Стратегические вызовы афганской кампании
Фарход Толипов – директор негосударственного образовательного учреждения «Билим карвони» (г. Ташкент).
Резюме: В Афганистане Кабул и международные силы, будучи несравнимо сильнее противника, продолжают ограниченную войну для привлечения его к переговорам. А тот, несравнимо более слабый, ведет тотальную кампанию для их уничтожения.
Спектр мнений о том, что ждет Средний Восток и Центральную Азию после вывода международных сил из Афганистана, широк – от алармистских до успокоительных оценок с явным преобладанием первых. Пессимизм усилился в связи с резким ухудшением ситуации в Ираке из-за «неожиданного» появления ИГИЛ, к которому потянулись также и террористы из Афганистана, в том числе Исламское движение Узбекистана. Так, Ташкент нынче придерживается позиции, что вывод войск ISAF из Афганистана является преждевременным, о чем, например, заявил с трибуны Генассамблеи ООН министр иностранных дел Абдулазиз Камилов.
Несмотря на интенсивную дискуссию, не вполне понятно, каковы стратегические результаты военной операции и в целом международных миротворческих усилий в этой стране.
АФГАНИСТАН-2014: СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ВЫЗОВЫ
НАТО удалось создать в 2001 г. уникальную коалицию для проведения миссии в Афганистане – ISAF. В ее состав вошли не только представители союзников, но и не входящие в блок государства – всего более 40 участников. Однако со временем уровень общественной поддержки операции в странах коалиции резко понизился. Именно наступившей апатией и усталостью объясняют в альянсе нежелание оставаться в Афганистане после 2014 года. И в этом проявилась аберрация военно-политического и стратегического мышления: психологическое состояние предопределяет стратегическое решение.
Афганская кампания началась в октябре 2001 г. под лозунгом «война с террором». Не с «Аль-Каидой» или с бен Ладеном, а именно с террором. Кто победил и кто проиграл? Клаузевиц в фундаментальном труде «О войне» подчеркивал первостепенную важность понимания природы войны. Он говорил, что цель войны – «навязать противнику нашу волю», а «задача военных действий заключается в том, чтобы обезоружить противника, лишить его возможности сопротивляться». Навязать противнику нашу волю – пока не получилось. Обезоружить и лишить его возможности сопротивляться – не удалось. Наконец, война завершается, а побуждения, моральные мотивы, воля противника к победе не устранены и даже не уменьшились. Применительно к Афганистану все меньше говорят о борьбе с терроризмом и все больше – о противодействии мятежникам. А есть ли вообще террористы в Афганистане?
Для оправдания изменения риторики часто ссылаются на отсутствие международно принятого определения терроризма. Однако, во-первых, в странах НАТО и прежде всего в Соединенных Штатах есть собственные определения, которыми они могут оперировать. Ведь вошли же они в Афганистан, руководствуясь именно национальным законодательством об обороне вне пределов государственных границ, в целях осуществления возмездия за атаки 9 сентября 2001 г. и официально объявив войну против террора. Во-вторых, существует ряд международных конвенций по борьбе с международным терроризмом, некоторые из которых применимы и здесь.
Можно предположить, что причиной перехода к риторике противодействия мятежникам было стремление вести с талибами переговоры об их возвращении к мирной жизни, а с террористами переговоры не ведутся. Однако многолетнее (начавшееся с прихода «Талибана» к власти) настойчивое и безрезультатное стремление США и правительства Карзая к переговорам с талибами обнаружило несостоятельность такой установки.
Причина фиаско, на мой взгляд, в том, что к диалогу должна взывать не более сильная и побеждающая сторона, а более слабая и терпящая поражение. В Афганистане мы наблюдаем обратное. Широко распространено мнение, что у афганской проблемы нет военного решения, и необходимо создать коалиционное правительство, где были бы представлены все основные воюющие группировки. Тезис об отсутствии военного решения в основном связан с иностранным вооруженным присутствием и ссылками на непримиримость «Талибана» к оккупантам. Это утверждение опровергается тем, что острый военный конфликт между Северным альянсом и талибами начался задолго до ввода войск коалиции в Афганистан. Кстати, часто можно слышать, что в результате действий ISAF погибают мирные жители. Однако, согласно статистике, около 80% жертв среди мирного населения – на совести боевиков.
Надежды на то, что формирование коалиционного правительства с талибами решит базовые проблемы страны, тщетны. Во-первых, при высочайшем уровне коррупции никакая коалиция не создаст функциональное правительство. Во-вторых, ни одна из воюющих фракций в Афганистане, включая «Талибан», не провозглашала ясных программных целей, и квотирование мест в правительстве по принципу «и волки сыты, и овцы целы» вряд ли приведет к прекращению междоусобицы. В-третьих, конфликт в Афганистане не есть исключительно внутреннее дело этой страны, и вмешательство деструктивных внешних сил не позволит достичь устойчивого мира и стабильности. Другими словами, есть внешние силы, просто не заинтересованные в мире, поэтому здесь дело не в коалиционном правительстве.
