Отечественные политологи часто пишут об Иране, как о новой Кубе или Вьетнаме, чье сопротивление давлению США в любой ситуации автоматически делает Тегеран союзником Москвы. Для публики это уже стало общим местом. Реальность, однако, сложнее.

В одних вопросах позиции Ирана и России совпадают, как с обсуждением запрета присутствия на Каспии военных из любых стран, кроме пяти прибрежных государств. В других – нет, как по вопросу о разделе акватории. Иран отстаивает принадлежность ему не менее 20 процентов Каспийского моря, в то время как по договору с СССР контролирует только 11,5–12 процентов. Позиции России, Азербайджана и Казахстана с иранской не совпадают и совпасть не могут (Туркменистан, напротив, поддерживает Иран, хотя и не слишком активно).

“ Тегеран способен вести военное противостояние с противниками по нескольким направлениям, одновременно формируя вокруг себя шиитский мир как основу Новой Персидской империи ”

В отношениях Москвы и Тегерана нет ничего постоянного и заранее определенного. Все зависит от конкретной темы и конкретных интересов в тот или иной период. Причем ни Россия за Иран, ни Иран за Россию не будут ссориться ни с кем из ведущих мировых игроков. Что демонстрирует ситуация с ракетными комплексами С-300, поставка которых была заморожена из-за введения против Ирана санкций ООН. Если же интересы Москвы и Тегерана совпадают, как, например, в сохранении режима Асада, координация их политики возможна. Россия оказывает сирийскому правительству политическую поддержку в Совете Безопасности ООН, имея в то же время хорошие отношения с таким врагом Дамаска, как Анкара. Иран – поддержку финансовую, логистическую и, что для Асада важнее всего, военную, в том числе руками иракских и ливанских шиитских военизированных структур, а также афганских хазарейцев.

Помимо прочего, совпадение позиций Ирана и России в сирийском вопросе вызвано тем, что «цветные революции» на постсоветском пространстве и «арабская весна», которые США в ряде случаев использовали (с разным успехом) или напрямую провоцировали для укрепления своих позиций за счет ослабления сложившихся без их участия альянсов или излишне самостоятельных местных лидеров (включая таких американских союзников, как президент Египта Хосни Мубарак), вполне могут быть тиражированы на их собственном пространстве. С чем отечественные эксперты, ранее критически относившиеся к вероятности такого развития событий применительно к России, вынуждены согласиться, анализируя текущую ситуацию на Украине.

Иран после санкций

Сотрудничество Исламской Республики Иран (ИРИ) и Российской Федерации является «дружбой против США» в достаточной мере, чтобы задаться вопросом: что будет, если эта схема станет неактуальной? В том числе потому, что Соединенные Штаты Америки в лице действующей администрации президента взяли курс на нормализацию отношений с Ираном и снятие с него санкций, введенных предшественником Барака Обамы. Позиция нынешнего главы Белого дома отнюдь не отражает видения отношений Вашингтона и Тегерана со стороны всех ветвей американской власти, но вряд ли помешает ему сделать вид, что он удовлетворен положением дел в переговорах по ядерной программе Ирана. Тем более что остановить ее военным путем он не хочет и не может, а давление – экономическое и дипломатическое – Иран не остановит.

Президенту Обаме необходим Иран в качестве стабилизирующего фактора в Афганистане после вывода оттуда американского воинского контингента, чтобы неизбежное возвращение к власти в Кабуле талибов и союзных им радикальных исламистских группировок выглядело не таким провальным, как последствия ухода американских войск из Ирака (хотя на самом деле оставляемый американцами после себя вакуум безопасности и слабое правительство не оставляют Афганистану других перспектив, кроме коллапса). Иран нужен ему и в военной кампании против Исламского государства (ИГ), благо, неформальная координация между Вашингтоном и Тегераном проходящего в то время, когда пишется настоящая статья, наступления антитеррористической коалиции на Мосул показала эффективность такого сотрудничества.

