Резюме:5 декабря на факультете мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ прошла конференция «Лицемерие против дипломатии: как неискренность погубила мировой порядок после холодной войны». Участники дискуссии резюмировали, что без лицемерия дипломатия невозможна, но оно же оказывается источником многих, если не большинства, современных проблем.

5 декабря на факультете мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ прошла конференция «Лицемерие против дипломатии: как неискренность погубила мировой порядок после холодной войны». Она была организована журналом «Россия в глобальной политике» и Советом по внешней и оборонной политике при участии фонда «Институт социально-экономических и политических исследований» и Центра либеральных стратегий (София). Участники дискуссии резюмировали, что без лицемерия дипломатия невозможна, но оно же оказывается источником многих, если не большинства, современных проблем.

Перед собравшимися встала непростая задача – им предстояло подвергнуть критической рефлексии четверть века постбиполярной истории международных отношений с привычного и одновременно необычного ракурса. Хотя проблема недоверия и лжи в дипломатии всегда оставалась в экспертном дискурсе одной из наиболее общих тем, детального обсуждения роли лицемерия в современной политике почти не велось, что, как во многом показало обсуждение, – большая ошибка. В этой связи многие поставленные вопросы, на первый взгляд казавшиеся риторическими, на деле оказались трудноразрешимыми.

Какова роль лицемерия в дипломатии, стало ли его в нынешней мировой политике больше по сравнению с предыдущими эпохами? Как ложь, используемая как дипломатический инструмент, навредила современным отношениям России и Запада и способствовала росту наблюдаемой ныне почти повсеместно геополитической напряженности? Был ли постбиполярный международный порядок построен на ценностях или лицемерии и есть ли между ними разница? О будущем – означает ли триумф «правых» на Западе, прежде всего – победа Дональда Трампа в США наступление эры более честной политики и приведет ли это к формированию более устойчивой модели отношений?

Главный вывод, с которым согласились все – со времен окончания «холодной войны» лицемерия в мировой политике стало больше. Это и одна из причин сегодняшнего роста напряженности в международных делах, и его следствие. После окончания холодной войны все ключевые мировые игроки и сам выстроенный после распада СССР международный порядок, понесли колоссальные репутационные издержки, что сегодня фактически блокирует любую эффективную дипломатию в качестве инструмента разрешения крупных противоречий. Характерный и яркий пример – Сирия. При всей значимости проблемы и существования конкретных мер по ее решению, именно полная уверенность всех вовлеченных региональных и глобальных игроков в обоюдной непорядочности делает дипломатическое урегулирование кризиса почти невозможным.

В этой связи возникает логичный и в чем-то оправданный соблазн принять лицемерие как норму. В ходе дискуссии указывалось, что ложь была и остается постоянным и необходимым спутником дипломатии, во многом характеризующим ее эффективность (эффективная ложь = эффективной дипломатии), а значит можно всерьез обсуждать конкретные формы и уровень лицемерия (читай – беспардонности) в мировой политике, но не его само, так как ложь по большому счету политикой и является. «Препарирование» политического лицемерия как проблемы с этой точки зрения является бессмысленным – проблемы как таковой и нет, так как растущий уровень лжи и недоверия лишь ретранслирует нарастание противоречий, но не является драйвером процесса. В пользу такого подхода говорит то, что лицемерие, в том числе и в современных российско-западных отношениях, обоюдно. В этом контексте российские участники дискуссии неоднократно упоминали вторжение США и возглавляемой ими коалиции в Ирак (откровенная ложь по поводу оружия массового уничтожения в стране), а западные – российскую операцию в Крыму (вначале яростно отрицаемую, затем – с гордостью и показательно признанную).

