Резюме: Есть большие страны с большими проблемами. Пока мы не видим активных усилий, которые в долгосрочной перспективе обеспечили бы конкурентоспособность Европы в глобальной экономике, где постепенно набирают силу новые игроки
Карл Бильд – министр иностранных дел Швеции в 2006–2014 годах. Данный текст – его выступление в Шведском институте внешней политики 29 сентября 2014 г. по случаю сложения полномочий.
В начале декабря 2006 года я выступал здесь и говорил о новой политике для новой эры. Правительство «Альянса» (правый кабинет министров во главе с Рейнфельдом. – Ред.) пришло к власти за месяц до этого и нужно было планировать направление внешней политики. С тех пор произошло многое.
8 лет – не малый срок. Лишь двое министров иностранных дел занимали свой пост дольше, и последний раз это было почти полвека назад. Я подсчитал, что за это время у меня было не менее 111 коллег в Совете по внешней политике ЕС. Вполне естественно, наверное, что отправной точкой моего сегодняшнего выступления должно стать то, что я говорил здесь в декабре 2006 года.
Тогда я выступал на фоне серьезных позитивных изменений не только в Старом Свете, но и в мире в целом, которые произошли после многолетнего укрепления Европы. Я говорил о третьей волне глобализации – что «никогда прежде мировая экономика не росла и не менялась так бурно и стремительно, как сейчас», я сказал, что наша задача – «сохранять и развивать все возможности глобализации ради более открытого и совершенного мира».
Я позаимствовал чужие слова, сказав, что «наша Европа никогда не была такой свободной, мирной и процветающей», как тогда и было, хотя работу над строительством «функционирующего европейского порядка посредством все более широкой экономической и политической интеграции значительной части нашего континента» еще нужно было продолжать.
Разумеется, я говорил о европейской идентичности и европейских обязательствах в нашей политике, особенно в свете изменения ключевой парадигмы, которое произошло с нашим переходом от прежнего курса нейтралитета к политическому альянсу, коим является Евросоюз. Важнейшей задачей было сделать этот союз мощной силой мира, свободы и урегулирования конфликта не только на нашем континенте, но и в соседних регионах и в регионах, соседних с ними, и в мире в целом.
Это было оптимистичный подход, хотя некоторые тревожные сигналы уже появились. В частности, это касалось ситуации на Ближнем Востоке и в Северной Африке. «Существуют риски, – говорил я тогда, – что сочетание более медленного экономического развития, нерешенных политических вопросов и тенденции к напряженности на религиозной почве создаст условия для идеального шторма беспорядков, конфликтов и даже войн». Я видел, что события «по соседству с Европой – от Гиндукуша до Ормузского пролива и Африканского Рога, а также культурный раскол в южной Сахаре – представляют собой самые серьезные угрозы, с которыми нам предстоит справиться, что сохранить веру в будущий потенциал глобализации». Чтобы противостоять этим вызовам, я не видел альтернативы сильной Европе, которая «подает пример, выдвигает инициативы и является партнером в сотрудничестве с другими».
Таковы были мои отправные точки 8 лет назад. Многое можно повторить и сегодня. Но в двух важных аспектах за эти годы произошли события, не упоминавшиеся в 2006 году.
Тогда мы думали, что экономическая глобализация все еще набирает темп. Но эта тенденция была жестоко разрушена во время экономического кризиса, который начался в США в 2007 г., стал глобальным осенью 2008-го и с тех пор оказывает серьезное воздействие, в частности, на ситуацию в Европе.
Тот факт, что Швеции, несмотря на существенную зависимость от экспорта, удалось справиться с этой ситуацией значительно лучше многих, не вызывает сомнений. После того как кризис стал глобальным в 2008 г., ВВП Европейского союза упал на 1,3%, в то время как в Швеции он вырос на 7%. Сила нашей экономики оказалась практически уникальным явлением в Европе. Что касается остального мира и в особенности Европы, то кризис стал очень серьезным испытанием. Для нас важно, что наши балтийские соседи благодаря четкой и решительной политике справились с кризисом настолько хорошо. Мы оказали им существенную помощь – в первую очередь Латвии.
