучше, но ненамного).

Таким образом, традиционная в прошлом связка между образованием и материальным благополучием ослабевала на протяжении одного поколения, а в 2016 г. большинство более и менее образованных в аналогичных по материальному благополучию группах проголосовали по-разному. Это произошло в таких масштабах, что стало статистически заметно и позволяет заключить: для значимого количества избирателей образование стало самостоятельным, а не связанным с их материальным положением, фактором выбора. Однако это справедливо прежде всего для белых избирателей. Обратим внимание на разницу в голосовании более образованных белых и небелых: первые намного лучше, чем вообще белые, голосовали за Клинтон, а вторые немного лучше, чем вообще небелые, – за Трампа. Это говорит о том, что у более образованных цветных образование в меньшей степени проявилось как самостоятельный фактор для выбора, они голосовали солидарно в основном со своей расовой группой и частично с материальной.

Либеральная мобилизация по образовательному цензу

Итак, образование впервые сыграло существенную и самостоятельную роль в определении выбора настолько значительного числа избирателей (хотя и преимущественно белых), что это стало явно заметно. Такое оказалось возможным после трансформации электоральных предпочтений разных групп, постепенно происходившей 20–25 лет. То есть сама возможность такого голосования созревала довольно долго. Но это было именно возможно, а не обязательно. Почему оно проявилось именно в 2016 году?

Избирателей не устраивало поведение прессы, а главное – впервые с 1988 г. им в большинстве не нравился набор кандидатов. Опросы также зафиксировали исключительно высокое недовольство тем, насколько содержательно велись дискуссии. Кампания выглядела «грязной» значительно больше обычного. Но, несмотря на это, 81% избирателей посчитали, что получили достаточно информации, чтобы определиться, и это сопоставимо с предыдущими восемью выборами. Может показаться странным, что граждане были не удовлетворены кампанией и кандидатами, но уверены в том, что делают осознанный аргументированный выбор.

Это можно объяснить двояко. Простое объяснение – образованные отреагировали персонально на Трампа, что точно имело место. Но есть и более сложное: неудовлетворенные кандидатами и кампанией избиратели осознанно выбирали не столько кандидатов, сколько идеи. И тогда проявившаяся в 2016 г. роль образования – только частично реакция персонально на Трампа, а в большой степени – инструмент мобилизации электората по мировоззренческим основаниям.

72% избирателей Трампа заявили, что их характеризует слово «традиционный» (впрочем, в опросе оно не расшифровывалось, респонденты понимали его интуитивно и, возможно, по-разному). Среди сторонников Клинтон таких оказалось 31%. 72% приверженцев Трампа назвали себя «типичными американцами», а среди избирателей Клинтон – 49%.

Сформировались и осознали себя две группы. Одна – те, кто считает себя традиционными/типичными американцами. Назовем их «традиционалистами». Другая – те, кто считает себя нетрадиционными/нетипичными американцами, видят Америку как часть глобального универсального мира и его естественного лидера. Некоторые из них тоже называют себя типичными и традиционными, но имеют в виду под этим совсем не то, что «традиционалисты». Назовем их «интернационалистами».

Интернационалисты видят в глобальном мире множество возможностей. Традиционалисты же считают его источником экономической конкуренции и рисков безопасности. Одним нужен открытый мир, ради этого они готовы и Америку держать открытой для экономических конкурентов, иммигрантов, в какой-то степени даже для рисков. Другие осознали, что проигрывают от открытости, и хотят некоторого отгораживания. Эта линия разделения в американском обществе стала главной.

США, как и десятки других государств, подошли к порогу, за которым начинается новый этап разрушения традиционного общества. И так же как в Европе, это способствовало консолидации традиционалистов. Произошла она не на чисто идеологически консервативной и не на чисто экономической платформе. Традиционалисты хотят, чтобы Америка была безопасной и для этого сильной, и чтобы в мире эту силу уважали. Им не нужен изоляционизм, но они предпочитают более меркантилистскую страну, чтобы меркантилизм отвечал интересам среднего бизнеса и простых американцев. Традиционалисты – не расисты, но хотят, чтобы новые американцы приобщались к американским ценностям, образу жизни и мыслей. Комбинация прагматических и мировоззренческих вопросов сплотила традиционалистов. Трамп оказался способен управлять этой энергией и сконцентрировал ее на неприятии президентства Обамы. Сторонники Трампа резко негативно относились практически ко всему, что сделал Обама. По следующим семи проблемам избиратели Трампа заявили, что ситуация стала хуже: состояние экономики (71%), проблема безработицы (69%), террористическая угроза (70%), преступность (78%), позиции США в мире (87%), ситуация с иммигрантами (68%), расовые отношения (78%). Но хотя негативизм этих людей оказался персонифицирован, дело не в Обаме, а в социальных трендах, которые сужают экономическое и отчасти социальное жизненное пространство традиционалистов.