В то же время, само по себе постоянное возвращение к прошедшим и, казалось бы, забытым историям (а в ходе дискуссии в качестве таковой неоднократно упоминался и Крым) и повторение рефлексии в их связи демонстрировали неготовность большей части участников дискуссии принять в полной мере макиавеллевсий абсолют в качестве отправной точки анализа. Неоднократно указывалось, что сложившийся сегодня уровень недоверия между мировыми лидерами является беспрецедентным, его трудно сравнивать даже с периодом холодной войны – тогда, по общему признанию, при всех идеологических разночтениях и крайне высоких ставках доверия и предсказуемости в отношениях между Москвой и Вашингтоном было больше. Показательно упоминание одним из присутствовавших на встрече бывших дипломатов формулы о допустимости в дипломатии коварства, но недопустимости обмана. Лицемерие же как раз характеризуется целенаправленной ложью в попытке казаться лучше, чем ты есть на самом деле. 

Выделить лицемерие в некое отдельное качество внешней политики (разведя его с дипломатией) оказалось непросто. Предпринятая попытка четко определить роль лицемерия в политике, суть и цель которой нередко сводится к систематическому обману в интересах своего государства, и то какие правила (если таковые вообще требуются) должны определять использование лжи в дипломатии, выявила несколько интересных идей.

Следует по-видимому выделить «внешнее» и «внутреннее» лицемерие. Первое направлено на других участников международной жизни и его-то и считают оправданным сторонники классического макиавеллевского подхода.  Внешнее лицемерие может вести к пагубным последствиям, так как иссушает репутационный капитал – один из активов современных государств, который по мнению участников дискуссии будет набирать цену в будущем и который у большинства нынешних игроков очевидно в дефиците. Внешнее лицемерие, включая и дипломатию, и средства пропаганды призвано оказывать поддержку внешней политике и в той или иной степени присуще всем государствам и необходимо (опять же – до известной степени).

«Внутреннее» лицемерие – сознательная попытка власти исказить представление о себе и государстве во внутреннем диалоге с народом (а нередко и с самой собой) – более опасно. Главный риск – часто неизбежное заражение элит искаженными представлениями о самих себе, когда надетая маска, что называется, прирастает к лицу – лицемерие становится из сознательного неосознанным. Пропаганда, внешняя и внутренняя, трансформируется из выверенного инструмента прагматики в средство самоубеждения в собственной правоте. В этом случае неизбежно и внешнее лицемерие в самых рискованных формах.

От «внутреннего» лицемерия не застрахован никто. История демонстрирует, что под его обаяние попадали и тоталитарные режимы (в ходе обсуждения звучали и классические примеры вроде гитлеровской Германии, и более современные), и авторитарные. Не застрахованы от самообмана и демократии, что ярко демонстрирует современный Запад, во многом себя дискредитировавший (со многими тезисами и примерами не спорили и европейские и американские гости). На определенном этапе дискуссия вышла далеко за рамки обсуждаемой темы, сместившись в сторону философской рефлексии о современных политических системах. Если резюмировать кратко – демократия за последние четверть века обнажила многие свои недостатки и нанесла себе большой репутационный урон как система, предполагающая позитивное развитие (демократия – не средство достижения благосостояния, а ее результат, причем по-видимому не конечный). Ясных альтернатив пока нет, но уже появляются интересные эксперименты: прежде всего – Китай, по-видимому стоит внимательно следить и за развитием феномена «трампизма» в США. Вырастут ли из этих экспериментов качественно новые политические формы и будут ли они более или менее лицемерны в своей внешней политике – скоро выяснится.

Здесь возникает своего рода «серая зона». Искаженные представления о себе и мире, переставая быть для государства и элит (будь то авторитарных или демократических) обманом и трансформируясь в самообман девальвируют и само понятие лицемерия как осознанной лжи в своих интересах. Лицемерие перестает быть собой, подменяясь верой в искаженную реальность. Во внешней политике это может вести к ошибкам и стратегическим катастрофам – здесь  участники дискуссии вновь неоднократно упоминали иракскую кампанию 2003 г. и последующую ближневосточную политику Запада в целом. Тем самым поднята другая, противоположная макиавеллевскому реализму крайность – постмодернистского представления о субъективности всего и как следствии – отсутствие объективного. В отсутствие объективной реальности не приходится говорить и о лицемерии – лицемерием по сути является все.

