Мей добавила и свои несколько капель яда в бушующую в регионе религиозную войну между суннитами и шиитами, сделав своей мишенью Иран. Она заявила, что у неё «ясный взгляд» на иранскую угрозу, перед по большей части фунтаменталистскими руководителя-суннитами Персидского залива, для которых слова «Иран» и «Сирия» — демонические и взаимозаменяемые.
В Бахрейне монархия обвинила мирный демократический подъём во время Арабской Весны 2011 года в том, что он был глубоко законспирированным иранским умыслом.
Позже в том же году я разговаривал с врачами, работавшими в госпитале в центра Манамы, столицы Бахрейна, где они лечили травмированных протестующих. После подавления — с помощью саудовских войск — демонстраций, врачей жестоко пытали за использование сложного медицинского оборудования, поскольку силы безопасности Бахрейна убедили себя, что это оборудование стало средством, через которое Иран передавал протестующим инструкции. И вот такую паранойю подпитывает Мей, а ведь независимое расследование не нашло никаких свидетельств иранского участия в протестном движении.
Опровержение Даунинг Стрит показательно верного мнения Бориса Джонсона, что Саудовская Аравия ведёт «марионеточную войну» на Ближнем Востоке, столь же лживо. Турция, Саудовская Аравия и Катар играют ведущую роль в финансировании и поставках вооружений экстремистам, джихадистским боевикам в Сирии, как руководители США — в том числе президент Обама и вице-президент Джо Байден, что подтверждено просочившимися документами — полностью прояснили.
Саудовская интервенция в Йемен, где воздушные удары опустошили страну с население 25 миллионов человек, отличается от других интервенций лишь тем, что роль саудовцев открыта, а страдания людей более массовые.
Оскорбительная и позорная позиция Британии в Заливе представляет собой, вероятно, отчаянную попытку найти новых союзников в стремлении к Брекситу. Может показаться, что это — удобный момент, ведь победители и побеждённые в войнах, охвативших Сирию и Ирак за прошедшие пять лет, становятся очевидны. Единственный удивительный аспект британской инициативы в том, что мы, по-видимому, как и в Ираке и Афганистане, присоединяемся к проигрывающей стороне.
Сейчас в Сирии наступает решающий момент, поскольку сирийская армия и её союзники берут под контроль восточное Алеппо, последний крупный городской анклав вооружённой оппозиции. Эта победа означает, что президент Башар аль-Асад останется у власти, что до недавнего времени многие его враги были склонны игнорировать. Трогательно несвоевременно относительно подобного развития событий на полях сражений, британская политика остается прежней — Асад должен уйти, до этого не будет никакого политического прогресса.
Столь же решающий момент и в Ираке, хотя силы безопасности добились меньшего прогресса, чем в Алеппо, выдавливая ИГИЛ* из Мосула к востоку от реки Тигр. ИГИЛ размещает мобильные отряды опытных бойцов, они скрыты в огромной сети тоннелей, их поддерживают сотни террористов-самоубийц, снайперов и миномётчиков. По данным ООН иракские силы безопасности в ноябре потеряли почти 2000 солдат, но превосходящие в огневой мощи и численности правительственные войска, поддерживаемые с воздуха возглавляемой США коалицией, вероятно, в долгосрочной перспективе сокрушат ИГИЛ.
Победы Асада и правительства в Багдаде будут в ближайшие десятилетия определять политический ландшафт Ближнего Востока. Войны были столь долгими и жестокими потому, что Сирия и Ирак стали полями сражений, где более полудюжины стран сражались по собственным причинам. Начиная со второй половины 2011 года наступление и отступление всех сторон в Сирии определялось тем, какую поддержку они могли получить от внешних сторонников — Турции, Саудовской Аравии и Катара для боевиков и России, Ирана и Хезболлы для Асада — в смысле людей, финансов, вооружений, снаряжения и авиа-ударов.
Это региональная война, и её итоги повлияют на весь регион от Пакистана до Нигерии, а поскольку это ещё и религиозный конфликт в первую очередь, но исключительно между суннитами и шиитами, это влияет на все 1,6 миллиарда мусульман в мире.