Широко обсуждаемая концепция передачи ответственности за безопасность и стабильность в стране самим афганцам будет сталкиваться с теми же тремя обстоятельствами, которые упомянуты выше в связи с проблемой коалиционного правительства.
Наконец, в попытках найти формулу мира и стабилизации афганское правительство и международная коалиция выдвинули концепцию привлечения так называемых «умеренных» талибов в правительство, возвращения их к нормальной жизни. «Умеренным», перешедшим на сторону властей, обещают безопасность, рабочие места и даже возможность получить образование. В связи с этим напрашиваются по крайней мере три вопроса. Каковы критерии «умеренности», и что делают «умеренные» в рядах мятежников/террористов? Если даже предположить существование «умеренных» и возможность их возвращения, то что тогда будут делать радикалы? Разве это приведет к прекращению их борьбы? Наконец, если правительство обещает «умеренным» защиту, обеспечение и даже образование, почему же оно не предоставляет эти блага афганцам до того, как они превратились в «умеренных» талибов?
Поиск «умеренных» может оказаться бесконечным, безрезультатным или в лучшем случае малоэффективным. В связи с этим четвертый вопрос: а как, собственно, пополняются силы мятежников? С одной стороны, в ходе боев и в результате спецопераций, естественно, их ряды редеют, а с другой – есть приток за счет обычных афганцев. Очевидно, что недостаточно просто констатировать: «идет процесс рекрутирования в формирования мятежников», а потом призывать их вернуться к нормальной жизни. Особым направлением действий афганского правительства, да и коалиционных сил должны стать решительные меры по пресечению появления новых боевиков. Это специфическая проблема – выявить причины, механизмы, масштабы и среду рекрутирования.
Афганистан дал мировому сообществу уникальный опыт успехов и поражений в борьбе с терроризмом, но из него следует извлечь правильные уроки, поскольку борьба с терроризмом на этом не завершается. Если в Афганистане НАТО и мировое сообщество сдадутся, наверное, больше нигде эта борьба не сможет быть успешной и останется импульсивной реакцией с примесью геополитических искажений. Поэтому стратегически важно поставить точку в вопросе о терроризме и всесилии полевых командиров.
Справедливости ради необходимо упомянуть результаты состоявшихся недавно президентских выборов в Афганистане. По итогам произошло беспрецедентное консенсусное разделение власти между основными претендентами на высший пост в стране – нынешним премьер-министром Абдуллой Абдуллой и нынешним президентом Ашрафом Гани. Вице-президентами стали генерал-узбек Абдул Рашид Дустум и хазареец Мохаммад Сарвар Данеш. Правительство относительно представительное. Возможно, с опорой на такую специфическую политическую модель, а также при активном содействии международного сообщества удастся наладить мирную жизнь и продолжить восстановление разрушенной войной страны.
Ни один из политических лидеров, управляющих сейчас Афганистаном, не заинтересован в новой эскалации внутреннего конфликта. Он нарушит едва достигнутый политический баланс и лишит их реальной власти, вынудив вернуться к прежнему статус-кво. Теперь на них лежит основной груз ответственности за функционирование государственной системы как таковой и за нормализацию политического процесса в масштабе всей страны – то, чего не смог обеспечить Карзай. Следовательно, перед ними стоит задача двоякого характера. Во-первых, консолидация управления и создание полноценной государственности, которой на самом деле пока не существует. Во-вторых, противодействие спорадическим атакам со стороны мятежников и террористов, мобилизация всего потенциала страны и населения против деструктивных сил.
НУЖЕН СИСТЕМНЫЙ ПЕРЕСМОТР
Бывает ли война без победы одной из сторон? Могут ли военные действия завершиться, не выполнив главной задачи? Клаузевиц утверждал, что «только преследование разбитого врага даст нам плоды победы».
За 2013 г. из афганских тюрем в результате указов президента Хамида Карзая и по инициативе Высшего совета мира освобождены более 500 боевиков «Талибана», но полезность данной меры, по мнению обозревателей, остается под вопросом. Как сообщал частный афганский телеканал 1TV, число освобожденных из тюрем талибов, в том числе граждан Пакистана, достигло 536 человек, 224 из которых были задержаны в связи с атаками смертников. Среди получивших свободу и приближенные лидера «Талибана» Муллы Омара. Тем не менее до сих пор афганские талибы не демонстрируют готовности вступать в переговоры с официальным Кабулом. По данным телеканала, большинство амнистированных возобновляют участие в повстанческой деятельности.
