Прохор ТебинК.полит.н., независимый военный эксперт, эксперт РСМД
Фото: Дмитрий Виноградов/РИА
Новости Российская операция в Сирии с самого начала вызвала у американских военных весьма болезненную реакцию. Но причины и смысл такой реакции не так очевидны, как может показаться на первый взгляд.
«Они хотят на нас напасть!»
Накануне начала операции Воздушно-космических сил (ВКС) России в Сирии командующий Европейским командованием США и верховный главнокомандующий Объединенных вооруженных сил НАТО в Европе генерал Филип Бридлав выразил озабоченность усилением России. По его словам, Россия укрепляет региональные зоны «воспрещения доступа» [1] в Калининградской области, Арктике, а с 2014 г. в Крыму. Очередной такой зоной, как считает Ф. Бридлав, может стать Сирия.
Генерал указал на то, что в Сирии появились современные средства ПВО и обеспечения господства в воздухе, включая истребители, притом что у «Исламского государства» (ИГ) нет ВВС. По его мнению, это свидетельствует о том, что главная цель России — вовсе не борьба с запрещенной террористической организацией, а защита своего доступа к аэродромам и портам в восточном Средиземноморье. Вторая цель — защита правительства Б. Асада, а борьба с ИГ служит лишь способом легитимизации российского присутствия в Сирии.
Тон заявления Ф. Бридлава и его подача многими американскими СМИ говорят о желании дискредитировать действия России и обвинить ее в «имперских амбициях». При этом стремление государства прикрыть от гипотетической угрозы с воздуха свою ударную группировку вдали от собственных границ абсолютно понятно и естественно. Но, как показали недавние трагические события, в небе Сирии для российской авиации есть угрозы помимо ИГ.
К тому же ПВО и господство в воздухе в Сирии до недавнего времени обеспечивали всего четыре истребителя Су-30СМ и несколько зенитных ракетно-пушечных комплексов «Панцирь», которые при всем желании не могут представлять серьезную угрозу США в регионе. Развёртывание в Сирии ЗРК С-400 стало предсказуемой реакцией на действия турецкой стороны.
Командующий ВМС США в Европе адмирал Марк Фергюсон в начале октября 2015 г. отметил, что Соединенные Штаты наблюдают становление «более агрессивного, более эффективного» российского флота и создание Россией «стальной дуги» от Арктики до Средиземного моря. В восточном Средиземноморье, по его словам, Москва осуществляет «стратегию оспаривания господства на море, направленную против ВМС стран НАТО», и хочет иметь возможность «угрожать флотам в регионе и таким образом сдерживать деятельность НАТО».
Заявления Ф. Бридлава и М. Фергюсона — далеко не первые заявления представителей американского военного руководства о «русской угрозе». Еще в июне 2015 г. министр ВВС Дебора Ли Джеймс назвала действия России «наибольшей угрозой» для Соединенных Штатов. О своих опасениях по поводу российской мощи в Европе заявляли и коллеги М. Фергюсона — командующий силами армии США в Европе генерал-лейтенант Бен Ходжес и командующий ВВС США в Европе генерал Фрэнк Горенк.
«Длинные руки вежливых людей»
Операция России в Сирии, как и операция по воссоединению с Крымом, — видимое свидетельство успехов военной реформы, которую начали Анатолий Сердюков и Николай Макаров, а продолжили Сергей Шойгу и Валерий Герасимов. Реформа началась непосредственно после операции по принуждению к миру Грузии в августе 2008 г. Тогда Россия, благодаря решительности политического руководства и абсолютному превосходству в силах, фактически «задавила» грузинскую армию. Но «пятидневная война» вскрыла значительные слабые места — в первую очередь в сфере применения авиации, разведке, подавлении ПВО противника, координации и управлении действиями войск.
За пять с половиной лет, разделяющих операции в Грузии и в Крыму, была проделана огромная работа. В Крыму ВС России опирались на скрытность и «мягкую силу». Символом операции стали покорившие сердца крымчан «вежливые люди» и столь поразившая наших западных партнеров «maskirovka». Решительность, стремительность и скрытность сыграли важную роль в успешности и бескровности возвращения Крыма в состав России.
Операция в Сирии тоже демонстрирует результаты военной реформы, но от операции в Крыму отличается разительно. В Сирии Россия показала свою «жесткую мощь» и возможность проецировать силу на значительном удалении от собственных границ. В сжатые сроки в Латакии была создана небольшая, но эффективная и хорошо защищенная группировка. В восточной части Средиземного моря оперативное соединение российского ВМФ обеспечивает боевую устойчивость работающего с 2012 г. «Сирийского экспресса» и прикрывает с морского направления группировку в Латакии.
На Западе отмечают, что российская военная реформа принесла «реальную выгоду и восстанавливает утерянные возможности». Обращается также внимание на «грамотную пиар-кампанию», в том числе в социальных сетях.