Шиитские военизированные структуры, контролируемые Исламской Республикой, а также иранская армия и Корпус стражей исламской революции (КСИР) – естественный противовес суннитским исламистам в Двуречье и Леванте, будь то группировки, входящие в ИГ или «Аль-Каиду». Стоящие за салафитскими радикалами Саудовская Аравия и Катар или Турция, решающая исключительно собственные задачи, в борьбе с международным терроризмом представляют для Америки часть проблемы, а не ее решения. Спонсируемым Катаром «Братьям-мусульманам» Обама покровительствует, но вынужден демонстрировать избирателям и конгрессу готовность противостоять салафитским группировкам. Без сильных региональных союзников делать это он не может. Иран в этом вопросе для него – сильный и предсказуемый партнер, причем ключевой.

Однако главным достоинством ИРИ, с точки зрения Обамы, является возможность замены российских нефти и газа на европейском рынке углеводородов на иранские. В случае снятия с Ирана санкций это займет достаточно короткое время, притом что Евросоюз поддержит Соединенные Штаты в этом максимально активно исходя из собственных интересов.

Иллюзий по вопросу поставок энергоносителей на европейский рынок быть не должно. Иран заменит там любого конкурента, если только получит такую возможность. Как и на любом другом рынке. К России это относится в той же мере, как и к Алжиру или монархиям Персидского залива. Бизнес есть бизнес – ничего личного. Все экспортеры энергоносителей (да и не только их) поступают в данном случае одинаково – Россия, кстати, не исключение.

Прагматизм иранской политики хорошо известен. Нет никаких оснований предполагать, будто в преддверии снятия с Ирана санкций, что президент Обама намерен сделать, не обращая внимания на возражения со стороны таких традиционных союзников США, как Саудовская Аравия или Израиль, не без оснований утверждающих, что для них ядерная программа ИРИ представляет смертельную угрозу, Тегеран поступится своими интересами ради сохранения в Европе позиций России. История с многомиллиардным судебным иском Тегерана к Москве из-за непоставки комплексов С-300 доказывает это. Появление энергоносителей из Ирана на рынке Евросоюза, таким образом, предрешено. Вопрос лишь в сроках и маршрутах доставки.

Вариантов здесь немного. Иранская нефть в Европу пойдет обычным для региона путем – морем. Сложнее с газом. Строительство газопровода через Турцию или терминалов СПГ на побережье займет примерно одинаковое время, однако с высокой степенью вероятности предположим, что выбор будет сделан в пользу «трубы», несмотря на более высокие затраты. Помимо собственно иранского голубого топлива она даст возможность вывести на европейский рынок природный газ прикаспийских и ряда других стран и регионов, в первую очередь Туркменистана, а также Азербайджана, Узбекистана и Иракского Курдистана. Именно на это был нацелен проект «Набукко», в свое время успешно торпедированный «Газпромом», и нынешние ТАНАП и ТКГ.

Коллаж Андрея Седых

Ключевую роль в реализации проектов такого рода может сыграть транзитный альянс Ирана и Турции, по территории которых должны пройти трубопроводы, о которых идет речь. Шансов на то, что Анкара и Тегеран откажутся от них в условиях льготного режима со стороны Евросоюза и Соединенных Штатов, который, помимо прочего, означает «зеленый свет» финансированию строительства, мало.

России практически нечего противопоставить такому развитию событий. Проект «Южный поток» исчерпал себя по политическим причинам, а трансчерноморский газопровод на Турцию, призванный обеспечить доставку российского природного газа в Южную Европу, не выглядит для руководства этой страны безальтернативным. Точно так же, как Россия не является для Турции единственным партнером, притом что Анкара останется в выигрыше при любом развитии событий.

Снятие с Ирана санкций будет означать де-факто признание его прав на ядерный статус, что для Соединенных Штатов и Евросоюза не означает ровно ничего. Конфликта с Тегераном они не боятся как из-за своих ядерных арсеналов (в Европе у Франции и Великобритании) и бессмысленности для Ирана атаковать государства Европы (никто не воюет со своим рынком сбыта), так и из-за наличия общего врага: суннитских террористов, воюющих против США, ЕС и Ирана. Разумеется, конфликт интересов сохраняется в Сирии, однако коль скоро Асада не удается свергнуть на протяжении длительного времени, саудовские и катарские проекты по прокладке через ее территорию газо- и нефтепроводов в ЕС, предложенные Эр-Риядом и Дохой Великобритании, Франции и Турции в качестве экономического обоснования необходимости организации коллапса режима в Дамаске, теряют свою целесообразность.