На практике проблема субъективного восприятия выражается в феномене конструирования нарративов, определяющих массовое сознание – особенно в век информационных технологий и господства традиционных и интернет-медиа.  Обсуждение проблемы расширения НАТО как одного из ярких примеров лицемерия (с российской точки зрения – конечно западного, хотя представители ЕС и США говорили и о российском лицемерии применительно к дискуссии о европейской безопасности и роли НАТО в ней) в очередной раз продемонстрировало принципиально различное восприятие проблемы в рамках российского и западного дискурса. Российские участники справедливо указывали, что в 1990-е гг., несмотря на многочисленные заверения в обратном, блок был де-факто трансформирован из оборонительного (каким он был в период холодной войны) в наступательный, а решение о его расширении на восток не просто никак не обсуждался с Россией – Москву попросту игнорировали. Вместо этого России предлагались заведомо пустые форматы сотрудничества (в частности и прежде всего – Совет Россия-НАТО), по большому счету маскирующие и легитимирующие – по крайней мере с точки зрения Запада – экспансию альянса.

Западные же участники признавались в том, что реакция России в начале 1990-х – когда принималось принципиальное решение о расширении альянса – по большому счету просто и не была частью дискуссии. Вашингтон и европейские столицы в этот период были озабочены прежде всего сохранением НАТО как института и поиском для него нового круга задач, которым стала поддержка постсоциалистического транзита в странах Восточной Европы. Указывалось и на то, что расширение организации обеспечило бескровное объединение Европы (но без России, которую несмотря на многочисленные форматы сотрудничества никогда не рассматривали как потенциального кандидата – и здесь даже западные участники согласились, что было проявлено допустимое с их точки зрения лицемерие). При этом, некоторые иностранные представители говорили о том, что в период обсуждения вопроса о дальнейшей судьбе НАТО они высказывались против его расширения, так как это влекло за собой разделение континента. Но центральным вопросом дискуссии этот вопрос никогда не был.

В условиях конфронтации, выросшей из этих противоречий, когда каждая из сторон тяготеет к демонизации противника, интерпретация действий именно как лицемерия – норма (что само по себе также является нарративом). Однако принципиально разная структура дискуссии о расширении НАТО в 1990-е гг. указывает на то, что как минимум некоторые решения были продиктованы не расчетом, а банальным отсутствием понимания интересов и фобий партнера в условиях господства на Западе и в России принципиально разных нарративов по вопросу о характере российско-западных отношений, европейской безопасности и будущему Европы, принципах мироустройства после окончания холодной войны.

Однако при всей философской важности такого разделения, с точки зрения политической практики разница между лицемерием (обманом) и нарративом (зачастую, той или иной степени – самообманом) оказывается невелика (зато высока цена ошибки). Политика, основанная не на лицемерии, а на господстве ошибочных представлений о намерениях и потребностях партнера хотя и является более целостной морально, ведет к стратегическим просчетам, которые могут нанести не меньший урон международной стабильности, чем сознательный обман. С этой точки зрения интерпретация политики Запада по продвижению НАТО как лицемерной или ошибочной не так важна – результатом стал обоюдный острый кризис доверия. Многие участники дискуссии указывали (возможно – до некоторой степени ностальгически) на то, что Запад и Россия были искренни в своих подходах (в значительной степени – дружественных) друг к другу после распада СССР, но неправильная интерпретация намерений  и принципиально различные взгляды на историю и постбиполярное мироустройство привели к росту недоверия.  

