Ответственность за обстрелы российского посольства в Дамаске несут местные псевдореволюционеры. При этом умеренные группы сирийской оппозиции в подавляющем большинстве случаев используются для политического прикрытия преступлений религиозных экстремистов. Об этом, а также об отсутствии у умеренной оппозиции какой-либо боеспособной вооруженной силы, с которой можно было бы договариваться о налаживании совместной борьбы с терроризмом, в интервью корреспондентам РИА Новости и Sputnik Михаилу Алаеддину и Мохамаду Мааруфу рассказал посол РФ в Сирии Александр Кинщак.
— Какова цель российской военной операции в Сирии?
— Рассмотрим этот вопрос комплексно. Целью нашего участия в контртеррористической операции в Сирии является помощь законному правительству в борьбе с "Исламским государством" и другими террористическими группировками, действующими на территории страны.
"Исламское государство", или ИГИЛ представляет собой угрозу универсального характера, и задача ее устранения отвечает и нашим национальным интересам. Ведь игиловцы стремятся в том числе и к дестабилизации ситуации в Российской Федерации. В открытых источниках вы можете найти множество подтверждений этому тезису. Планы создания всемирного халифата предполагают включение в его состав значительной части Российской Федерации — от Северного Кавказа до Поволжья, Урала и Сибири.
Речь идет в том числе и об экспорте в нашу страну джихадистской такфиристской идеологии, базирующейся на извращенном понимании ислама. Распространение этой заразы не ограничивается территориями Сирии и Ирака. Люди, которые возвращаются с "джихада" в Сирии, заряжены на дальнейшую борьбу и имеют боевой опыт. Они наверняка будут пытаться вербовать новых сторонников. Это прямая угроза нашей безопасности. Если мы сегодня не победим терроризм в Сирии, завтра он придет к нам.
Если посмотреть на ситуацию шире, то нужно учитывать, что решение задачи разгрома террористов в Сирии будет содействовать нормализации ситуации не только в этой стране, но и будет способствовать оздоровлению обстановки и укреплению стабильности в масштабах всего региона. И наоборот — превращение Сирии в рассадник терроризма, безусловно, будет создавать новые серьезные проблемы и угрозы, в том числе и для России.
Надо, наверное, принимать во внимание и то, что после нормализации ситуации в САР мы сможем более эффективно развивать двустороннее взаимодействие по всем направлениям, прежде всего в торгово-экономической сфере. Будут созданы предпосылки и для наращивания гуманитарного сотрудничества, в основе которого крепкие человеческие связи. Имею в виду десятки тысяч выпускников советских и российских вузов, смешанные семьи, проживающих в Сирии наших соотечественников и так далее.
Кроме того, в Сирии мы боремся за уважение международного права и действуем в строгом соответствии с Уставом ООН. Мы откликнулись на официальное обращение законного сирийского правительства о помощи в борьбе с терроризмом. Мы не видим причин этого стесняться. Стесняться должны другие — те, кто объявили Башара Асада нелегитимным и в открытую призывают к свержению законного правительства страны. Мы очень хорошо помним, во что вылились аналогичные действия по смещению "диктаторских режимов" в Ираке и Ливии, и не хотим повторения подобного сценария в Сирии. Россия сегодня фактически препятствует очередной попытке сменить режим извне путем вооруженного захвата власти, что было бы вопиющим нарушением базовых норм международного права. И это, судя по нервной реакции на нашу операцию, сильно расстраивает те страны, которые стоят за этими планами.
— Против каких группировок, помимо ИГ, проводится военно-воздушная операция? Существуют ли разногласия с западными странами, какие группировки считать умеренными, какие нет?
— С началом операции российских ВКС в Сирии было четко заявлено, что целями авиаударов станут позиции ИГИЛ, "Джабхат ан-Нусры" и других террористических организаций. С ИГИЛ и "Нусрой" все понятно — эти организации всеми признаны террористическими и включены в соответствующий список СБ ООН. Двойных трактовок и вольных интерпретаций тут быть не может.
Отсутствие остальных террористических групп в этом списке используется некоторыми силами для спекуляций, передергивания и попыток выставить эти бандформирования в качестве повстанцев — представителей вооруженного крыла умеренной сирийской оппозиции.
Подобные передергивания вряд ли оправданы. Принадлежность тех или иных НВФ к террористическому лагерю должна определяться по тем же критериям, что применялись к ИГИЛ и "Нусре". Судить надо, прежде всего, по делам. Если какие-либо группировки казнят пленных, расстреливают мирных граждан за то, что они являются членами семей госслужащих или военных, применяют дискриминационные меры в отношении представителей этноконфессиональных меньшинств и обстреливают из минометов жилые кварталы городов, то у нас есть все основания считать их террористическими.