Гонка ядерных вооружений, в том числе региональная, которую спровоцирует появление у Ирана ядерного оружия (предложение Обамой Тегерану десятилетнего моратория на развитие его ядерной программы мало что меняет), в конечном счете России осложнит диалог по Каспию и станет серьезным вызовом для Израиля и монархий Персидского залива. Выделение через два-три десятилетия из числа примерно 40 стран, способных в настоящий момент с технической точки зрения создать атомную бомбу, порядка 20, которые ее сделают и возьмут на вооружение, не слишком изменит военную стратегию США с их подавляющим ядерным арсеналом и географическим положением вне любых будущих театров военных действий Старого Света.

Что касается ЕС, никакой реальной военной стратегии у Брюсселя нет и вопреки капиталоемкому проекту создания европейской армии в обозримой перспективе не будет. По итогам операции по свержению Каддафи в Ливии, а также иракской и афганской кампаний 2000-х годов, в которых войска стран ЕС приняли активное участие, это неоспоримый факт. С более серьезными противниками, не имея поддержки США, Европа воевать не может. Так что появление небольших ядерных арсеналов у Турции, Египта, Алжира или Марокко не слишком изменит сложившийся в Средиземноморье расклад сил, с европейской точки зрения. Идеи же о возможности попадания ядерного оружия в руки террористических организаций имеет смысл оставить в качестве фантасмагорических: химическое и биологическое оружие, которое они могут получить (и получают) достаточно легко, намного доступнее и применить его в качестве оружия массового поражения куда проще.

Единственные страны, имеющие территориальные споры с Ираном, – его соседи (в том числе по Каспию), включая Россию, которая входит в состав «шестерки» переговорщиков, но сделать что-либо в случае формирования американо-иранских договоренностей не может. Перед Москвой в случае создания Ираном А-бомбы встанет необходимость изменения концепции национальной безопасности на южном направлении, однако ситуация на Украине доказывает способность высшего военно-политического руководства страны принимать в условиях резкого изменения ситуации в ближайшем приграничье стратегические решения, неожиданные для ее потенциальных противников, эффективные и реалистичные. Тем более что ядерный потенциал России гарантирует ей перевес над любым внешним врагом, кроме США.

Израиль готовится к худшему

Периодически возникает вопрос: нужно ли России втягиваться в противостояние Ирана с его противниками на стороне ИРИ. Сторонники этого аргументируют необходимость такого шага тем, что разрешение противоречий Ирана с США означает появление американских военных баз на южном побережье Каспийского моря, что для Москвы является ненамного менее опасным, чем их появление в Крыму. Позволим себе не согласиться с этим. Такие самодостаточные в военном отношении страны, как Иран или Алжир, с жесткой вертикалью власти, прошедшие длительный период борьбы за независимость с европейскими державами (полуколониальный статус Ирана в начале ХХ века мало чем отличался от колониального статуса Алжира), предоставлять кому-либо военные базы на своей территории не готовы в принципе. Даже при шахе не приходилось говорить об американском военном присутствии, направленном против СССР, на каспийском побережье. Тем более бессмысленно строить такие планы в отношении Исламской Республики, несколько десятилетий находящейся с США в состоянии холодной войны.

Коллаж Андрея Седых

Это не означает, что современный Иран не пойдет на максимальное расширение контактов со Штатами, в том числе в ущерб России, там, где это не затрагивает собственных интересов ИРИ и не требует от Тегерана отказываться от стратегических приоритетов (к числу которых относится ядерная программа). В конечном счете защита национальных интересов означает в первую очередь необходимость добиваться максимальных результатов с минимальными издержками. Коль скоро США Иран становится необходим, поддерживать с ними отношения он будет по всем возможным направлениям. Ожидать от него чего-то другого бессмысленно. Тем более что с точки зрения послереволюционной идеологии ИРИ США были «большим Сатаной», а СССР – «Сатаной малым».

Иран доказал, что способен не только успешно сопротивляться внешнему давлению, но и вести военное противостояние с противниками по нескольким направлениям, одновременно формируя вокруг себя шиитский мир как основу будущей Новой Персидской империи. Он активно проникает в Латинскую Америку (плацдармом является Венесуэла), Африку и Азию – за пределами исламского мира. Иранское присутствие на постсоветском пространстве к настоящему времени так же ощутимо, как турецкое и арабское, а в Таджикистане и Армении Тегеран доминирует над ближневосточными конкурентами. Для современного Багдада Иран – партнер номер один, а сложности в отношениях с Турцией и Пакистаном уравновешены проектами двустороннего сотрудничества в энергетической сфере, имеющими для Анкары и Исламабада принципиальное значение.

