К чему стремится Владимир Путин? Так звучит ключевой вопрос международной политики. С того момента как Кремль начал пугать мировой войной, а его договоренности с Западом, вроде нынешних с Сирией, оказываются только маневром, чтобы при помощи военной операции делать факты, среди западной общественности растет нервозность. Возможно, мы недооценивали намерения российского президента, а также его волю и средства для их реализации?

Как часто можно было слышать от западных аналитиков и политиков, что Путин ведет себя на мировой политической арене как неприятный возмутитель спокойствия, однако скоро у него закончится запал, в том числе из-за ослабляющейся российской экономики. Тогда ему придется умерить свой националистический пыл и вернуться к сотрудничеству с Западом.

Но на подобные ритуалы самоуспокоения властитель Кремля постоянно отвечает следующим шагом ужесточения конфронтационного курса. Растут сомнения, ведутся ли действия Путина в рамках обычной политики власти или же ему не хватает идеологического, мессианского фурора, в связи с чем расчеты не помогают.

Книга французского философа и журналиста Мишеля Ельчанинова реконструирует мировоззрение, которое служит легитимацией господства для человека власти, Владимира Путина. Он перечеркивает распространенное мнение о том, что идеи для него только предлог, чтобы скрыть свой личный интерес во власти. Сколько бы волюнтаристскими не были его обращения к идейным обоснованиям, они уже давно превратились в навязчивую идею, которая больше неотделима от его личных притязаний на господство.

От прагматика к пропагандисту

Ельчанинов детально описывает превращение Путина из псевдолиберального прагматика с тягой к советской ностальгии в циничного военного владыку и пропагандиста новой великорусской имперской идеи. Автор называет философские, политические и культурно-теоретические источники, к которым прибегает Путин и называет тех, кто поставляет ему материалы для выстраивания своей идейной конструкции.

Поскольку офицер КГБ не является сам по себе самодостаточным читателем, и тем более, интеллектуалом. Самое позднее, с начала третьего срока правления в 2012 году ему стало понятно, что основанному на его личности руководителя аппарату власти нужна духовная надстройка, которая не может состоять ни в простом копировании старой советской идеологии, ни в реконструкции концепций царской эпохи или «белого» антибольшевизма революционного времени.

Более того, Путину удается смешивать основополагающие элементы советского мышления с великорусскими националистическими идеологиями, такими как панславизм и евразийство.

Произведенный им в последние годы «консервативный поворот», как его называет Ельчанинов, происходит без отхода от лояльности советскому наследию. Потому что он полностью разделяет главные ценности советского общества — «любовь к Родине», считает Ельчанинов. При этом существует еще две, более проблематичных составляющих советской системы, которые Путин взял в свою структуру власти.

Моральное право отстаивать позиции

Во-первых, это КГБ, переименованная в ФСБ, которую он рассматривает как «элитный корпус российского Отечества». Во-вторых, это «военная культура», которая пронизывала всю советскую жизнь, кульминация которой была достигнута в культе героической победы в Великой отечественной войне. Это позволяет Путину соединить обожествление военной силы с моральными стремлениями России к превосходству. В контексте его отношения к международному праву ничего хорошего здесь ждать не приходится.

«У России есть великое моральное право отстаивать свои позиции в мире», — заявил он в 2012 году в годовщину капитуляции нацистской Германии. «Поскольку наша страна приняла главный удар нацизма <…> принесла освобождение народам всего мира».

Антифашизм как стратегия для получения полномочий

Доля западных союзников в этом «подарке» скрывается, как и темная глава договора между Сталиным и Гитлером и тот факт, что за победой Красной армии последовали десятилетия тоталитарного подавления Советским Союзом части Европы. То, как властитель Кремля говорит о «великом моральном праве» России, в скором времени почувствовали на себе украинцы. Агрессия против соседней страны оправдывалась борьбой против фиктивной «фашистской киевской хунты». «Антифашизм» легитимирует российский неоимпериализм, позволяет встать выше международного права.

Но чтобы сделать систему господства стабильной, а Россию духовно готовой к восстановлению роли великой державы, по мнению Путина недостаточно прославления сокращенного на коммунистическую государственную идеологию советизма. Обращение главы Кремля к арсеналу идей великорусского национализма происходит в 2007 году. Вначале Путин показывал себя как политик, повернувшийся лицом к Западу.

Но теперь он ищет в российском прошлом интеллектуальную опору, которая должна будет поддерживать его картину мира, защищать от западного либерализма, который якобы стремится лишить Россию сути и разрушить ее. В качестве оплота Путин видит русскую православную церковь, которую он превращает в несущую опору своей системы господства.

Близкое доверенное лицо Путина, национально-консервативный режиссер Никита Михалков, советует президенту обратиться к работам Ивана Ильина, которого тот вскоре начинает активно цитировать. Этот мыслитель «белой», антибольшевистской эмиграции с симпатиями по отношению к фашизму выступает не только против «формальной демократии» Запада.

Он еще в 20-ые годы говорил о «выделении кверху лучших людей» как о «основная задача русского национального спасения и строительства» после падения коммунистического режима: «Людей, преданных России, национально чувствующих, государственно-мыслящих, волевых, идейно-творческих, несущих народу не месть и не распад, а дух освобождения, справедливости и сверхклассового единения».

Спаситель и воскреситель русской нации

Предложения, которые для Путина звучали как описание роли, которую он сам придумал для себя — спаситель и воскреситель русской нации. Путин также обращается и к трудам антизападных философов XIX века, таким как Константин Лебедев, русский предшественник Освальда Шпенглера, который считал, что Запад из-за отхода от христианских ценностей вступает в эпоху заката.

Или Николай Данилевский, который призывал к объединению всех славян под руководством России, или «евразийцы» раннего 20-го века, такие как Петр Савицкий и Николай Трубецкой, которые видели в России центр европейско-азиатской великой империи как антипод деградирующему Западу. Помогает российскому президенту с подобными концепциями сайт «Русская идея», которым руководит Борис Межуев, также входящий в окружение Путина.

В стиле постмодернистского эклектизма Путин выбирает из этого то, что кажется ему подходящим для своего проекта иммунизации российского сознания против западных соблазнов. Его арсенал при этом никак не чисто русский. Он охватывает наследие немецкой «Консервативной революции» Карла Шмитта, Эрнста Юнгера и Эрнста Никиша — что придает связи путинизма с европейским крайне правыми идеологический оттенок.

«Философские источники путинизма, какими бы различными они ни были, основаны на двух основных тенденциях — идеи империи и апологии войны», — резюмирует Эльчинанов. Пусть все, кто все еще преуменьшает масштабы вызовов путинской России, об этом задумаются — и ужаснутся.