Парадоксально, но главной причиной качественного роста осознанного или притворного непонимания Россией, Китаем и другими странами – Запада, а Западом – всех остальных, кроется как раз в попытке морализации политики на основе победившей в холодной войне идеологии. Интенсивная экспансия ценностей в дипломатию в последние десятилетия была призвана отбросить господствующий даже в период холодной войны подход в стиле Realpolitik, основанный на «внешнем» лицемерии». В итоге «внешнее» лицемерие вытеснено «внутренним» – сначала на самом Западе, а затем благодаря политике «мягкой силы» (в самых экстремальных формах принявших характер «цветных революций») – во многом и вне его.  В этом смысле химеры российско-западных отношений с 1990-х гг., по сути, представляли собой самообман обоих. Возможно, именно этим объясняется болезненное восприятие российских «жестких» контрударов в Грузии и на Украине, делающих, несмотря на эскалацию информационных войн, российско-западные отношения внутренне более честными.

Пришедший на смену идеализму 1990-х – начала 2000-х гг. цинизм современной политики остается единственной формой нормального взаимодействия и диалога между по-прежнему исповедующими разные нарративы игроками. Яркий пример, которому была посвящена отдельная сессия – Украина, во многом ставшая символом обоюдного лицемерия и обмана (или колоссального стратегического просчета одной из сторон, а возможно обеих). Показательно признание одного из иностранных участников, что в Европе просто не понимали, какое внимание в России уделялось связке между НАТО и ЕС и расширением этих двух форматов – ведь в Брюсселе в условиях известной конкуренции институтов они рассматривались раздельно, Москва не без оснований рассматривала их как общую угрозу (евроатлантические институты). Во многом поэтому расширение ЕС на Украину трактовалось в европейских столицах как приемлемый шаг, в России же расширение европейских институтов (даже в усеченной форме – в формате ассоциации) было истолковано как пересечение «красной линии» – в немалой степени из-за уже вызревшего к тому времени огромного недоверия к Западу.

При этом и сама Россия, по мнению иностранных участников, не поняла и не оценила западных намерений, шокировав европейские столицы своей чересчур наступательной политикой (в Москве она интерпретируется как сугубо оборонительная). Шоком для Германии, например, стал кредит в 15 млрд долл., предоставленный Виктору Януковичу осенью 2013 года. В Берлине его восприняли как попытку «оторвать и привязать к себе» Украину, которую там рассматривали уже практически в качестве своего клиента. Последовавшие за февралем 2014 г. события и российское отношение к власти, установившейся Киеве, действия в Крыму и на востоке Украины лишь подтвердили сформировавшийся еще в 2000-е гг. (а возможно никуда и не уходящий) тезис о патологическом лицемерии Москвы, но позже запустили важный процесс внутренней рефлексии в самом Западе – который, возможно, приведет к более честному отношению к самому себе и к своим партнерам. Такой честный разговор – сделали вывод участники дискуссии – необходим и России. Возможно именно его отсутствие в российско-западных отношениях стало одной из причин тупика, в котором они в итоге оказались.

Главным открытым вопросом дискуссии стал будущий облик американской и мировой дипломатии после прихода к власти Дональда Трампа в США и вероятного роста влияния правых в Европе. Очевидный отказ нового американского президента от многих элементов 25 лет и подчеркнутая ориентация на деловой подход если и не означают исхода ценностей из дипломатического искусства, то, по крайней мере, являются индикатором его прагматизации под напором системных проблем, накопившихся на Западе. Однако, характеризуя вероятный облик будущей внешней политики Трампа, участники обсуждения так и не сошлись в оценке ее возможного содержания и влияния на  международный порядок. Показательно, что если российские участники относились к фактору Трампа скорее позитивно, надеясь на более честный и открытый диалог, как раз западные представители в большинстве указывали на лицемерие нового президента, вменяя ему в вину отход от ценностей (следование ценностям – это как раз и есть честность по отношению к себе и к другим). Бесспорно, однако, что победа Трампа уже внесла небольшой позитивный вклад, запустив на Западе непростой внутренний диалог о самом себе и его роли в мире.

Резюмируя, участники дискуссии сошлись в главном. Лицемерие, в отношении других и порой – себя, является неотъемлемой частью дипломатии. Однако как инструмент дипломатии она должна быть подчинена ее задачам, а не определять ее облик. В этом видимо кроется секрет более честных, а значит устойчивых отношений, лежащих в основе международного порядка.