С
большим интересом послушал выступление Константина Райкина на седьмом
съезде Союза театральных деятелей России, в котором речь шла об очень
трудных, очень опасных и очень страшных временах, наступивших в России. С
точки зрения руководителя театра «Сатирикон», российская жизнь стала
жуткой и ужасной. Это уже даже не жизнь, а сплошная мука.
«Мне
кажется, сейчас очень трудные времена, – заявил Константин Аркадьевич, –
очень опасные, очень страшные; очень это похоже… Не буду говорить, на
что. Но сами понимаете. Нам нужно вместе очень соединиться и очень
внятно давать отпор этому».
Прям как в «Гарри Потере»: похоже,
произошло «сами-знаете-что» из-за «сами-знаете-кого». Одним словом:
«возьмёмся за руки друзья, что б не пропасть поодиночке»!
Что же тревожит и заставляет трепетать от страха Константина Райкина?
Как
оказалось – «наезды на искусство». Наезды «совершенно беззаконные,
экстремистские, наглые, агрессивные, прикрывающиеся словами о
нравственности, о морали, и вообще всяческими, так сказать, благими и
высокими словами: «патриотизм», «Родина» и «высокая нравственность»».
Причём
наезды эти осуществляют «группки оскорбленных якобы людей», которые
«закрывают спектакли, закрывают выставки, нагло очень себя ведут» и при
этом к ним «как-то очень странно власть нейтральна — дистанцируется».
Т.е.
какие-то наглые твари не ценят высокое искусство, пытаются с ним
бороться, а власть при этом очень подозрительно сидит, сложа руки и
никого из этих тварей не хватает, в наручники не заковывает, никому из
них руки не выкручивает, в тёмные подвалы не тащит, и высокое искусство
от восставшего хама автоматчиками не боронит. Дистанцируется, одним
словом.
С точки зрения Константина Аркадьевича это – «безобразные
посягательства на свободу творчества, на запрет цензуры». А запрет
цензуры («многовековой позор вообще отечественной нашей культуры, нашего
искусства») — лучшее, что случилось за последние 25 лет.
Понятное
дело, что для творческой личности любой выпад в сторону её творений –
проявление величайшего зла. Обратите внимание, как горько рыдает
маленький ребёнок в песочнице, когда другой малыш цинично наступает
ногой на его песочную пасочку. А ведь великое искусство это не песочные
пасочки, это проявление высшей человеческой свободы! Свободы
художественного творчества!
И вот какой-нибудь творец лепит свою
высокохудожественную «пасочку», выставляет её на всеобщее обозрение, а
тут вдруг появляются хамы, прикрывающиеся словами о нравственности,
морали, патриотизме и Родине, и начинают эту взлелеянную «пасочку»
топтать своими грязными сапогами. И власть при этом не сносит им головы
из автоматов. Власть глумливо дистанцируется.
Константин
Аркадьевич знает, что «словами о нравственности, Родине и народе, и
патриотизме прикрываются, как правило, очень низкие цели». Не верит
руководитель театра «Сатирикон» «этим группам возмущенных и обиженных
людей, у которых, видите ли, религиозные чувства оскорблены». «Не верю! –
восклицает он. – Верю, что они проплачены. Так что – это группки
мерзких людей, которые борются незаконными мерзкими путями за
нравственность, видите ли».
По мнению Райкина, «вообще не надо
общественным организациям бороться за нравственность в искусстве.
Искусство имеет достаточно фильтров из режиссеров, художественных
руководителей, критиков, души самого художника. Это носители
нравственности. Не надо делать вид, что власть – это единственный
носитель нравственности и морали. Это не так».
Судя по последней
фразе, Константин Аркадьевич глубоко уверен в том, что это власть
борется с искусством, власть хочет вернуть цензуру, власть подсылает к
творческой интеллигенции своих мерзких, проплаченных наймитов в грязных
сапогах, чтобы они цинично топтали и поливали мочой «пасочки» великого
искусства.
Одним словом, речь идёт о том, что сейчас
«сами-знаете-кто» хочет вернуть обратно «не просто во времена застоя, а
еще в более давние времена — в сталинские времена».
Для Райкина
российская власть это враг, который пытается «прогнуть» искусство под
свои интересы, маленькие конкретные идеологические интересы. Не больше,
не меньше.
С точки зрения Константина Аркадьевича, «умная власть
платит искусству за то, что искусство перед ней держит зеркало и
показывает в это зеркало ошибки, просчеты и пороки этой власти. А не за
то платит власть, как говорят нам наши руководители: «А вы тогда и
делайте. Мы вам платим деньги, вы и делайте, что надо». А кто знает? Они
будут знать, что надо? Кто нам будет говорить? Я сейчас слышу: «Это
чуждые нам ценности. Вредно для народа». Это кто решает? Это они будут
решать? Они вообще не должны вмешиваться. Они должны помогать искусству,
культуре».
Т.е. власть обязана содержать творцов и их великое
искусство за счёт народных денег, при этом оберегать его от народа
(ничего не понимающего в искусстве), и в это искусство своими грубыми
ручищами и тупыми мозгами не лезть, ибо искусство сфера тонких материй.
В
общем-то, отчаянный вопль Райкина я могу понять. Творческие люди
действительно не любят, когда их творчество кто-то не понимает, не
принимает и уж тем более против него протестует. Правда, не совсем
понятно, почему в свободном, гражданском обществе, одни граждане имеют
право творить и нести свои творения в массы, а другие граждане не имеют
право реагировать на данные творения по собственному усмотрению. Ведь
для кого-то определённый продукт искусства не более чем моча, которой
периодически поливают тех, кто этот продукт произвёл.