По мере радикализации гражданского конфликта в Сирии так называемые умеренные повстанческие формирования постепенно были либо разгромлены, либо поглощены выдвинувшимися на первый план исламистскими группировками. Сейчас мы наблюдаем тенденцию к объединению более мелких НВФ в крупные альянсы, идеологической базой которых является радикальный салафитский ислам.
Вспомните, когда пал Идлиб, было объявлено, что его взяли силы вооруженной оппозиции, "революционеры". В тот же день над зданием городской администрации "нусровцы" подняли черный флаг "Аль-Каиды". Аналогичный случай произошел и после взятия боевиками КПП "Насыб" на иорданской границе. Тогда кураторы сирийской "революции" поняли, что оконфузились, и убедили джихадистов снять свои знамена с таможенного терминала.
Так называемые умеренные группы в подавляющем большинстве случаев используются для политического прикрытия преступлений религиозных экстремистов. Убежден, что тех боевиков, которые сражаются в одном ряду с террористами против правительственных сил, мы с полным на то основанием можем считать по меньшей мере пособниками террористов.
В этом же контексте можно вспомнить еще одно раскрученное НВФ — "Джейш Аль-Ислам" ("Армия ислама"). Ее лидера Захрана Аллюша в ряде региональных и западных СМИ пытаются позиционировать как представителя умеренной вооруженной оппозиции, которая, дескать, борется с диктаторским режимом. Аргументируется это в том числе и тем, что в "Армии ислама" практически нет иностранных наемников, ее основу составляют сирийцы — жители окраин Дамаска, с оружием в руках вставшие против тирании.
Сам Аллюш имеет возможность свободно разъезжать по странам региона, раздает интервью, устраивает пресс-конференции и продвигает свое видение посткризисного устройства Сирии на основе норм шариата.
Не вдаваясь в анализ его идеологии, тоже, кстати, весьма сомнительной и имеющей много общего с псевдоисламскими, тоталитаристскими убеждениями ИГИЛ и "Джабхат Ан-Нусры", хотел бы обратить внимание на то, чем занимаются подопечные Аллюша. "Армия ислама" несет ответственность за неизбирательные ракетно-минометные обстрелы Дамаска, жертвами которых уже стали сотни ни в чем не повинных мирных жителей. Это чистой воды терроризм. Как можно продвигать в лидеры патриотической оппозиции человека, который отдает приказы обстреливать жилые кварталы? На счету этой группировки и другие преступления. В 2013 году, захватив городок Адра, "Армия ислама" устроила там резню, жертвами которой стали несколько десятков представителей конфессиональных меньшинств (в основном алавиты и исмаилиты).
Я сознательно не заостряю тему обстрелов российского посольства, за которые несут ответственность эти же псевдореволюционеры. Поэтому я считаю, что вещи нужно называть своими именами. И бороться в Сирии нужно со всеми террористическими группировками, не ограничиваясь ооновским списком из двух организаций.
— Западные страны обвиняют РФ в нанесении авиаударов не по ИГ, а по "Сирийской свободной армии", которую они поддерживают и считают умеренной вооруженной оппозицией. Какое отношение у России к данной группировке?
— Пока все это — лишь голословные утверждения. Минобороны России ежедневно отчитывается о пораженных российскими ВКС целях, и мы до сих пор не получали достоверных данных, которые бы убедительно опровергали, что уничтоженные объекты не принадлежали террористическим группировкам.
Что касается "Сирийской свободной армии", то, как вы знаете, президент РФ Владимир Путин дал министерствам обороны и иностранных дел указание выйти на контакт с этими людьми на предмет их возможного взаимодействия с сирийской армией в борьбе с общим врагом в лице террористов.
В этой связи мы обращались за помощью к тем странам, которые поддерживают тесные связи с вооруженным крылом так называемой умеренной сирийской оппозиции. Пока никакой конкретной информации мы не получили, и я не уверен, что в близкой перспективе получим. Наличие в лагере умеренной оппозиции какой-либо боеспособной вооруженной силы, с которой можно было бы договариваться о налаживании совместной борьбы с терроризмом, у меня вызывает сомнение. Как я уже сказал, есть веские основания полагать, что отряды ССА, на которую делали ставку спонсоры оппозиции в начале кризиса, либо разгромлены, либо поглощены исламистами. Но мы продолжим эти усилия и готовы к взаимодействию.
— В последние дни говорят о создании "Джейш аш-Шам" как боевого союза вооруженной умеренной оппозиции, в который опять же входят боевики "Джебхат ан-Нусра". Как РФ оценивает подобные действия?