Особо подчеркивается «высокоточный» характер российской операции. Под этим подразумевается использование не только собственно высокоточного оружия, но и модернизированных самолетов, способных со значительно большей эффективностью применять обычные боеприпасы, а также тщательная разведка и выбор целей. Об этом неоднократно говорил официальный представитель Министерства обороны России генерал-майор Игорь Конашенков. «…Система прицеливания у наших самолетов в Сирии самая современная, позволяющая … и камнем с большой высоты попасть в черенок лопаты, — отметил он. — А специальные боеприпасы мы применяем только для соответствующих объектов террористов».
Интенсивность использования ударной авиации характеризуется как «весьма впечатляющая». За первые 48 суток операции в Сирии было совершено 2289 самолетовылетов, хотя общая численность ударной группировки составляла на тот момент менее 30 самолетов. В ходе операции произошло первое боевое применениероссийских крылатых ракет большой дальности и стратегической авиации.
План действий
Генерал Ф. Бридлав указал на три ключевых направления противодействия «русской угрозе». Первое — инвестирование в силы и средства, направленные против систем «воспрещения доступа». Второе — сплачивание союзников США по НАТО вокруг своего лидера и более активное укрепление ими собственной боеспособности; повышение боеготовности НАТО как военного блока и способности быстро реагировать. Третье — в мирное время страны-члены НАТО должны демонстрировать России, что международные воды и воздушное пространство вокруг российских «бастионов» не являются запретной зоной.
Ф. Бридлаву вторит адмирал М. Фергюсон, призывающий обеспечить эффективное сдерживание России на море. Добиться этого предполагается усилением возможностей флота бороться с «русской угрозой», инвестициями в НИОКР и проведением учений, ориентированных на конфликты высокой интенсивности.
Не буду спорить с мнением, что по своим возможностям Россия теоретически может представлять военную угрозу Соединенным Штатам и другим членам НАТО. Но действия России в первую очередь угрожают политическому влиянию США. Вашингтон опасается, что российская операция в Сирии — это не кратковременная реакция на угрозу со стороны самопровозглашенного «Исламского государства», а начало долгосрочного усиления позиций России на Ближнем Востоке и в восточной части Средиземного моря. Укрепление отношений Москвы с Дамаском, Тегераном и Багдадом, сотрудничество в военной и военно-технической областях, а тем более сохранение российского военного присутствия в регионе после окончания операции в Сирии — очевидный вызов для Вашингтона, считающего Ближний Восток зоной своих национальных интересов.
Решительные действия России в Сирии, применение крылатых ракет большой дальности и дальней авиации сделали Москву полноправным членом закрытого военного клуба великих военных держав, имеющих широкий спектр инструментов для проецирования силы и готовых применять их для защиты национальных интересов. Вхождение России, а в перспективе Китая и Индии в этот клуб, состав которого ранее ограничивался США, а также (с определенными оговорками) Великобританией и Францией, наносит очередной удар по концепции однополярности, прочно утвердившейся в головах некоторых представителей американского военно-политического руководства.
Кроме того, российские Вооруженные Силы и современное российское вооружение, ставшее еще более привлекательным на фоне снижения курса рубля и демонстрации его возможностей в Сирии, представляют угрозу привычному для США образу ведения боевых действий. Со времени операции «Буря в пустыне» американцы привыкли «работать» в условиях установленного и неоспариваемого господства в воздухе и на море. Такое господство позволяет сосредоточиться на практически безнаказанном нанесении ударов по территории противника, приблизить силы флота и авиацию к вражеским объектам, резко снизить количество сил и средств, привлекаемых для защиты собственной группировки и линий коммуникаций.
Как считает Ф. Горенк, «с господством в воздухе возможно все, без него — ничего». В настоящее время превосходство США в воздухе сокращается из-за качества российских боевых самолетов и способности создавать «очень хорошо защищенные зоны воспрещения доступа».
Но не стоит преувеличивать американские опасения. Внешняя политика России последних лет, вынужденная реагировать на угрозы своей безопасности на постсоветском пространстве и Ближнем Востоке, в определенной степени выгодна военно-политическому руководству США. И речь здесь не только о том, что две державы, пусть и каждая сама по себе, борются против общего врага, олицетворяемого «Исламским государством».
Для американских военных и оборонно-промышленного комплекса Россия вновь становится очевидным «сопоставимым соперником» («peer competitor»). Другим подобным соперником с конца 2000-х гг. считается Китай, сосредоточившийся, правда, на неторопливой экспансии в Южно-Китайском море.
«Русская угроза» позволяет обеспечивать дополнительную поддержку дорогостоящих военных программ вроде программы создания стратегического бомбардировщика нового поколения, противостоять сокращению военных расходов, а Европейскому региональному командованию — повышать свой авторитет и значимость. Раздаются призывы расширить и интенсифицировать ключевые военные программы.