Аравийские монархии для Ирана – противник с военной точки зрения слабый. Реальной угрозой для него является Израиль. Конфронтация с ним имеет идеологическую природу, стала стержнем иранской внешнеполитической и военной доктрин и прекратить ее без войны не слишком реально. Израиль готов вернуться к взаимному игнорированию, если Иран перестанет поддерживать атакующие его из Газы (ХАМАС) и Южного Ливана («Хезболла») организации, однако Тегеран на это пойти не может, несмотря на все то, что исторически связывает обе страны, а также наличие общих врагов в лице радикальных салафитских группировок, полагающих евреев, христиан и шиитов в равной мере заслуживающими смерти. В настоящее время противостояние между ними несколько затихло в связи с борьбой против ИГ, в которой Иран участвует, но в ближайшее время может вновь обостриться.

Судя по всему, ХАМАС, на протяжении длительного времени лишенный поддержки ИРИ как предавший Асада, на что лидеры этой организации пошли, поверив обещаниям Катара, не получил обещанных Дохой денег и вернулся в орбиту влияния Тегерана. Означает это помимо прочего неизбежную активизацию его борьбы против Израиля, благо, часть бедуинских племен Синая с подачи властей Египта получила послабления в ведении традиционной для них контрабанды в Газу в обмен на отказ от поддержки террористов, атакующих египетскую армию на Синайском полуострове. Это означает расширение поставок оружия в Газу при том условии, что оно не будет возвращено в Египет для борьбы против президента Ас-Сиси и его режима. Контроль же союзных Ирану хоуситов над основным северойеменским портом Ходейда дает КСИР все необходимые инструменты для возобновления поставок оружия на Синай и в Газу.

Парадоксальным образом возобновление обстрелов Израиля из Газы может начаться в результате как провала американо-иранских переговоров, так и их успеха. Тегеран внимательно следит за кризисом в отношениях между американским президентом и израильским премьер-министром, в основе которого лежит диаметрально противоположный подход к переговорам по иранской ядерной программе. Достигшее высшей точки охлаждение отношений между Вашингтоном и Иерусалимом предоставляет Тегерану значительную свободу действий. Как Иран ей воспользуется, зависит от множества факторов, однако Израиль готовится к худшему сценарию развития событий. Представляется вероятным, что это относится и к Ирану, так как Саудовская Аравия достигла с Израилем договоренности о предоставлении воздушных коридоров над своей территорией, если премьер-министр Биньямин Нетаньяху примет решение о воздушной атаке на ядерные объекты ИРИ.

На фоне неизбежного обострения внутриполитической ситуации в стране в случае ухода со своего поста верховного аятоллы Хаменеи, здоровье которого оставляет желать лучшего, консервативное крыло иранского истеблишмента демонстрирует значительный перевес над «прагматиками» в ходе выборов руководства комиссий, от которых зависит назначение преемника Рахбара. То, что президент Хасан Роухани, представляющий объединенный либеральный (в том смысле, который в это понятие вкладывают в Иране) лагерь, поставил репутацию на кон в переговорах с «шестеркой», является для него и страны дополнительным фактором риска.

При срыве переговоров консервативное крыло иранской теократии усилит давление на оппонентов. В случае же успеха президент Роухани вынужден будет доказывать свою приверженность ценностям исламской революции. В какой именно момент агрессивная риторика иранского руководства в отношении Израиля сменится агрессивными действиями, сказать трудно. Каким будет ответ – еще труднее. Выборы в Израиле проведены. Победа действующего премьер-министра, представляющего правоцентристский лагерь, чья зацикленность на иранской угрозе хорошо известна в Тегеране, никем не оспаривается. Что дает ему значительную свободу действий, несмотря на его личную вражду с президентом Обамой.

Пока же, оставляя в стороне перспективы ирано-израильской военной конфронтации и внутренние проблемы Тегерана, отметим: для России главное – договорятся ли Иран и США. Это станет ясно в ближайшее время.