Резюме: На конец ноября 2014 г. приходятся два своеобразных юбилея – год с начала киевского Евромайдана и десять лет со времени первого Майдана 2004 года, запустившего механизм «оранжевой революции»
На конец ноября 2014 г. приходятся два своеобразных юбилея – год с начала киевского Евромайдана и десять лет со времени первого Майдана 2004 года, запустившего механизм «оранжевой революции». Естественно, что первая из этих дат привлекла гораздо больше внимания. И не только потому, что человеческая память коротка, и на фоне драматических событий последнего года «оранжевая революция» десятилетней давности уже воспринимается как далекое прошлое. Первый Майдан сегодня вспоминать не любят: у многих на Украине – да и за ее пределами – он ассоциируется с несбывшимися надеждами и горьким разочарованием.
Но для осмысления нынешнего состояния дел и понимания возможных вариантов российской политики на украинском направлении, наверное, на оба юбилея стоит посмотреть в их взаимосвязи. Уроки двух Майданов одинаково важны, хотя они высвечивают различные, в чем-то противоположные особенности развития украинского государства и общества.
Социальная статика против политической динамики?
Год после Майдана-2 – наглядное свидетельство того, как неудержимо развивается политический процесс в условиях острого национального кризиса, как стремительно меняются общественные настроения в ходе эскалации военного конфликта, как быстро уходят в тень вчерашние лидеры, уступая место новым, ранее неизвестным фигурам. Комментарии по поводу юбилея Майдана-2 пестрят такими формулировками, как «рождение украинской гражданской нации», «формирование новой идентичности Украины», «исторический выбор вектора развития » и т. п.
Ни в коей мере не хотел бы оспаривать эти формулировки, тем более иронизировать по их поводу. Речь действительно идет о событиях исторического масштаба для Украины и не только для нее одной. Однако нелишне вспомнить, что похожая терминология использовалась и десять лет назад – на пике Майдана-1. «Украинская гражданская нация» уже рождалась, «новая идентичность» казалась сформированной, а «исторический выбор» в пользу Европы уже делался.
Если прошедший год говорит о динамике украинского общества, то десятилетие после Майдана-1 свидетельствует в пользу его статики. Это десятилетие не просто хроника «предательства» лидеров Майдана, как утверждают их политические оппоненты и критики. Это еще и демонстрация инерционности социальных процессов, определяющей роли экономических факторов, устойчивости сложившейся политической культуры и традиций, непостоянности общественных настроений и многих других амортизаторов революционного порыва политиков-пассионариев.
Постсоветская история Украины, конечно же, не представляет собой замкнутого круга, и траектория событий после Майдана-2 не станет буквальным повторением прежней траектории Майдана-1. Но история Украины не является и линейным процессом. Как и любое другое сложно устроенное, плюралистическое и внутренне противоречивое современное общество, Украина развивается по спирали – интуитивно или осознанно находя нелегкие и далеко не всегда идеальные компромиссы между новым и старым, между политической волей и социально-экономической реальностью, диалектикой перемен и метафизикой стабильности. Украинская государственность существует не так долго, политические институты здесь отличаются хрупкостью и неустойчивостью, а потому амплитуда раскачивания политического маятника неизбежно оказывается необычайно высокой. Но украинское общество складывалось столетиями, и фундаментальная социально-экономическая устойчивость страны раз за разом гасит эту амплитуду.
В этом Украина не уникальна. Во многих других постсоветских республиках в переломные моменты их недавней истории наблюдался очевидный разрыв между амбициозными политическим проектами, с одной стороны, и базовыми социально-экономическими условиями реализации этих проектов – с другой. В конечном счете каждый раз именно политические проекты приходилось подгонять под социально-экономические реалии, но никак не наоборот.
Падающего подтолкни?
Почему это важно для России? Наблюдая за текущей российской полемикой вокруг итогов Майдана-2, порой складывается впечатление, что в Москве, как и в Киеве, забывают о Майдане-1. Только если в Киеве дефицит исторической памяти имеет своим следствием неоправданный оптимизм по поводу возможности раз и навсегда порвать с «проклятым» прошлым и устремиться в «манящее» евро-атлантическое будущее, то в Москве этот же дефицит приводит к необоснованным апокалиптическим сценариям развития российско-украинских отношений.