Но как можно быть уверенными, что мы наблюдаем поворотный момент в столь сложной битве с участием столь многих игроков с настолько различными интересами?
ИГИЛ и вооружённая оппозиция в Сирии, ведомая Джабхат аль-Нусрой*, ранее связанной с аль-Каидой, ведут квази-партизанскую кампанию, в которой потери или приобретение территории не обязательно показывают, кто именно побеждает. Главные перемены в битве за восточный Алеппо по сути своей политические. Нусра, Ахрар аль-Шам и крупные группировки боевиков получили не большую помощь, словесную или материальную от бывших спонсоров в Турции, Саудовской Аравии и Катара. Если эти трое не поддержали боевиков, когда те ещё удерживали восточный Алеппо, маловероятно, что они будут это делать, когда боевики его потеряли.
Романтический образ героических партизан, в одиночку где-то восставших в мире всегда преуменьшал степень их зависимости от внешних игроков. Вероятно, Турция и саудовцы могли выдерживать низкий уровень партизанской войны против Асада долгое время, но рисковали получить возмездие победоносного правительства, стоящего на стороне шиитов.
Самыми большими проигравшими в этой войне оказались суннитские арабские сообщества в Ираке и Сирии, которые потерпели поражение в своей длительной борьбе за власть с шиитами и курдами. Сирийские изгнанники и сочувствующие им СМИ преуменьшали религиозную и этническую составляющие конфликта, как и шиитская и курдская иракская оппозиция в изгнании перед возглавляемым США вторжением 2003 года, чтобы соблазнить США свергнуть Саддама Хусейна. «Мы будем новыми палестинцами», жаловался мне молодой журналист из города Рамади незадолго до того, как 70% его города были разрушены воздушными ударами США и артиллерии иракской армии.
Иран — пока победитель в этом историческом конфликте. Он был важным союзником Асада с 2011-го по 2015-й, когда Россия вмешалась в конфликт своими воздушными силами. Страх быть уничтоженными ИГИЛ и клонами аль-Каиды сплотил шиитские сообщества даже с различной теологией. В целом решимость иранцев и русских поддержать Асада всегда была глубже, чем противоборствующего альянса суннитских государств, возглавляемого Турцией и Саудовской Аравией, сменившими Катар в качестве основного иностранного сторонника сирийских повстанцев в 2013 году.
Россия в сирийской войне восстанавливается как великая держава, если не сверхдержава. Для Москвы это был идеальный конфликт, поскольку Асад всегда был сильнее, а его внутренние оппоненты — слабее, чем казалось. Президенту Путину не пришлось разворачивать гигантские ресурсы, чтобы решительно изменить положение. Хотя Путина на Западе сильно демонизируют, но желание западных правительств избавиться от Асада постоянно сокращается, поскольку становится ясно, что единственная альтернатива ему — ИГИЛ или Нусра.
Правительства и общество на Ближнем Востоке стремятся преувеличить или преуменьшить американское влияние в регионе. В действительности позиции США остаются сильными, когда любое иракское подразделение приближается к Мосулу, включая и американского солдата, который наводит воздушные удары, за сценой США организуют логистику всей операции. В Сирии военный альянс США в курдскими ополченцами крайне эффективен в выдавливании ИГИЛ и закрытии границы с Турцией.
Британские официальные лица и дипломаты, по-видимому, теряют ощущение достижимого. Всего год назад Дэвид Кэмерон объявил, что Британия примет участие в войне против ИГИЛ в Сирии с апломбом Генриха V, высаживающегося во Франции перед битвой при Ажинкуре. Последующие девять месяцев видели 65 воздушных ударов Королевских Воздушных Сил при отсутствии определяемых целей и союзников на земле. Как и в Ираке в 2002 году, Афганистане в 2006-м и Ливии в 2011-м, британские претензии на большее влияние в Заливе разрушены ограниченностью знаний и неадекватными ресурсами.
Примечание:
* — группировки, запрещённые в РФ.