В докладе Корпорации Rand говорится, что вывод всех военных сил США из Афганистана не пойдет на пользу национальной безопасности. Соединенные Штаты должны продолжать контртеррористические операции и помогать в борьбе против мятежников после 2014 года. Причина проста: есть несколько вооруженных групп в Афганистане и Пакистане, которые угрожают безопасности Соединенных Штатов и их внешним интересам. Это «Аль-Каида», которая все еще удерживает контроль вдоль афгано-пакистанской границы. «Лашкар-и-Тайба», которая проводила теракты в регионе и даже засылает своих оперативников в США. «Техрик-и-Талибан Пакистан», причастная к попытке теракта на Таймс-сквер в Нью-Йорке в 2010 году. Сеть Хаккани, которая провела ряд атак против американских сил и посольства в Афганистане.
Ситуация может ухудшиться, если представлять ее как сугубо афганскую или региональную проблему. На самом деле за ней встает экзистенциальный вопрос о мировом порядке и возможностях международного сообщества. Расширенная концепция безопасности, с точки зрения автора, должна быть основана на новой системной секьюритизации национальной перспективы Афганистана. Безопасность понимается как военная, нормативная, правовая, культурная и экономическая проблема.
Важным условием такого подхода является коррекция информационного измерения кампании. В публичном пространстве преобладают алармистские, поверхностные и упрощенные толкования ситуации в Афганистане и регионе, которые многократно тиражируются, создавая искаженное общественное мнение и неосновательные ожидания. В частности, необходимо внести ясность в представления о мифической «ре-талибанизации» Афганистана. На взгляд ряда экспертов, после 2014 г. афганская политика, вероятнее всего, будет «зоной, свободной от талибов» в том смысле, что они вряд ли смогут вернуться к власти.
Необходимо усилить нормативную и международную составляющую исследований, репортажей, дискуссий, политической риторики и стратегических решений. Во всякой войне есть виновная сторона, из-за которой она началась и ведется. Назвать виновника войны – важный момент всей международной антитеррористической стратегии. Особая роль, без сомнения, принадлежит ООН. Эта организация как никто другой обладает нормативным авторитетом. Именно она должна выразить твердую и принципиальную позицию как по поводу ситуации в Афганистане в целом, так и, в частности, по поводу «Талибана». ООН, помимо прочего, должна продемонстрировать, что международное присутствие в Афганистане – не американская кампания, а именно интернациональное миротворчество, результат всеобщего сотрудничества в борьбе с терроризмом.
Более активную и принципиальную роль должна играть Организация исламского сотрудничества (ОИС), ей следует занять твердую позицию по отношению к процессам в Афганистане с точки зрения ислама. Многие западные комментаторы, пишет Ахмед Рашид, не вникают в сущность «Талибана», а обвиняют ислам целиком за его якобы нетерпимость и антисовременность. И когда глава Высшего совета улемов Пакистана издает фетву о законности джихада и террористических акций смертников, очевидно, ОИС не должна оставаться безразличной к этому.
Международная стратегия должна исходить из триединства военной кампании, устойчивого правления и экономического развития. Это взаимно дополняющие составляющие нового международно решаемого афганского вопроса. Все связано с безопасностью, влияет на нее и от нее зависит – таким должен быть системный взгляд на Афганистан-2014. А безопасность требует перманентного присутствия международных миротворцев.
Соглашение о безопасности между Вашингтоном и Кабулом логично сочетается с американской стратегией «Новый Шелковый путь», которая предусматривает большую вовлеченность Афганистана в экономику региона. Так называемая Северная распределительная сеть (Northern Distribution Network), созданная для снабжения войск коалиции в Афганистане, как считают многие, может стать важной транспортной артерией. Известный специалист по региону Фредерик Старр уверен, что подход «сначала безопасность, потом экономическое развитие» не вполне оправдан, поскольку экономика не может ждать. Старр приводит данные американских геодезических исследований, согласно которым Афганистан обладает природными ресурсами на триллион долларов, что в 50 раз превышает ВВП страны. Это газ, нефть, медь, железо, другие минералы, а также редкоземельные металлы. Поэтому главная и неотложная задача – соединить Афганистан с региональными и международными рынками посредством развития транспортной инфраструктуры.
И такой взгляд, при всей его привлекательности, не учитывает одного важного обстоятельства: те, кто ведет борьбу против государства и международных сил в Афганистане, не столь озабочены экономическим развитием страны, они постоянно нападают на эшелоны с гуманитарным грузом, представителей международных донорских организаций, мирных граждан и т.д. Говорят, для возрождения Афганистана надо больше иностранных инвестиций. Однако ни инвестиции, ни иные формы экономической поддержки не должны приводить к нивелированию первичной задачи – ликвидации очагов и причин возникновения терроризма. Инвестор руководствуется своими интересами, и у него свои условия и требования к стране–реципиенту инвестиций.