Но на этапе, когда, как мы надеялись, Евросоюз должен был переключить свое внимание вовне и, опираясь на Лиссабонский договор, стать глобальным партнером, ЕС занялся решение проблем, связанных с экономическим кризисом. Встреча за встречей главы государств и правительств занимались только этим.
С самого начала казалось, что этот подход дает результаты. Мы наблюдаем позитивные тенденции в таких странах, как Ирландия, Португалия, Испания и Греция. А тем, кто предсказывал приближающийся крах евро, пришлось взять свои слова назад. Единая валюта обеспечила всем нам стабильность.
Однако многое еще предстоит сделать. Есть большие страны с большими проблемами. Пока мы не видим активных усилий, которые в долгосрочной перспективе обеспечили бы конкурентоспособность Европы в глобальной экономике, где постепенно набирают силу новые игроки. Антикризисный менеджмент должен уступить место программе повышения конкурентоспособности Европы. Она должна включать, например, очень важное соглашение о свободной торговле с США, а также необходимый цифровой внутренний рынок.
ЕС – это 6% мирового населения, 20% мировой экономики и 50% мировых социальных расходов. И мы должны понимать, что сегодня мы привлекательны, но завтра можем столкнуться с серьезными вызовами.
Хотя события в мире не привели к краху глобализации, как мы боялись в самые тяжелые месяцы в конце 2008 – начале 2009 гг., совершенно очевидно, что сегодня это уже не такая сила, как раньше. Из этого не следует, что ее значение снизилось. На самом деле наоборот, значение политики, которая поддерживает и расширяет позитивную силу глобализации – прежде всего, позволяющую миллионам людей выбраться из бедности и отчаяния, – возросло. Но условия дальнейшего развития Швеции стали более сложными.
Еще один аспект, в котором ситуация развернулась иначе, чем я пытался обрисовать в 2006 г., разумеется, касается России и ее развития. В то время я еще надеялся на постепенную демократизацию, модернизацию и интеграцию страны, имеющей ключевое значение для прогресса Европы в будущем. Я помню, как меня тогда осуждала оппозиция за то, что я был настроен недостаточно критично – и, возможно, эти люди были правы.
Хотя тревожные сигналы появлялись и раньше, но и в этом аспекте ситуация начала кардинально меняться именно в 2008 году. На востоке горизонт постепенно закрыли тучи, и в августе случилась буря – с войной в Грузии и вторжением России. Неожиданно мы увидели, что порог применения Россией военной силы в непосредственной близости от своих границ гораздо ниже, чем мы считали раньше. Уже тогда мы были серьезно обеспокоены новой доктриной военного вмешательства в целях защиты интересов России в других странах. Мы слышали эхо прошлого.
Несмотря на это, продолжались попытки вовлечения России в конструктивный диалог. Во время саммита ЕС – Россия здесь, в Стокгольме, в конце 2009 года, когда Швеция председательствовала в Евросоюзе, мы начали обсуждать партнерство в целях модернизации. Но, как известно, несмотря на наши усилия, события пошли по другому сценарию.
Когда в 2012 г. Владимир Путин вернулся на третий президентский срок, контуры политики Кремля быстро стали более четкими, а политика в отношении Украины с конца лета 2013 г. и два военных вторжения в этом году позволяют нам определенно говорить, что сегодня и завтра мы будем иметь дело с открыто ревизионистской, авторитарной и антизападно настроенной Россией.
Моя отправная точка в 2006 г. заключалась в том, что Швеция должна придерживаться курса на строительство Европы как мощной силы мира, свободы и урегулирования конфликтов как на континенте, так и в соседних регионах. Кроме того, Европа должна быть надежным партнером в борьбе с другими глобальными вызовами.