Что, у
кого-то есть особые полномочия отделять искусство от мочи? Чем,
например, мнение Райкина о творчестве американского фотографа Джока
Стерджеса правильнее мнения, рядового Иванова, который видит в этом
творчестве порнографию? И почему этот Иванов не имеет права, исходя из
своих представлений об искусстве и морали, потребовать закрытия выставки
Стерджеса?
Константин Аркадьевич юлит, когда заявляет, что
творцы сами являются «фильтрами» и «носителями нравственности». Дело в
том, что искусство очень часто находится вне рамок морали и даже вне
рамок нравственности, потому что претендует на абсолютную свободу
самовыражения, а также претендует на некие истины, находящиеся «по ту
сторону добра и зла». В этом суть искусства как такового. Особенно
искусства эпохи постмодерн.
Но проблема в том, что не всякий
человек может спокойно воспринимать искусство за рамками присущей ему
морали и нравственности. И здесь возникает антагонистическое
противоречие, которое Райкин, в силу своих психологических особенностей и
принадлежности к искусству, в упор не видит.
Поэтому, с его
точки зрения, если искусство противоречит чьей-то морали и
нравственности, то – к чёрту эту мораль и нравственность! Даёшь
абсолютную свободу творчества! И плевать если это творчество кого-то
оскорбляет! Утрутся. Переживут.
Ну а чтобы было проще
воспринимать несогласных с радикальными проявлениями современного
искусства, Константин Аркадьевич смотрит на них как на продажных
наймитов «сами-знаете-кого». Здесь, кстати, срабатывает традиционная
либеральная установка, когда всякого не согласного с либеральной
доктриной автоматически записывают в продажные твари Кремля. С точки
зрения либерала, есть лишь либералы (умные, свободные и прекрасные) и
прислужники «сами-знаете-кого». Третьего не дано. В существование людей,
искренне думающих иначе, чем либералы, либералы не верят. Либерал в
принципе не может себе представить, что кто-то может быть не либералом,
при этом, не будучи рабом «сами-знаете-кого».
Райкин мыслит
аналогичным образом. С его точки зрения не может умный, образованный и
порядочный человек выступать против абсолютной свободы искусства, даже
если это искусство – голая ж…па в рамочке, прибитая гвоздями к мостовой
мошонка или фотовыставка «героев АТО», на руках которых кровь стариков,
женщин и детей.
Кроме этого, рассуждая о том, что кто-то «хочет
прогнуть искусство под интересы власти», «маленькие конкретные
идеологические интересы», и тем самым заявляя о том, что искусство
находится вне всякой идеологии, Константин Аркадьевич либо лукавит, либо
откровенно тупит.
Реальность такова, что любое искусство, так
или иначе, находится в жёстких рамках той или иной идеологии. Любая
картина, стихотворение, роман, пьеса, фильм или музыкальное произведение
несут в себе какую-то идею, тем самым становясь частью какой-то
идеологии. Искусство невозможно вне идеологии. Другое дело, что
идеологии бывают разные, и не обязательно политические. Идеологическое
искусство это не только художественная выставка картин, посвящённых
Ленину, но также – фотовыставка голых нимфеток американского фотографа
Джока Стерджеса или пляска в Храме Христа Спасителя панк-группы Pussy
Riot. В каждом случае присутствует идеология, в которую заложена
определённая идея, смысл и цель.
И тут мы подошли к самому
важному: искусство – это форма идейно-психологического воздействия на
сознание человека. Поэтому то или иное проявление искусства может быть
для общественного сознания, культуры, общества, государства либо
конструктивным (созидательным), либо деструктивным (разрушительным). В
связи с этим государство и общество не могут полностью дистанцироваться
от искусства, если они не хотят оказаться под
деструктивным/разрушительным идейно-психологическим воздействием
определённых проявлений искусства.
Поэтому только дурак или
социопат может призывать к полной ликвидации всех форм цензуры. Это для
творческой личности, безвозвратно ушедшей в «астрал» своих
художественных порывов, любое ущемление свободы творчества – абсолютное
зло, а для общества – форма самосохранения и выживания. И если цензура
вдруг полностью исчезнет, велика вероятность того, что общество просто
будет вытолкнуто творческими порывами сумасшедших индивидов за рамки
всякой морали и нравственности, что неизбежно приведёт это общество к
разложению и самоуничтожению. История знает немало подобных примеров.
Мне
очень жаль, что Константин Аркадьевич до сих пор не понял, что
цензура, в той или иной форме, существовала и существует в любом
обществе и государстве. В том числе и на Западе. При всём кажущемся
либерализме западных стран, в них действует жёсткая государственная и
общественная цензура, распространяемая на все виды и формы создания и
распространения идей, в том числе связанных с искусством.
Другое
дело, что господствующая на Западе мостмодернистская мораль, во многом
весьма сильно отличается от нашей традиционной морали. И те деятели
российского искусства, которые ориентированы на западное,
постмодернистское представление о морали, автоматически вступают в
конфликт с русской традиционной моралью, воспринимая её как
государственную и общественную «цензуру». Отсюда и страх Константина
Райкина. Ведь он видит то, чего нет, и не видит того, что есть.
На
самом деле конфликт происходит не между искусством и цензурой, как ему
кажется, а между двумя несовместимыми моралями, на которых зиждется
западное и российское общество. Источник: andreyvadjra.livejournal.com.
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Чтобы писать комментарии Вам необходимо зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
» Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации. Зарегистрируйтесь на портале чтобы оставлять комментарии
Материалы предназначены только для ознакомления и обсуждения. Все права на публикации принадлежат их авторам и первоисточникам. Администрация сайта может не разделять мнения авторов и не несет ответственность за авторские материалы и перепечатку с других сайтов. Ресурс может содержать материалы 16+