Если исходить из того, что при сохранении нынешней власти в Киеве Россия «навсегда теряет Украину», что русский язык вскоре будет запрещен к употреблению, на границах Белгородской и Воронежской областей будут размещены гарнизоны НАТО, а подразделения Национальной гвардии в скором времени совершат марш-бросок в Крым, то, конечно, с такой властью российскому руководству трудно иметь дело. И уж во всяком случае, нет никакого смысла помогать Киеву в решении его многочисленных проблем.
А поскольку этих проблем немало, то велика вероятность того, что нынешняя украинская власть в недалеком будущем падет под их грузом. Причем это будет уже не смена одного руководства другим (типа смены Виктора Ющенко Виктором Януковичем через несколько лет после Майдана-1), а фактически развал украинского государства. Спираль развития украинской государственности превратится в штопор.
И Россия, следуя логике возможного украинского апокалипсиса, должна действовать по принципу Фридриха Ницше – «падающего подтолкни», то есть дать возможность кризису достичь своего естественного, по всей видимости, драматического завершения. И уже потом, после неизбежного Майдана-3, помогать «здоровым силам» украинского общества строить новую государственность на развалинах обанкротившегося евроатлантического проекта Порошенко-Яценюка.
Если рассуждать в этом ключе, то «подтолкнуть падающего» можно самыми разнообразными способами. Для этого совсем не обязательно втягиваться в прямое военное противостояние с Киевом (хотя и этот вариант сегодня, к сожалению, присутствует в нашем политическом дискурсе). Достаточно занять максимально жесткую позицию по текущим энергетическим, торговым, таможенным, финансовым и иным экономическим вопросам в двусторонних отношениях, оказать масштабную поддержку наиболее радикальным политическим силам в ДНР и ЛНР, ужесточить условия пребывания украинских трудовых мигрантов в России. И затем спокойно наблюдать финальный акт украинской драмы со стороны, сопровождая его назидательными комментариями в духе: «Мы же вас предупреждали, что этим все и кончится! И зачем только было выгонять Януковича?».
Наверное, такой вариант российской стратегии кому-то покажется логичным и естественным. Вероятно, многие сочтут его справедливым – с учетом упрямства и несговорчивости нынешнего украинского руководства в отношении многих важных для обеих стран вопросов. Но даже если на минуту забыть о морально-этической несостоятельности такого подхода и сосредоточиться исключительно на анализе возникающих для России рисках, то необходимо учесть следующие факторы.
Во-первых, нельзя недооценивать сохраняющиеся у Киева возможности политической мобилизации украинского общества на антироссийской основе. Если россияне готовы сплотиться вокруг своего президента в условиях давления со стороны США и их союзников, то почему мы отказываем украинцам в способности сделать то же самое перед лицом давления со стороны России? В последний год очень часто звучали предсказания скорого развала Украины, превращения ее в «неудавшееся государство», но на самом деле это лишь попытки выдать желаемое за действительное.
Во-вторых, усиление нажима на Украину закрывает последние возможности для восстановления в обозримой перспективе партнерских отношений России с Западом и прежде всего с Европейским союзом. Нетрудно предсказать, что при таком варианте развития событий никакого смягчения санкций не предвидится; напротив, велика вероятность их дальнейшего ужесточения. С другой стороны, нельзя полностью исключать сценария, при котором Западу все-таки удастся собрать необходимые финансовые ресурсы, чтобы поддерживать на плаву нынешний политический режим в Киеве, даже несмотря на российское экономическое давление. Сегодня подобный сценарий представляется маловероятным, но ведь еще полгода назад многие не верили и в то, что США и Евросоюз смогут договориться о секторальных санкциях в отношении России.
В-третьих, крах украинской государственности чреват многочисленными и непредсказуемыми последствиями для самой России. Спектр этих негативных последствий весьма широк – от перетекания нестабильности и политического экстремизма через российские границы до непомерных финансовых затрат на создание новой украинской государственности. Те, кто предлагают российскому руководству сыграть в эту игру, вряд ли готовы представить убедительную программу действий, способных нейтрализовать или минимизировать угрозы для России, вытекающие из дезинтеграции социального, политического, экономического и военного пространства соседнего государства.
