13 апреля в Ливане вспоминают о 40-летней годовщине начала гражданской войны, которая бушевала в стране 15 лет, с 1975 по 1990 год. Этот конфликт (в самом Ливане его часто называют «войной других») стал одним из самых сложных и кровавых во второй половине ХХ века (почти 200 000 погибших) и до сих пор окончательно не угас.

Хотя пушки смолкли еще 25 лет тому назад, противостояние оставило после себя ряд видимых и невидимых следов, а напряженность в отношениях общин все так же остра. В то же время за последние 40 лет вектор напряженности сместился: если раньше речь шла о конфликте ислама с христианством, с тех пор он постепенно сместился в сторону исламской среды, а его главными действующими лицами стали шииты и сунниты.

В 1975 году ливанская война началась с противостояния христианских отрядов с палестинскими. Последние получили поддержку местных мусульманских ополчений, которые поддерживали борьбу с еврейским государством с ливанской территории. До 1982 года преимущественно христианская коалиция под названием «Ливанский фронт» противостояла «национально-патриотической» мусульманской коалиции, которую сформировали такие силы как Прогрессивно-социалистическая партия Камаля Джумблата (убит в 1977 году) и Организация освобождения Палестины Ясира Арафата.

Тем не менее с 1982 по 1990 год исламо-христианская сторона конфликта начала отходить в тень под давлением нескольких факторов: выдворение ООП после израильского вторжения в 1982 году, ослабление христианских отрядов после убийства Башира Джемаля, усиление шиитских движений «Амаль» и «Хезболла». Не стояли на месте и внешние факторы: ирано-иракская война (1980-1988) с ее суннитско-шиитской окраской, начало перестройки в СССР.

В Ливане же эти привело к возникновению невиданных раньше внутренних конфликтов в мусульманской и христианской среде.

Так, в 1983 году шиитская партия «Амаль» заключила альянс с друзами, а затем отошла от них после 1985 года на фоне «лагерной войны» с палестинскими группами. В период с 1986 по 1988 год «Амаль» вела противостояние не только с друзами, но и с «Хезболлой», тогда как марониты увязли в войне на «уничтожение» (1989-1990). Однако несмотря на эти внутренние столкновения, внешне конфликт все равно сохранил христианско-мусульманский характер.

1990-2005: Дамаск препятствует примирению

Недоверие между мусульманской (60% населения) и христианской общинами (40%) сохранилось и после войны. Подписанные под эгидой США и Саудовской Аравии Таифские соглашения официально положили конец конфликту, однако последовавшие за ними инициативы по примирению так и остались более чем скромными.

Разделившая столицу надвое зеленая линия исчезла, а гражданское общество устраивало межрелигиозные встречи и занялось исторической работой.

Тем не менее, Дамаск был против сближения мусульман и христиан по примеру подписанного в 2001 году маронитами и друзами договора о примирении, за которым последовали облавы и аресты. В целом, до 2005 году и Ливане так и осталось разделение на христиан (они были против сирийского присутствия) и мусульман, которые (хотя бы на уровне лидеров) поддерживали гегемонию Дамаска и вооруженное сопротивление еврейскому государству в лице «Хезболлы».

2005-2008: Постепенное смещение напряженности

Как бы то ни было, с 2005 года в отношениях мусульман и христиан произошли значительные перемены, катализатором которых стало убийство бывшего премьера Рафика Харири. Впервые с окончания гражданской войны христиане и мусульмане встали бок о бок под одним знаменем, потребовав вывода войск Дамаска и настоящего национального примирения.

Символом примирения стало переименование мечети «Фитна» (раздор), где захоронен Харири, в «Мечеть согласия» в память о солидарности общин во время «бейрутской весны».

Параллельно с этим в стране возникли новые политические альянсы, которые впервые с 1960-х годов смогли перешагнуть через межобщинный раскол. Так, «Коалиция 14 марта» вобрала в себя «Ливанские силы» и Прогрессивно-социалистическую партию (были заклятыми врагами во время войны), а также Движение за будущее, которое представляло суннитскую общину с ее традиционно проарабскими и пропалестинскими настроениями.

В «Коалицию 8 марта» тоже вошли партии, представляющие самые разные сообщества страны.

Как бы то ни было, эти, казалось бы, демократические перемены скрывали внутреннее противостояние суннитов и шиитов в тени Специального трибунала по Ливану и в рамках регионального противостояния Ирана с Саудовской Аравией.

Эта напряженность впервые приобрела конкретные очертания в мае 2008 года с уличными столкновениями активистов «Хезболлы» с представителями «Движения за будущее» (основанная Рафиком Харири умеренная суннитская партия).

Сирийская революция и дальнейший конфликт раздули угли: сунниты поддержали восстание против Башара Асада, а шииты выступили в защиту алавитов.

Переживающий глубокий раскол Ливан столкнулся с угрозой новой гражданской войны, когда в 2013 году «Хезболла» объявила о военной поддержке клана Асада.

Конфликта в конечном итоге едва удалось избежать, однако переговоры западных держав с Тегераном по вопросу иранского атома увеличивают риск новой эскалации.

Палестинское оружие и общественное неравенство

Но война все равно где-то рядом. Под слоем пепла до сих пор тлеют угли на фоне межобщинной напряженности и проблемы с вооружением палестинцев, которая стала одной из причин конфликта и была лишь частично решена за последние 40 лет.

Несколько десятков тысяч беженцев по-прежнему живут в недосягаемых для армии лагерях, где ношение оружия и торговля им давно стали обычным делом. По территории страны разбросаны в общей сложности 12 палестинских лагерей, которые представляют собой настоящую бомбу замедленного действия и могут вновь разжечь пламя, хотя обстановка в стране и регионе сейчас значительно отличается от той, что была накануне конфликта в 1975 году. Кроме того, оружие становится инструментом политического давления, которым могут воспользоваться местные и иностранные партии для дестабилизации государства, что особенно важно с учетом присутствия 1,5 миллиона сирийских беженцев.

Наконец, помимо межрелигиозного раскола и абсолютной государственной монополии на оружие (несмотря на разоружение отрядов по окончанию войны, за исключением «Хезболлы») стоит отметить сохраняющееся по сей день общественное и экономическое неравенство, которое тоже стало одним из факторов гражданской войны.

Сейчас неравенству больше не свойственна региональная и религиозная окраска, которая была у него до войны: с 1940-х по 1970-е годы жившее на юге шиитское сообщество было самым бедным в стране (отсюда формирование в 1973 году Движения обездоленных), тогда как средний и состоятельный классы состояли главным образом из христиан и суннитского меньшинства.

За последние два десятилетия расклад изменился с учетом политического и социального подъема шиитской общины, однако неравенство (пусть оно теперь затрагивает все регионы и все общины) все так же сильно и даже стало более выраженным с появлением нового богатого класса после войны.

Обеднение населения — еще один важный фактор риска. Четверть граждан находятся за порогом бедности, а 75% беженцев (всех национальностей) живут в поистине ужасающих условиях.

Иначе говоря, в стране существует множество факторов, которые могут в любой момент разжечь пламя войны, пусть даже в отличие от 1975 года сегодня иностранные державы предпочитают использовать Сирию для сведения собственных счетов.