Когда Европейское объединение угля и стали Жана Монне (Jean Monnet) превратилось в ЕС, нам сказали, что вот-вот появятся «Соединенные Штаты Европы» по образу и подобию США. А другие страны и континенты обязательно последуют европейскому примеру. Будет Североамериканский союз в составе США, Канады и Мексики, будет Латиноамериканский союз на базе торгового объединения МЕРКОСУР.

В очерке под названием «Эксперимент с ЕС провалился» Брюс Торнтон (Bruce Thornton) из Гуверовского института утверждает, что вердикт вынесен, мечта умерла, ЕС разваливается, единой Европе пришел конец.

Для начала взглянем на экономику. В 2013 году рост экономики в Европе составил 1%, в то время как в США 2,2%. В декабре безработица в Европе составляла 11,4%, а в США 5,6%. Американцы встревожены самым низким уровнем экономической активности населения со времен Рейгана – 62,7%. В Европе в 2013 году он был равен 57,5%.

Европейцы стонут по поводу навязанных Германией мер жесткой экономии, но доля государства в европейском ВВП увеличилась с 45% в 2008 году до 49% в нынешнем. В Греции она составляет 59%.

Самое важное это демографический кризис. Чтобы страна продолжала существовать, каждая женщина должна производить на свет в среднем 2,1 ребенка. Такой рождаемости в Европе не было уже 40 лет. Сегодня этот показатель снизился до 1,6 ребенка. Европейцы это стареющая, уменьшающаяся, исчезающая, вымирающая раса.

Место неродившихся европейцев занимают увеличивающиеся численно, не желающие ассимилироваться и недовольные иммигранты-мусульмане, живущие обособленно в своих кварталах типа парижских пригородов или городов-спутников Амстердама.

Лишенные доступа на рынки труда, получающие щедрые социальные пособия и имеющие возможность культивировать несопоставимые с демократией верования и обычаи, многие иммигранты презирают свою новую родину, находя привлекательную альтернативу в религиозной самоотдаче и определенности радикального ислама.

Кое-кто обращается к терроризму, как братья алжирского происхождения, устроившие кровавую бойню в редакции французского журнала Charlie Hebdo. «Такое насилие, — пишет Торнтон, — а также некоторые культурные обычаи типа убийств чести, насильственных браков и многоженства … провоцируют негативную политическую реакцию против мусульман».

Бурно разрастаются популистские партии — Партия независимости Соединенного Королевства в Британии, Национальный фронт во Франции, а сейчас и «Патриотические европейцы против исламизации Запада» (ПЕГИДА) в Германии. Скоро эти партии обретут достаточно сил, чтобы войти во власть, ввести ограничения на иммиграцию и потребовать ассимиляции приезжих.

И вот тогда культурные конфликты могут перерасти в насилие.

Фундаментальный вопрос, создающий проблемы для европейского объединения со времен Римского договора 1957 года, пишет Торнтон, звучит так: «Из чего состоят коллективные убеждения и ценности, которые могут сформировать основы подлинно общеевропейского сообщества? Во что верят все европейцы?»

Европа и ее страны выковывались в матрице идей, идеалов и верований христианства, которое придает божественные черты таким понятиям как права человека, неприкосновенность личности, политическая свобода и равенство. Сегодня христианская вера во всей Европе превратилась в бледное подобие того, чем она была прежде.

Все меньше и меньше европейцев регулярно ходят в церковь. Во многих европейских храмах во время службы больше туристов, чем прихожан. Этот процесс секуляризации, активно шедший уже тогда, когда Ницше в 1887 году произнес свою знаменитую фразу: «Бог сегодня это не более чем потускневшее слово, даже не идея», сегодня практически завершен, и Европа осталась без своего исторического объединяющего принципа.

Политические религии, такие как коммунизм, фашизм, нацизм, являются суррогатом веры, потерпевшим неудачу. «Да и светская социал-демократия … не дала людям трансцендентальный принцип, оправдывающий жертвы во имя великого блага, и даже не дала им оснований для продолжения рода. Общее стремление к отдыху и досугу, к короткой рабочей неделе и к щедрой системе социального обеспечения это не то, за что стоит убивать или погибать».

А кто готов погибать за Донецк, Луганск или Крым? Пацифизм сегодня заманчивее всего прочего. У всех крупных европейских стран из состава НАТО — Британии, Франции, Германии, Италии, Польши — военные расходы в 2015 году составят менее 2% ВВП.

Идея единой Европы зиждется на «принижении патриотизма и национальной гордости», — пишет Торнтон. — «Однако все народы являются продуктом определенной культуры, языка, обычаев, традиций, истории, географического положения. … Это чувство принадлежности к определенному сообществу, определяемому общей идентичностью, невозможно сформировать посредством единой валюты».

Христианство дало Европе ее веру, индивидуальность, самовосприятие, целеустремленность и силу воли, которые помогали ей покорять и обращать в свою веру наш мир. Христианство создало Европу. А со смертью христианства континент остался без объединяющего принципа, если не считать слезливой преданности демократии и сладкой жизни La Dolce Vita.

Национализм и патриотизм нарастают по всей Европе от Франции в лице Марин Ле Пен до России Путина, потому что лишенные своей старой веры или разуверившиеся люди хотят новой веры, которая придаст смысл, цель и энергию их жизни, чтобы им было ради чего жить, бороться и умирать.

Бесчисленные миллионы мусульман нашли в своей старой вере новую веру. А потомки отступившихся от своей веры европейских христиан 19-го и 20-го века находят новую веру в старой племенной и национальной самобытности.

Мультикультурализм все меньше и меньше походит на перспективу будущего.

Патрик Бьюкенен — автор книги The Greatest Comeback: How Richard Nixon Rose From Defeat to Create the New Majority (Величайшее возвращение: Как Ричард Никсон смог оправиться от поражения и создать Новое большинство).