В конце 2014 г. министр обороны США Чак Хейгел объявил о новой долгосрочной стратегии сохранения американского технологического превосходства, возможностей проецирования силы и устойчивости глобального военного присутствия. В плане технологий стратегия, получившая название «Third Offset Strategy» (по аналогии со стратегиями Дуайта Эйзенхауэра 1950-х и Гарольда Брауна конца 1970-х гг.), предполагает осуществление долгосрочной программы НИОКР. В центре внимания такие направления, как роботизация, миниатюризация, big data и создание автономных систем. И здесь «русская угроза» весьма выгодна американским военным и ОПК для получения финансирования.
Не менее важна «русская угроза» и для сплочения союзников по НАТО вокруг Вашингтона и укрепления пошатнувшихся позиций американцев в Европе. Сокращая присутствие в Западной Европе, США усиливают его в Восточной, в том числе в рамках «Инициативы по обеспечению безопасности Европы» («European Reassurance Initiative»).
Недавно в Италии, Испании и Португалии прошли крупнейшие за последнее десятилетие учения НАТО «Trident Juncture — 2015». В них приняли участие США, их союзники по Североатлантическому альянсу, Австралия и другие страны, включая Украину. В учениях было задействовано около 36000 военнослужащих, 140 летательных аппаратов и 60 кораблей из 30 государств.
Расширяется сотрудничество США и их союзников в рамках созданного еще в 1999 г. Форума по вопросам противоракетной обороны морского театра военных действий (Maritime Theater Missile Defense Forum). В конце октября 2015 г. США, Канада, Франция, Италия, Нидерланды, Норвегия, Испания, Германия и Великобритания провели у берегов Великобритании крупные учения по обеспечению интегрированной ПВО и ПРО.
Наконец, США и их союзники продолжают практику приближения вплотную к российским «бастионам». Впервые о ней громко заговорили в 2008 г., когда в свете операции России по принуждению Грузии к миру в Черное море демонстративно вошел американский эсминец «USS McFaul». С тех пор корабли американцев и их союзников появляются вблизи российских берегов регулярно. В октябре 2015 г. в Черном море побывал американский эсминец «USS Porter», осуществивший заход в порты Украины и Грузии, а в ноябре эсминец «HMS Duncan» посетил Румынию.
Самое главное — возможности России по проецированию силы (не считая стратегические ядерные силы) серьезно ограничены по численности и региональному охвату. По количеству носителей крылатых ракет большой дальности — стратегических бомбардировщиков, надводных кораблей и подводных лодок — Россия значительно уступает США. По авианосцам и палубной авиации, другому ключевому инструменту проецирования силы наряду с крылатыми ракетами большой дальности, Соединенные Штаты в обозримой перспективе сохранят свое абсолютное превосходство.
Важно подчеркнуть, что, в отличие от времен холодной войны, сейчас в блоке НАТО (пожалуй, за исключением стран Прибалтики) не видят в России угрозу своему существованию. Нынешнее обострение отношений считается региональной проблемой, а не борьбой двух сверхдержав. Показательно и то, что США и НАТО, выразив общую солидарность с Турцией, постарались дистанцироваться от инцидента с российским бомбардировщиком.
* * *
В Крыму и Сирии Россия продемонстрировала, что ее Вооруженные Силы преодолели состояние глубокого кризиса, в котором они находились в 1990–2000-х гг. Реализация программ модернизации и перевооружения приведет к еще большему их усилению. Не менее важно то, что с 2008 г. Россия последовательно демонстрирует свою решимость обеспечивать национальную безопасность, в том числе за пределами собственных границ. В военно-политическом плане Россию уже невозможно не учитывать в ряду великих держав. И это, естественно, вызывает серьезные опасения у Соединенных Штатов, стремящихся сохранить свой статус военной сверхдержавы.
Тем не менее прямое военное столкновение России и США по-прежнему крайне маловероятно. Разговоры же о «русской угрозе» во многом служат удобным инструментом для защиты корпоративных интересов американских Вооруженных Сил и оборонной промышленности, а также для сплочения вокруг Соединенных Штатов их союзников.
В среднесрочной перспективе мы станем свидетелями борьбы США за укрепление своего влияния, особенно в ключевых для Вашингтона регионах — в Европе, на Ближнем Востоке и в Индо-Тихоокеанском регионе. Россия, Китай и, возможно, Индия будут проводить собственную политику, но не на глобальном, а на региональном уровне. Связанные с многочисленными рисками новые столкновения интересов великих держав, скорее всего, неизбежны.
1. A2/AD (anti-access/area denial) — один из наиболее популярных в последние годы терминов в американской военной стратегии (http://www.nationaldefense.ru/includes/periodics/conceptions/2014/0618/115913442/detail.shtml).
Источник: http://russiancouncil.ru/.
Рейтинг публикации:
|