— Я исхожу из того, что это очередная попытка "ребрендинга" известных террористических организаций с целью их легализации в качестве умеренной оппозиции, которая якобы выражает устремления и волю сирийского народа и с которой можно и нужно сотрудничать. Как я понимаю, "Джейш Аш-Шам" формируется из бывших боевиков "Джабхат Ан-Нусры" и "Ахрар Аш-Шам". Они имеют заслуженную репутацию отъявленных головорезов, у которых руки по локоть в крови. Никаких переговоров с террористами быть не может. Эти политические игры мы оставим на совести тех, кто всеми правдами и неправдами стремится сменить законное правительство Сирии.
— Как известно, две страны, активно помогающие Дамаску в борьбе с терроризмом, — это Россия и Иран. Каково отношение к роли Ирана в борьбе с терроризмом?
— Отношение самое положительное. Иран оказывает существенную материальную помощь законному сирийскому правительству. С недавних пор мы взаимодействуем с иранцами, иракцами и сирийцами в рамках объединенного информационного центра в Багдаде. Мы высоко оцениваем сам факт создания такого центра для борьбы с общей угрозой.
Мы можем только приветствовать усилия, направленные на ликвидацию террористического присутствия в Сирии, и готовы сотрудничать со всеми государствами, которые могут и хотят внести свой вклад в эту совместную борьбу. Призываем все страны объединиться в рамках широкого антитеррористического фронта.
— Каким государствам в первую очередь угрожает ИГИЛ?
— ИГИЛ представляет угрозу в первую очередь для стран с преобладающим мусульманским населением. В представлении игиловцев, "халифат" должен объединить всех мусульман в рамках одного государства, растворив в себе все ныне существующие страны, политические режимы и их руководителей. А столицей его должна стать не сирийская Ракка и не иракский Мосул, а священная для всех мусульман Мекка. Вот и думайте, кому надо больше всего опасаться ИГИЛ. Поэтому когда определенные силы в регионе и далеко за его пределами пытаются заигрывать с террористами, подкармливают и вооружают их, они должны отдавать себе отчет в том, что подобная политика может бумерангом ударить по ним самим.
— Есть ли от сирийцев официальные обращения об убежище? Что делает посольство для пресечения потока нелегальных беженцев?
— Рассмотрением подобных обращений занимается ФМС. Мы со своей стороны следим за тем, чтобы поездки сирийских граждан в РФ и обратно проходили в соответствии с российским законодательством. Для предотвращения нелегального въезда на нашу территорию иностранцев мы принимаем ряд мер по линии консульского отдела — проводим, например, дополнительные собеседования с гражданами, в отношении которых имеются подозрения, что реальная цель поездки не соответствует заявленной. Особое внимание уделяем работе с местными туроператорами.
Бывает, что по прибытии в Россию некоторые сирийские граждане подают заявления о признании их беженцами. Российские власти в установленном порядке и во взаимодействии с международными организациями пытаются как-то их статус урегулировать.
Есть и такие, кто пытается через Россию добраться до Европы. Но в целом такие случаи довольно редки. Большинство беженцев из Сирии стремятся попасть в страны Западной Европы через Турцию и Северную Африку. И поток этот, наверное, будет очень трудно остановить до тех пор, пока сирийские граждане, которым повезло добраться до стран Евросоюза, будут автоматически получать статус беженцев и соответствующий социальный пакет. Суть проблемы в том, что двери в Европу для сирийцев открыты. Поэтому они и стремятся, преодолевая все препятствия и риски, туда добраться.
— Операция ВКС РФ в Сирии началась 30 сентября. Можете ли вы дать оценку по итогам прошедших дней?
— Я, как человек не военный, попытаюсь оценить происходящее с точки зрения политической. Мне кажется, что достигнутыми результатами уже можно и нужно гордиться. В сжатые сроки нам удалось сделать то, что наши партнеры из числа ведомой США международной коалиции не смогли добиться за год. Пока они имитировали борьбу с террористами, ИГИЛ продолжало расширять сферу своего влияния не только в Сирии, но и в Ираке. Мы же за несколько дней, благодаря эффективной и результативной работе, смогли нанести серьезный удар по инфраструктуре террористов, создав тем самым благоприятные условия для развития наступления сирийской армии на земле.
— Изменилось ли отношение мусульманского мира к России после начала военно-воздушной операции в Сирии? Могут ли действия РФ негативно сказаться на взаимодействии между мусульманами и христианами в России?
