Европа в определенный момент начала реализовывать мондиалистский проект – создание Евросоюза, что означало принятие формата плавильного котла, то есть смешивания народов Европы в едином унифицированном гражданском обществе постлиберальной человеческой дискретной "биомассы". Они решили, что все европейские государства достигли определенного унифицирования по уровню социального развития и дальше остается унифицировать административные, экономические и политические институты. И это растворение народов Европы в едином плавильном котле ЕС подразумевало уход от национальной государственности как таковой, а значит, отказ от последнего возможного для Европы типа идентичности, выраженного в принадлежности к тому или иному национальному государству. По сути, некий нормативный европеец после этого представлял собой человека без идентичности, без корней и даже в какой-то момент, без определенного пола, то есть он не принадлежал ни к какой относительно крупной социальной группе, был абсолютно дискретен и очищен от всех возможных параметров коллективной принадлежности. Это такой эталонный европеец – чистый биологический индивид без всяких свойств, свободно перемещающийся по всему пространству ЕС и занимающийся обеспечением своих физиологических потребностей – то, что на предыдущих этапах теоретиками либерализма определялось как "торгующий индивид".
И вот этот чистый незамутненный никакими качествами европеец столкнулся с наплывом людей, представляющих иные типы цивилизации, людей с сильной идентичностью, знающих свое происхождение, свои корни, язык, культуру, традиции, четко представляющих свою религиозную принадлежность, а, значит, имеющих высшие экзистенциальные смыслы, в отличие от такого биологического, ничем не обремененного в плане содержания европейца. Естественно, что людям с более сильной идентичностью, приехавшим из Африки, из арабского мира, из других пространств планеты, где идентичность является основой социальной самоорганизации, европейцы начали сдавать позиции. Они не могли их растворить в своем обществе, интегрировать, а тем более, ассимилировать, в силу того, что им нечего было предложить этим людям в качестве альтернативы. По сути, вопрос ставился так: приезжающие в Европу иностранцы должны отказаться от любой идентичности и стать такими же "торгующими индивидуумами".
Естественно, что такая перспектива малопривлекательна для любого нормального, здорового, полноценного человека, который по мнению европейских же мыслителей прошлых веков, состоит из духа, души и тела, и приезжему предлагалось отказаться от духа и души, а телом оперировать по своему усмотрению. Именно этот проект освобождения от духа и души ради интеграции в ЕС и потерпел полный крах, что выразилось в нынешних событиях в Париже, Германии и по всей Европе.
Нынешняя проблема, которая проявилась в терактах и в противостоянии исламской части населения и всей остальной Европы, имеет серьезные фундаментальные, онтологические корни и не решается путем усиления силовых структур, развития разведок и упреждения прибытия радикально настроенных представителей других цивилизаций в Европу. По сути, ситуация вышла из-под контроля и сейчас речь идет об альтернативе нынешней форме ЕС. Мы переходим к таким казалось бы отмершим понятиям, как французский народ, германский народ, итальянский народ и т.д., с определенным набором цивилизационных, качественных характеристик и базирующихся на основе понятия "идентичность".
К восстановлению этой идентичности, к ее возвращению и возрождению народов Европы, собственно, можно было бы перейти сейчас, пересобрав ЕС на новых принципах, если бы не США, которые жестко стоят против такого проекта, понимая всю пагубность такого развития событий для самих США, которые продолжают настаивать на дискретности и формате плавильного котла в силу того, что сами из себя они представляют именно такое общество.