Альтернатива жесткой линии?
Существует ли какой-то иной вариант российской стратегии, обещающий лучшие результаты при меньших рисках? Опираясь на опыт не только Майдана-2, но и Майдана-1, можно с уверенностью сказать, что такой вариант есть. Он должен строиться на учете как ближайших, так и вероятных среднесрочных и долгосрочных последствий текущего кризиса. История российско-украинских отношений не заканчивается через год или через десять лет. А маятник украинских общественных настроений и политических преференций не будет вечно находиться в крайней точке; праздник революции неизбежно сменится суровыми буднями экономических и социальных реформ. Как и десять лет назад, многие радикальные политические заявления, звучащие в Киеве сегодня, не будут воплощены в политическую практику, оставшись лишь памятниками революционной риторики.
Россия никогда не сможет «вернуть» Украину, но Украина не принадлежала России и в годы правления Виктора Януковича. А вот восстановить многие важные позиции в соседней стране, минимизировать ущерб, нанесенный отношениям между двумя братскими (без всяких кавычек) народами, еще возможно – при условии, что сама Украина сохранится как единое, дееспособное и стабильное государство, а Россия не будет восприниматься украинцами как главный и непримиримый враг их государственности.
Реализация второго варианта возможна при условии возобновления российско-украинского диалога на самых разных уровнях и площадках. В нынешних условиях почти тотального разрыва привычных связей и очевидного дефицита надежных каналов коммуникации между Москвой и Киевом любые контакты становятся крайне важными – между экспертами, лидерами гражданского общества, профессиональными сообществами, деятелями культуры, регионами и муниципалитетами. Даже если не удастся достичь быстрых результатов, сам факт диалога сегодня имеет большую ценность.
Одновременно необходимо снизить накал антиукраинской риторики в российских СМИ, равно как и враждебной риторики в отношении нынешнего украинского руководства. Как ни оценивать действия киевской власти, нельзя отрицать тот очевидный факт, что это легитимная власть, сформированная по итогам демократических выборов и пользующаяся поддержкой значительной части общества. Раздавая руководителям украинского государства такие ни с чем не сообразные ярлыки, как «бандеровцы», «фашисты», «военные преступники» и пр., мы тем самым создаем дополнительные препятствия для налаживания конструктивного взаимодействия.
Реализация второго варианта предполагает также начало широкого сотрудничества между Россией и Европейским союзом в целях предотвращения вероятного финансового и социально-экономического коллапса украинского государства. Моделью такого – пусть пока и весьма ограниченного – сотрудничества может служить подписание в конце октября трехстороннего соглашения по газу. Другой пример – решение Киева и Брюсселя отложить до конца 2015 года вступление в силу экономических положений Соглашения об ассоциации Украины с Евросоюзом. На этих моделях можно строить и более масштабные трехсторонние проекты, шаг за шагом восстанавливая взаимное доверие и понимание общих интересов.
Если удастся предотвратить углубление социально-экономического кризиса и отодвинуть вполне реальную перспективу финансового дефолта на Украине, то будет легче достичь понимания и по другим вопросам, включая децентрализацию управления, статус неподконтрольных Киеву территорий Донбасса, гарантии для русского языка, отношения Украины с НАТО. Конечно, все эти вопросы относятся к исключительной компетенции украинского государства, но трехстороннее взаимодействие позволило бы Москве рассчитывать на то, что Киев будет принимать во внимание ее интересы в большей степени, чем это происходит сейчас.
Да и позиции европейских партнеров по многим перечисленным вопросам могли бы стать более сбалансированными и объективными. Нынешние дискуссии в Европе о том, каким еще способом можно наказать Россию, постепенно сменились бы более практичным обсуждением того, как совместно с Москвой помочь Украине преодолеть нынешний кризис. Такая работа оказалась бы несовместимой с политикой санкций и ускорила бы их отмену или, как минимум, смягчение.
В «Большую Европу» вместе с Украиной?