Военная кампания должна продолжаться с конкретно провозглашенной целью. 71% афганцев считают, что переговоры с талибами можно вести, если они прекратят вооруженную борьбу, и при этом лишь немногим больше трети афганцев думают, что Афганская национальная армия способна победить антиправительственные силы. Как ни парадоксально, сами талибы, кажется, не хотят, чтобы международные силы покинули страну, ведь они потеряют «любимого» врага.
Тем временем текущая операция больше сфокусирована на удержании и защите территорий, а также на завоевании умов и сердец афганцев. Как утверждает аналитическая группа Stratfor, такая стратегия имеет ключевое значение для успешной разведки, которая может решить исход войны. С повышением уровня безопасности придет лояльность, а с лояльностью и разведывательная информация. Разведка, способность опираться на местное население является стратегическим преимуществом мятежников, и если они проиграют разведывательное соперничество, то проиграют и войну.
Большая стратегия для и в отношении Афганистана подразумевает ту или иную форму взаимодействия ОДКБ и НАТО. Возможно, в разгар операции ISAF такое сотрудничество было преждевременным: НАТО не могло отвлекаться от театра военных действий. Но теперь вопрос о кооперации уместен. Это верно, что по мощи, ресурсам и политическому весу ОДКБ намного уступает альянсу. Но верно и то, что снижение уровня западного военного присутствия в макрорегионе Центральной и Южной Азии после 2014 г. должно компенсироваться коллективными мерами безопасности самих стран региона. Весь период сотрудничества стран Центральной Азии с НАТО – с одной стороны, и с ОДКБ – с другой, показал, что Центральная Азия оказалась между двумя структурами безопасности – Евро-Азиатской и Евро-Атлантической. Это породило дилемму. Страны региона не могут быть членами западного альянса, но их партнерство с ним было достаточно эффективным, включая операцию в Афганистане. А ОДКБ пока не показала свою эффективность просто потому, что ее услуги не были востребованы, но в Евразии нет другой системы коллективной безопасности, к которой страны региона могли бы присоединиться.
Понятно, что в ситуации острого конфликта России и Запада из-за Украины такое партнерство представляется еще менее вероятным. Однако объективно потребность велика. Всякая отсрочка будет лишь консервировать пережитки геополитического напряжения холодной войны и взаимного недоверия между двумя системами коллективной безопасности.
Основное средоточие проблем южно-азиатского комплекса безопасности – это, конечно, Пакистан. Сомневаясь в возможности достичь в ближайшей перспективе регионального сотрудничества государств, соседствующих с Афганистаном, Амин Сайкал подчеркивает, что приоритетом должна стать стабилизация Афганистана и Пакистана, а этого не добиться в скором времени. Как пишут Барнет Рубин и Ахмед Рашид, до тех пор пока лица, принимающие решение в Пакистане, не захотят сделать стабилизацию афганского правительства более высоким приоритетом, чем противостояние индийской угрозе, мятеж, имеющий происхождение на базах в Пакистане, будет продолжаться. Стратегические цели Пакистана в Афганистане приводят Исламабад к разногласиям не только с Кабулом и Дели, с задачами США в регионе, но также и со всем международным сообществом.
НА ПОРОГЕ ПЕРЕМЕН
В Афганистане государство/международные силы, будучи несравнимо сильнее вражеских сил, ведут ограниченную войну в целях привлечения противника к переговорам, а тот, будучи несравнимо слабее, ведет тотальную войну в целях полного их изгнания или уничтожения. Эта асимметрия порождена не каким-то особым характером т.н. нетрадиционной угрозы, а вполне традиционным подходом к ней. Интересный вывод сделал немецкий ученый Вульф Лапинс: «Война в Афганистане велась с 2001 г. согласно принципу Карла фон Клаузевица как продолжение политики иными средствами. В соответствии с этим пониманием политики ведутся переговоры и с “Талибаном”… Тем не менее для Муллы Омара политика (переговоры с США/Карзаем) кажется продолжением войны». Это, возможно, и есть наиболее существенный аспект ситуации в Афганистане.
Необходимо скорректировать стратегию международного присутствия на основе системного подхода к секьюритизации всего афганского вопроса в XXI веке. В Афганистане решается вопрос о новом мировом порядке и в частности политический и моральный статус США, России и других великих держав. В этой обновляемой системе центральноазиатские страны не могут оставаться на периферии, поскольку соседство с Афганистаном – с одной стороны, и интерес великих держав – с другой, вынуждают к активным действиям.
Источник: globalaffairs.ru.
Рейтинг публикации:
|