Традиционалистская контратака, наверное, была неизбежна. Весь XX век, а особенно его вторую половину, доминировал долгий либеральный тренд. Рост благосостояния и новые технологии (не только сложные, но и нашедшие широкое применение в быту) трансформировали социальные отношения. Эмансипация женщин, новый дух свободы у молодежи, движение за гражданские права – все это меняло общество. К концу XX века либеральный тренд, казалось, набрал особую силу. Он стал сдвигать и электоральное поведение граждан: в голосовании разных социальных групп возникали не совсем обычные моменты.

Однако границы возможного в социальной и политической сфере расширились настолько, что в обществе формировался запрос на некоторое ослабление либерального тренда, консервативную коррекцию. Избрание Джорджа Буша-младшего стало выражением этого запроса, но непоследовательным и неуспешным. Разочарование в нем дало шанс на почти триумфальную победу Обамы. Однако по итогам двух его сроков запрос вновь окреп. Не просто увеличился разрыв между выигрывающими и проигрывающими от либерального тренда, и не просто наиболее традиционной части американского общества стало некомфортно в слишком либеральной атмосфере, проявилось что-то еще. Это чувства безысходности, отчаяния, страха того, что отстающие проигрывают не относительно и временно, а абсолютно и навсегда. Трамп, скорее всего, невольно всколыхнул настроения традиционной Америки и предложил понятную прагматическую повестку – протекционизм. И традиционалисты почти взбунтовались.

Интернационалистов шокировал этот бунт. По шести из семи названных выше вопросов, по которым избиратели Трампа так уверенно отметили ухудшение, лишь меньшинство из лагеря Клинтон зафиксировали негативную динамику. Экономическое положение и ситуация с безработицей, по мнению соответственно 60% и 67% избирателей Клинтон, вообще стали лучше. По остальным вопросам относительное большинство приверженцев Клинтон посчитали, что все осталось по-прежнему. Поэтому для интернационалистов было непонятно, с чего вдруг бунт: в экономике все неплохо, а по социальным вопросам – малого добились, прогресс недостаточен, надо не сворачивать, а двигаться вперед.

Интернационалисты не просто не соглашались с традиционалистами, они просто их не принимали. 84% избирателей Клинтон заявили, что не очень хорошо понимают систему взглядов Трампа и куда он хочет повести страну. А вот 87% голосовавших за Трампа посчитали, что хорошо это поняли. При таком уровне взаимного непонимания и неприятия содержательность кампании не могла быть высокой. И главной задачей стала консолидация «своих». 

Традиционалисты объединялись одновременно и по прагматическим, и по мировоззренческим основаниям, сплавом которых собственно и явился традиционалистский подъем. Прагматической основой стал экономический протекционизм, а мировоззренческой – политический патриотизм, личная свобода (в том числе от чрезмерной политкорректности) и христианские ценности. Трамп победил среди всех христианских групп. Причем за него проголосовали наиболее религиозные христиане (чем чаще ходят в церковь, тем больше голосов).

А вот у интернационалистов главным маркером и инструментом консолидации стали уровень образования и усвоенные с ним либеральные идеи. Это позволило преодолеть разделительные линии в обществе (особенно имущественные, но в какой-то степени и расовые) и собрать «своих» среди бедных и богатых, в среднем классе, среди белых и небелых. С нашей точки зрения, эта мобилизация по образовательному признаку не была осмысленным элементом кампании Клинтон, а, скорее, естественным образом проявившейся способностью интернационалистов к самоорганизации и солидарности. 

Правда, в некоторых случаях мобилизация более образованных, видимо, помешала. Вряд ли бедные американцы, обремененные жизненными трудностями, хорошо понимали тех, благодаря кому 66% избирателей Клинтон посчитали «большой проблемой» изменение климата. Конечно, демократы не забывали про эгалитаризм и социальную справедливость, которые традиционно привлекали бедных на их сторону. 72% сторонников Клинтон назвали «большой проблемой» уровень неравенства между бедными и богатыми. Но все-таки бурная самоорганизация интернационалистов по мировоззренческим вопросам могла показаться совсем неблизкой бедным американцам. Они отвернулись от «умников» и заметно охотнее обычного проголосовали за кандидата-республиканца. Консолидировав «своих» во всех имущественных и расовых группах, интернационалисты, сами того, естественно, не желая, создали что-то вроде «образовательного ценза», теперь уже разделившего «умников» и остальных. Поэтому, собрав «своих» на понятной им мировоззренческой основе, интернационалисты одновременно оттолкнули от Клинтон некоторых бедных (верных сторонников демократов). И это усугубило разницу в голосовании в зависимости от образования.

