Больше не царь зверей

В среду в Комитете гражданских инициатив (КГИ) Алексея Кудрина будет представлено исследование экономиста Михаила Дмитриева «Мониторинг политических настроений россиян». Исследование проводилось с 6 по 14 декабря, среди 14 фокус-групп в Москве, во Владимире и Гусь-Хрустальном Владимирской области. Группа социологов во главе с бывшим руководителем ЦСР Дмитриевым и Сергеем Белановским изучала настроения россиян в тех же регионах, где проводились прежние исследования (Владимирская область взята как типичный регион европейской части страны, а Гусь-Хрустальный – как типичный депрессивный маленький город), но с использованием новых практик. Помимо стандартных социологических фокус-групп организовывались и фокус-группы  с  использованием психологических тестов. Последние позволили выявить существенные сдвиги в общественном сознании, которые пока не фиксирует обычная социология, рассказал Дмитриев РБК.

Эксперты отмечают, что социальная агрессия, объектами которой раньше были две основные группы – чиновники и мигранты, теперь получила нового адресата – ее основным объектом стал внешний враг. Однако негативное отношение к чиновникам и мигрантам остается, и при усилении экономических проблем эти две группы снова стали главной мишенью протестных настроений.

Население доверяет официальным СМИ, прежде всего телевидению, когда те освещают внешнюю политику, солидаризируется с российской позицией. Но информация о российских реалиях, прежде всего экономических, вызывает недоверие, и люди начинают искать альтернативные источники, в основном в интернете, социальных сетях. Эту ситуацию Дмитриев сравнивает с настроениями советского общества в конце 1970-х годов, когда оно тоже сильно интересовалось «международной обстановкой» и в основном доверяло официальной пропаганде, но о событиях в самом СССР пыталось узнать с помощью западных «голосов».

Часть фокус-групп проводилась сразу после оглашения Послания президента Владимира Путина, и многие участники фокус-групп не услышали в нем убедительных ответов на вопросы о том, что происходит с экономикой и как будет развиваться ситуация, констатирует Дмитриев.

Одобрение деятельности самого Путина у московских респондентов достигает 60–70%, а у провинциальных – 80%, однако фактически единственным мотивом позитивного отношения к действующему президенту является отсутствие ему альтернативы. Граждане не видят потенциальных сильных политиков ни в команде Путина (многие сомневаются, что команда вообще существует), ни в оппозиции. В прежних опросах сильнее звучали позитивные мотивы одобрения Путина. Нынешняя ситуация – признак того, что цикл политической поддержки нынешнего лидера страны входит в более позднюю стадию, резюмирует эксперт.

Граждане поддерживают заявленную Путиным патриотическую повестку. Однако психологические тесты показывают, что достижимость заявленной цели – усилить уважение к России и ее роль в мире – вызывает сомнения на подсознательном уровне. Стандартные психологические тесты, в которых респондентам предлагалось сравнить страну и президента с каким-нибудь видом животных сейчас и на момент начала года, показали, что в подсознательной иерархии животного мира произошло резкое снижение статуса. Если в начале года Россия и Путин ассоциировались с более важными и сильными животными – такими как лев, медведь, бык, орел, то теперь называют менее статусных волка, рысь, зайца и т.п. Наиболее сильно снижение статуса (у более чем 70% респондентов) заметно в Москве, менее сильно (около 50%) в Гусь-Хрустальном. Таким образом, вес России в мире в результате экономических и внешнеполитических проблем, в понимании граждан, ослабел, делают вывод исследователи.

Боятся войны и инфляции

Другой эффект года выявлен в еще одном психологическом опросе: по пятибалльной шкале граждане оценивали главные угрозы. Самыми сильными фобиями оказались возможность войны (в среднем 4,3 балла) и страх сильной инфляции (4,2 балла). При этом страх войны скорее иррациональный: в возможность втягивания России в полномасштабный военный конфликт респонденты не верят.

Настроения граждан, по мнению социологов, близки к тем, что были во время предыдущего кризиса 2008 года: тогда также на пике были рейтинги Путина и его преемника Дмитрия Медведева, но росли страхи экономических проблем. Хотя в среднем по стране уровень жизни в 2009 году не снизился, в 2009–2010 годах начались экономические протесты, в основном на периферии, там, где было наиболее сильное падение производства. По форме – голодовки, забастовки, перекрытия трасс – они характернее для стран третьего мира и для российских протестов эпохи дефолта 1998 года. Тогда эту волну протестов мало кто заметил, но уже в 2011–2012 годах началась волна политических протестов, характерных уже для более развитых обществ.

Готовность к протестам по экономическим мотивам всегда была выше, чем к политическим, отмечает руководитель отдела социально-политических исследований Левада-Центра Наталья Зоркая, ссылаясь на наблюдения центра. По ее словам, респонденты чаще всего высоко оценивают вероятность такого недовольства, но ниже – свою готовность защищать свои экономические интересы, а еще меньшее число реально участвуют в протестных акциях . «Большинство поддаются созданной пропагандой атмосфере и поддерживают внешнюю политику. Трезвые оценки происходящего с пониманием последствий присоединения Крыма, санкций и др. появляются, но медленно», – объясняет социолог. Зоркая считает, что есть вероятность протестов, наподобие акций 2005 года против монетизации льгот, но не более.

Нынешняя ситуация заметно отличается от прежней, подчеркивает Дмитриев. Тогда население в целом позитивно относилось к политическим протестам и даже отчасти ассоциировало себя с протестующими (резко возражало против законов, фактически запрещающих несанкционированные митинги). Теперь даже в Москве массовые политические акции вызывают отторжение: работает украинский фактор, страх последствий, которые наступают после потери политической управляемости, страх распада страны, отмечает исследователь. В следующем году падение уровня жизни практически неизбежно, и велика вероятность экономических протестов в разных регионах, но сменятся ли они политическими при таком изменении настроений – большой вопрос, констатирует эксперт.

Но власти предстоит решить еще одну задачку: с момента кризиса до начала парламентских выборов остается полтора года, тогда как в прежнем цикле (кризис начался в 2008 году, выборы состоялись в 2011 году) более серьезный запас времени. При этом опросы фиксируют новое отношение к системным оппозиционным партиям: о них вообще не говорят или говорят в пренебрежительном тоне, не воспринимая как реальных, самостоятельных игроков. Не воспринимают как реальную силу и «Единую Россию». Население не видит реального политического предложения, его будет трудно мотивировать сделать определенный выбор, констатирует Дмитриев.

В целом же доминирующими в массовом сознании могут стать ценности выживания, характерные для настроений после дефолта 1998 года. Они вытесняют ценности развития и самореализации (модернизационную повестку) начала десятых годов, а также традиционалистские ценности «сильной державы» начала 2014 года. С такими настроениями общество вступает в период экономического кризиса, и оно может довольно остро реагировать на двухзначные цифры инфляции. На будущий год это может стать главной проблемой для власти, резюмирует Дмитриев.