Предстоящий 15-16 ноября в турецкой Анталье саммит G20 может стать первым столь представительным международным форумом, на котором в полный голос заявит о себе новая международная архитектура, рождающаяся под аккомпанемент ударов российских Воздушно-космических сил (ВКС) по террористам «Исламского государства». Ключевым элементом данной архитектуры видится сотрудничество России, Ирана и Сирии с возможным подключением к нему других государств. И здесь стоит внимательно присмотреться к роли Турции.
Убедительная победа Партии справедливости и развития на состоявшихся 1 ноября досрочных парламентских выборах предоставила президенту Реджепу Тайипу Эрдогану и его сторонникам необходимую политическую основу для продолжения своей политики, направленной на усиление влияния Анкары в различных региональных конструкциях. И, несмотря на недавнюю запальчивую риторику Эрдогана в отношении России, такое усиление влияния Турции вряд ли возможно без расширения сферы российско-турецкого взаимодействия. Это ещё раз продемонстрировал телефонный разговор президента России Путина с Эрдоганом, состоявшийся по горячим следам выборов в Турции. Помимо ситуации в Сирии, два президента обсудили актуальные вопросы российско-турецкого сотрудничества, включая подготовку очередного заседания двустороннего Совета сотрудничества высшего уровня, которое состоится в декабре сего года в России, а также подтвердили готовность к продолжению политического диалога и дальнейшему развитию взаимовыгодного торгово-экономического сотрудничества. А достигнутая договоренность о проведении двусторонней встречи в рамках саммита G20 в Анталье позволяет предположить, что к этому моменту в багаже лидеров России и Турции появятся новые значимые инициативы.
Об этом говорит и большая заинтересованность Анкары в развитии торговли с РФ. В сентябре на встрече с российским президентом Эрдоган заявил, что рассчитывает добиться уровня товарооборота с Россией в 100 млрд долларов к 2023 году. Чтобы оценить размах этих планов, напомним, что еще в январе-сентябре 2014 года российско-турецкий товарооборот составлял менее 24 млрд долларов, увеличившись по сравнению с аналогичным периодом 2013 года всего на 0,5%. При этом российский экспорт вырос на 1,4% и достиг 18,7 млрд долларов, а импорт из Турции снизился на 2,8% до 5 млрд долларов, то есть положительное для России торговое сальдо составило 13,7 млрд долларов. Турции принадлежит 8-е место среди внешнеторговых партнеров России, в том числе 5-е по экспорту и 13-е по импорту. Однако и Москва, и особенно Анкара стремятся к большему.
Важным фактором, побуждающим турецкие власти расширять взаимодействие с Россией, является острая потребность Турции в энергоресурсах, помноженная на стремление Анкары, приверженной доктрине неоосманизма, стать основным транзитно-распределительным узлом энергопотоков на стыке Европы, Кавказа и Ближнего Востока. В настоящее время Турция импортирует порядка 70% необходимых стране энергоресурсов (из них более половины приходится на импорт из России), а к 2020 году спрос на энергоресурсы в стране возрастет еще на 40%. Анкара принимает активное участие в разработке и реализации различных энергетических проектов, в том числе формально конкурирующих между собой.
Однако если в вопросах торговли и энергетики интересы России и Турции объективно совпадают или весьма близки, то координация усилий по сирийскому вопросу потребует от Эрдогана и «нового старого» турецкого правительства пересмотра ряда собственных стереотипов. И прежде всего - установки на отстранение от власти в Сирии президента Башара Асада.
Есть основания полагать, что в Анкаре уже начали приходить к выводу о бессмысленности подобного требования в сложившихся условиях. Об этом свидетельствуют как итоги состоявшейся в конце октября международной встречи по Сирии в Вене, так и прозрачные намеки Эрдогана, в том числе его недавнее заявление о том, что, хотя между Турцией и Россией существуют разногласия по сирийскому вопросу, но их тем не менее нельзя называть конфликтом.
О том же – только более открыто – говорят и турецкие СМИ. В частности, газета Milliyet указывает, что пока та или иная формула будущего Сирии не получит поддержки России, шансов претворить формулу в жизнь почти нет. Это в полной мере касается и сделанного ранее предложения турецкого премьера Ахмета Давутоглу об уходе Асада с поста президента и его неучастии в последующем переговорном процессе. Активист Партии справедливости и развития Омер Челик, считающийся близким соратником Эрдогана, также пытается «отыграть назад» в том, что касается звучавшей месяц назад антироссийской риторики президента. Говоря о российско-турецких отношениях, он подчёркивает, что «в некоторых сферах у нас налажено отличное сотрудничество, а в некоторых есть разногласия. Отношения между странами многогранные».
К настоящему времени Анкара уже отказалась от требования немедленной отставки Асада и, судя по имеющейся информации, готова к новым уступкам с тем, чтобы попытаться занять место посредника в рамках согласованного сторонами в Вене политического внутрисирийского диалога под эгидой ООН. Кроме того, Турция в отличие от Саудовской Аравии или Катара еще со времен переговоров по иранскому ядерному досье занимает более гибкую позицию по отношению к Ирану, что также открывает перед турецкой дипломатией дополнительные возможности.
Le Monde diplomatique, характеризуя несовпадение подходов США и Турции к Сирии, подметила, что американского президента Барака Обаму «можно во многом обвинить в сирийском вопросе, начиная хотя бы с его слабости по отношению к турецкому правительству, этому самому циничному манипулятору из всех участников конфликта». В том, что искусство манипуляции поставлено в Турции на высокий уровень еще со времен Османской империи, сомневаться не приходится. Вместе с тем это характеризует гибкость турецкой дипломатии, не достающую во многих случаях Вашингтону и Брюсселю. Так что и перезагрузка в турецко-российских отношениях, многое меняющая на евразийской шахматной доске, вполне возможна.