Заключение

На выборах 2016 г. в США в полной мере проявилось противоречие между традиционалистами и интернационалистами. Оно зрело примерно одно поколение, оставаясь в тени других, более явных проблем. И, наконец, на последних выборах вышло на первый план. Правда, в основном для белых избирателей. Небелые (в большей степени афроамериканцы, в меньшей – латиноамериканцы и азиаты) голосовали в основном вместе с интернационалистами, хотя вряд ли по одним и тем же основаниям. Небелые и белые избиратели в 2016 г. голосовали, исходя из разных повесток дня. Но решающей стала именно повестка дня белых, спор между интернационалистами и традиционалистами, что, видимо, и создало широко распространенное ощущение расовой составляющей. Примечательно, что более образованные небелые чуть больше, чем необразованные, поддержали традиционалистов.

Личность Трампа стала катализатором, но разделение на традиционалистов и интернационалистов в любом случае нашло бы электоральное проявление. Не в 2016, так в 2020 году. Не будь Обама президентом, это противоречие, вероятно, в полной мере проявилось бы уже в 2012 году. Американская элита оказалась во многом не готова к столь явному проявлению этого феномена. Но по их итогам пришло осознание его важности и глубины. Вне публичного пространства и в демократическом, и в республиканском истеблишменте идет интеллектуальное осмысление разделения Америки на традиционалистов и интернационалистов.

Партиям придется вернуться к идеологической базе. С 2008 г. стабильно большой (60%) остается доля республиканцев, которые хотят, чтобы партия стала более консервативной. За тот же период существенно, с 33% до 49%, выросла доля демократов, желающих, чтобы их партия заняла более либеральные позиции. Казавшееся десять лет назад стабильным большинство в 57% за то, чтобы демократическая партия стала более умеренной, в последние годы испарилось (теперь «за» только 47%, а 4% затрудняются с ответом).

Необходимость возвращения к идеологической базе уловил еще Буш-младший. Но, видимо, и республиканский, и демократический истеблишмент упустили этот процесс. У республиканцев получили развитие «движение чаепития» и другие консервативные группы, которые оттягивают истеблишмент от центристских позиций. У демократов вроде было больше порядка. Но сработавшая на выборах 2016 г. самоорганизация интернационалистов, их мобилизация по образовательному цензу имеет поствыборное продолжение. Например, движение «Сопротивление» пока сфокусировано на критике персонально Трампа, но если оно выживет, то может занять более широкую нишу в общественной жизни и представлять взгляды образованных интернационалистов. И республиканские, и демократические активисты предпочли бы видеть в истеблишменте своих партий большую идейную последовательность и напоминают им о «базе».

Верхушке придется решать еще одну, даже более сложную, задачу. Необходимо не только вернуться к «базе», но и пересмотреть границы политического спектра, то есть определить, по каким направлениям и на какое расстояние «база» должна посылать свой политический сигнал и от каких социальных и экономических групп принимать обратную связь, учитывая их интересы при формулировании позиций «базы». Понадобится политический опыт, чтобы не выйти за невидимые крайности.

При всей значимости победы Трампа рано говорить о том, что долгосрочный либеральный тренд сломлен. Пока появилась основа для консервативной коррекции, может быть, глубокой и относительно длительной, но не для полной смены направления. Последнее возможно, если демократы откажутся признавать необходимость такой корректировки. Если интернационалисты вновь направят против традиционалистов, не имеющих красивой идеологической униформы, но вооруженных хоть какими-то практическими идеями (пусть примитивными протекционистскими), свое хорошо идеологически одетое, но пока вообще безоружное в плане прагматических идей образованное ополчение, то оно может быть сильно бито. Если же республиканцы и демократы возьмутся исследовать свои идеологические окраины, переформатируют политический спектр, скорректируют «базу» и с этих позиций вернутся к центру и способности поддерживать межпартийный консенсус по общенациональным вопросам, скорее всего, коррекцией все и ограничится.