— На оба вопроса я бы ответил: категорически нет. Конечно, попытки подать дело подобным образом, попугать нас изоляцией и осложнением отношений с исламским миром предпринимаются постоянно. Некоторые официальные лица, в том числе американские представители, пытались грозить нам общемусульманским джихадом, эскалацией терроризма и межрелигиозной напряженности внутри России. Подобные высказывания мы считаем недопустимыми и выходящими далеко за рамки общепринятой дипломатической этики. Особенно неуместно подобные призывы звучат из уст представителей страны, пережившей трагедию 11 сентября. Ведь это, по сути, подстрекательство к терроризму и насилию. Мы до такого никогда не опускались.
Если говорить об отношениях между Россией и исламским миром в свете последних событий, то, конечно же, никакой изоляции нет, продолжается нормальная дипломатическая работа на всех уровнях. Судите сами. Мои оценки основаны на конкретных фактах. Министр иностранных дел Египта Самех Шукри уже в первые дни нашей военной операции выразил поддержку усилиям России по борьбе с терроризмом в Сирии. В Сочи наш президент встречался с наследным принцем Абу-Даби Мухаммедом Аль Нахайяном, а также министром обороны, вторым человеком в очереди на саудовский престол, сыном короля Мохаммедом Бен Сальманом Аль Саудом. Если бы мы были в изоляции, то, наверное, не было бы всех этих контактов.
Что касается ситуации внутри России, то вряд ли стоит ожидать ухудшения отношений между религиозными конфессиями. Наша страна имеет уникальный опыт многовекового мирного сосуществования представителей различных вероисповеданий в рамках одного государства. Россия, в отличие от Запада, никогда не вела религиозных войн. Российские мусульмане всегда были равноправными членами общества и никогда не испытывали дискриминации. Они в большинстве своем поддерживают принятое руководством страны решение. Так, недавно глава Чечни Рамзан Кадыров выразил готовность направить представителей силовых структур республики для оказания помощи правительству САР в борьбе с терроризмом.
— После ликвидации ИГИЛ и прочих террористических группировок в Сирии как должен проходить процесс политического урегулирования в САР? Какова роль России в этом процессе?
— Мы исходим из безальтернативности политического урегулирования сирийского кризиса. Убеждены, что одними лишь военными методами эту проблему не решить. Рано или поздно надо договариваться о том, как налаживать жизнь потом, когда война все-таки кончится.
Понятно, что пока идут военные действия, пока значительная часть территории страны находится под контролем террористов, преждевременно говорить о проведении масштабных внутриполитических мероприятий, таких как выборы или референдум. Это физически невозможно сделать, например, в Дейр Аз-Зоре, Идлибе или Ракке. Но это не значит, что вопрос политического урегулирования надо отложить на потом, когда нормализуется ситуация и страну полностью освободят от террористов. Работа на политическом и контртеррористическом треках должна вестись параллельно. Я убежден, что договариваться о том, каким должно быть будущее Сирии, сирийцам нужно уже сейчас.
Все усилия ответственных членов международного сообщества должны быть направлены на запуск межсирийского диалога на основе положений Женевского коммюнике от 30 июня 2012 года. Как реализовать на практике заложенные в нем принципы, должны решить сами сирийцы, без навязывания рецептов извне. Рассчитываем на конструктивное участие зарубежных партнеров в проводимой нами работе с целью консолидации сил сирийской патриотической оппозиции на единой платформе. Это очень важно, так как пока, как заявляют представители сирийских властей, они не видят партнера для переговоров в разношерстных, конкурирующих между собой оппозиционных группах.
В этой связи мы активно поддерживаем идею спецпосланника генсекретаря ООН по Сирии Стаффана де Мистуры о запуске в Женеве обсуждения возможных параметров политического урегулирования в формате рабочих групп. Выработанные по результатам этих или других аналогичных контактов идеи могли бы лечь в основу посткризисного обустройства страны.
К сожалению, некоторые оппозиционные силы продолжают выдвигать в качестве условия для начала диалога требование об уходе Асада с поста президента САР. Подобная позиция контрпродуктивна. На мой взгляд, необходимо искать точки соприкосновения прежде всего с вменяемыми и ответственными представителями антиправительственного лагеря. Чем раньше сирийцы начнут серьезный диалог, тем скорее отсеются непримиримые, те, кто не способен к компромиссу и не хочет договариваться с властями.
Выход на взаимное понимание того, как обустроить Сирию после войны, придал бы значительный импульс и процессу локальных замирений, а также мог бы способствовать объединению усилий армии и здоровых элементов вооруженной оппозиции в борьбе против террористов.
В целом мы открыты к сотрудничеству со всеми, кто заинтересован в реальном политическом урегулировании в САР. Любая страна, которая готова на практике содействовать достижению решения кризиса сирийскими политическими силами, является нашим союзником и партнером.
