…Есть, безусловно, некая мрачноватая ирония в совпадении «юбилейных чествований» двух событий, сыгравших самую разрушительную роль в истории «Красной империи» СССР в частности и русской государственности ХХ века вообще.

«Фултонской речи» представителя младшей, едва ли не побочной ветви древнего британского рода герцогов Мальборо, сэра Уинстона Черчилля, и выступления на ХХ съезде коммунистической партии восставшего против памяти «хозяина» придворного «злого клоуна» «красного императора» Иосифа Сталина Никиты Сергеевича Хрущева.

Тут все просто.

«Фултонская речь», как бы к ней ни относились ее апологеты по обе стороны океана и ее противники, была прежде всего, по сути, объявлением «нового типа войны» против советского государства, а именно «войны холодной». Войны абсолютно «нелегитимной» с точки зрения существовавшего на тот момент мирового права и, по факту, абсолютно предательской, потому как была направлена против совсем еще недавнего союзника по «антигитлеровской коалиции», с которым совсем недавно был заключен «ялтинско-потсдамский мир».

Но от этого ничуть не менее безжалостной.

И – более того.

Войной, в которой «все средства хороши» и откровенно направленной на полное как идеологическое, так, по возможности, и физическое, уничтожение недавнего союзника, а теперь главного и основного противника.

Еще раз: тут все просто.

И донельзя цинично.

Дело в том, что в то время на Западе, как в широких народных массах, так и в либеральных и социалистически настроенных кругах «политического класса» сохранялась уверенность, что дружественные и союзнические отношения с СССР, сложившиеся во время войны, можно будет сохранять и дальше. Претензии СССР в этих кругах на часть европейских (и не только, кстати) территорий рассматривали как законную заботу о собственной безопасности, а также необходимость компенсации за страдания и жертвы, понесённые советскими людьми во время войны.

Ни сэра Уинстона, ни, не так давно отбомбившегося по гражданскому населению японских городов Хиросима и Нагасаки, «президента-бастарда» Гарри Трумэна, ни представляемые ими круги политического истеблишмента обеих англосаксонских империй эта картина мира, соответственно, вообще ни разу не устраивала.

И, самое в этом грустное, то, что они, пусть и не сами лично, но все-таки победили.

В 1992 году директор ЦРУ США Роберт Гейтс прошел «парадным шагом» по Красной площади, под аплодисменты своих «русских либеральных друзей» из тогдашней российской власти и открыто заявил под телекамеры: «Здесь, на площади, возле Кремля и Мавзолея, я совершаю одиночный парад победы и принимаю капитуляцию». «Величайшая геополитическая катастрофа ХХ века» свершилась: Советский Союз был окончательно уничтожен наследниками сэра Уинстона и мистера Трумэна.

Тут дело не в этом.

Этого бы все равно никогда не произошло, если бы через ровно десять лет после произнесения сэром Уинстоном «фултонской речи», партийная номенклатура во главе с Никитой Хрущевым не произвела, будем называть вещи своими именами, партийный государственный переворот уже в самом СССР.

Потому как, если смотреть на результаты ХХ съезда и последствия не менее знаменитого, чем «фултонская речь» доклада Хрущева чисто, скажем так, политико-математически, без общегуманитарных аспектов, абстрагировавшись от них, то с точки зрения государства итогом ХХ съезда партии было ровно то, что записано в итоговых его документах. «Возвращение к принципам ленинской партийной политики» и переход власти в стране от «советских органов» в руки партийной номенклатуры.

Мучительно, а иногда и довольно изуверски выстраиваемая Сталиным (при нем даже съезды партии в последние годы собирались весьма не регулярно, а его речь на девятнадцатом съезде сводилась к формальному приветствию «участников» и помещается на одной страничке, более Сталин в работе съезда участия не принимал) народная демократия, осуществлявшая власть через «советы всех уровней» (если помните, даже героиня великой Веры Марецкой, «простая русская баба», была отнюдь не делегатом партийного съезда, а депутатом Верховного Совета – и это для сталинских времен было вполне знаково), была единомоментно уничтожена. И, через некоторое время (заставшие последние годы СССР это помнят) даже Верховный Совет СССР превратился в абсолютную декорацию, просто утверждающую текущие решения именно партийной верхушки. Были уничтожены как «управленческие лифты» (о «тридцатилетних сталинских наркомах» можно было больше даже и не мечтать), так и любая властная конкуренция.

После чего разрушение советской государственной машины стало только вопросом времени и воздействия внешних факторов: любая замкнутая корпорация рано или поздно приходит к неминуемому вырождению, это известный исторический и управленческий закон.

А более замкнутую корпорацию, чем партийная номенклатура «с чадами и домочадцами» и окружающий ее «обслуживающий персонал», включая «абстракцитов и пидарасов» (с, Н.С. Хрущев) при всем желании было бы, наверное, трудно даже элементарно и отыскать.

И поэтому лично для меня отнюдь не удивительно, что годовщину «фултонской речи» и «доклада Хрущева» у нас в стране «отмечают» одни и те же люди. Потому как именно они и есть прямые потомки как внешних врагов, так и внутренней номенклатурной гнили, разрушивших в итоге государство под именем СССР. И тут уже не столь важно, на чьей именно стороне была «моральная правота». Потому как, как бы ни были «светлы цели», средства их достижения в лице разрушения одной из величайших мировых держав и тяжких страданий десятков миллионов людей, которые – в отличие от вполне себе благополучных «организаторов», это важно! – были вынуждены за эти «средства» заплатить своей народной гордостью, своим имуществом, здоровьем, а зачастую даже и самой жизнью, - невозможно никакой «светлостью» этих самых англосаксонско-номенклатурных «целей» при всем желании оправдать.

Вот.

Такие, простите, дела.