Очевидно, что второй вариант стратегии потребует от России куда большего дипломатического искусства, политической гибкости, готовности к диалогу с не самыми дружественными и надежными собеседниками в Киеве (да и в Брюсселе тоже), чем первый вариант. Потенциальные риски есть и здесь. Украинское руководство может предпринять очередную попытку силового решения проблем Донбасса. Газовая сделка может оказаться лишь тактическим ходом Европейского союза для обеспечения зимнего транзита 2014 – 2015 гг. и выигрыша времени в затяжной энергетической войне с Москвой. А широкое российско-европейское сотрудничество по стабилизации социально-экономической ситуации на Украине может быть сильно затруднено инерцией сохраняющегося режима санкций.
Список этих рисков нетрудно продолжить, а гарантировать безусловный успех – вряд ли. Но если не приносить стратегию в жертву тактике, если рассчитывать свои действия не только на ближайшие недели и месяцы, но на годы и десятилетия вперед, то второй вариант выглядит явно предпочтительнее первого. И не только для Москвы, но для Киева и Брюсселя тоже.
История и география распорядились таким образом, что сегодня и в обозримом будущем никакой успешный проект преодоления кризиса на Украине невозможно осуществить без участия России, тем более – при активном противодействии Москвы. С другой стороны, те же история с географией напоминают, что долгосрочная модернизационная стратегия России не будет успешной без тесного сотрудничества со странами Евросоюза. Наконец, для самого Европейского союза и Украина, и Россия являются естественным географическим продолжением; наши две страны – тот ресурс, который способен существенно усилить позиции ЕС по отношению к другим глобальным центрам силы.
Данная объективная реальность не зависит от субъективных представлений тех или иных политиков в Киеве или Москве, и она неизбежно будет подталкивать всех участников конфликта к более тесному взаимодействию в рамках треугольника «Россия – Украина – Евросоюз». В долгосрочной перспективе мы движемся в направлении «Большой Европы» – к единому экономическому пространству от Лиссабона до Владивостока, и текущий кризис на Украине хоть и затормозил этот исторический процесс, все же едва ли способен полностью остановить его. В скобках заметим, что формирование единого пространства, включающего и Украину, и Россию, выглядит сегодня как наиболее реалистичный вариант продвижения вперед и по крайне болезненному для всех участников конфликта «крымскому вопросу».
Именно поэтому украинский кризис – это, в конечном счете, «семейное дело» Европейского союза и России и лишь в какой-то степени головная боль Соединенных Штатов. Для США это скорее вопрос геополитики, чем жизненно важных национальных интересов. В известной мере этот конфликт даже выгоден Белому дому, поскольку помогает решить целый ряд крупных внешнеполитических задач – от возрождения НАТО и принуждения европейских союзников к увеличению их военных расходов до перераспределения европейских, а то и глобальных энергетических рынков в свою пользу.
А вот для ЕС углубление политической и социальной нестабильности в центре европейского континента создает целый набор серьезных проблем, способных поставить под угрозу будущее всего «европейского проекта». По мере перетекания украинского кризиса из военно-политического в социально-экономическое измерение роль Соединенных Штатов в урегулировании будет сокращаться, а роль Европейского союза – возрастать. Данная динамика в целом отвечает российским интересам: в современных условиях договориться с Брюсселем будет легче, чем достичь какого-то прорыва в отношениях с Вашингтоном.
При этом в ближайшей и среднесрочной перспективе конкуренция между Россией и Западом за влияние на Украине будет продолжаться, и к этому надо быть готовыми. Кстати, одним из уроков обоих Майданов для России должна стать тщательная инвентаризация инструментов, которые она использовала для закрепления своих позиций на Украине. Насколько эффективно мы использовали «мягкую силу» на протяжении последних десяти лет? Правильные ли ставки делали на те или иные группы политической элиты? Нашли ли подходы к работе с украинской молодежью? Смогли ли задействовать потенциал украинской диаспоры в России? Всегда ли играли на опережение или главным образом реагировали на меняющуюся обстановку? Да и вообще, имела ли Россия продуманную стратегию развития отношений с Украиной на протяжении двух последних десятилетий? Все эти вопросы требуют беспристрастного и объективного анализа, поскольку без «работы над ошибками» Россия будет обречена повторять их снова и снова.
Хочется надеяться, что уроки обоих киевских Майданов не забудут в Москве, а российско-украинские отношения будут все же развиваться по восходящей спирали, а не пойдут по замкнутому кругу, тем более – не сорвутся в самоубийственный штопор.
| РСМД
Рейтинг публикации:
|