Однако работа в рамках ООН всегда была очень важной для нас. Мы увеличили помощь по ликвидации последствий гуманитарных катастроф с 3 млрд до почти 5 млрд шведских крон в год. Мы являемся и, я надеюсь, и останемся супердержавой в гуманитарной системе ООН, вызов которой сегодня бросают различные катастрофы, с которыми мы сталкиваемся. Швеция нужна.
Однако пределы системы ООН с трагической отчетливостью продемонстрировала неспособность Совета Безопасности действовать перед лицом разрушительной войны, которая уже четвертый год бушует в Сирии. Что касается конфликта между Россией и Украиной, то недостатки системы, к сожалению, выглядят еще отчетливее. Однако именно в Европе и соседних регионах мы прежде всего пытались предпринять решительные шаги, продвигая сотрудничество.
Я по-прежнему убежден, что оставаясь вместе с другими европейскими демократиями в Евросоюзе, мы сможем лучше защищать интересы и ценности, которые объединяют большинство людей в нашей стране. Я ощущал это и во время ротационного председательства в Евросоюзе в 2009 г., когда мы отвечали за внешнюю политику и политику безопасности ЕС. Тогда нам удалось согласовать важные позиции по мирному урегулированию между Израилем и Палестиной, которые останутся объединяющим фундаментом совместной политики Европы.
Мы передали эстафету Кэтрин Эштон как верховному представителю ЕС с новыми важными полномочиями в соответствии с Лиссабонским договором и с тех пор оказываем ей всяческую поддержку в ее сложной работе. Эти новые полномочия включают создание новой Европейской службы по внешним делам (EEAS), которая постепенно будет наполняться общим содержанием. Рим был построен не за один день, и впереди, конечно, еще много работы, но за эти годы заложен важный фундамент на будущее. С персоналом из 5 тыс. человек Европейская служба по внешним делам никогда полностью не заменит почти 60 тыс. дипломатов, которых страны-члены ЕС направляют в разные точки мира, но служба должна стать центром коллективной европейской дипломатии, чтобы ее всерьез воспринимали в мире при решении важных вопросов. И мы видим, как эта структура начинает функционировать по самым разнообразным вопросам. Но я отношусь к тем, кто хотел бы предостеречь от тенденции к ре-национализации, которую мы, к сожалению, наблюдаем сегодня. Безусловно, очень заманчиво, когда государство осуществляет собственные действия и инициативы по важным вопросам, но мы должны изучить уроки истории и понять, что это только ослабляет наши общие возможности. Ключевая задача для нового верховного представителя Федерики Могерини в ближайшем будущем – преодолеть эти риски и продолжить строить сильную, ясную общую политику на долгосрочную перспективу.
Новая глобальная стратегия Европы, над которой мы работаем вместе с другими странами, сейчас особенно необходима. В первую очередь, речь идет о трансатлантическом партнерстве. Выступая здесь в 2006 г., я ясно дал понять, что считаю решение проблем наших непосредственных соседей ключевыми задачами, для выполнения которых потребуется совместная европейская политика. Это обусловлено нашими собственными интересами, а кроме того, если европейская политика не дает результатов в непосредственной близости от наших границ, к ней никогда не будут прислушиваться в других регионах мира.
После многих лет работы в Боснии я иногда говорил о серьезных вызовах, с которыми нам постепенно придется столкнуться на территории бывшей Османской империи от Бихача на северо-западе до Басры на юго-востоке. И на Балканах действительно сохраняются важные задачи. То, что нам удалось проложить путь к членству Хорватии в ЕС и здесь, в Стокгольме, получить заявку Сербии – это важные сигналы. Но процесс должен продолжаться – для всех стран региона.
Нельзя отрицать и значимость Турции. Тревожные тенденции в ее политике не должны заставлять нас недооценивать прогресс, который уже достигнут, и значение шагов, которые еще предстоит предпринять. Курдский мирный процесс является ключевым не только для будущего Турции, теперь очевидна его важность для всего региона. Закрывая двери для своих возможностей в Турции, Европа отказывается и от стратегических возможностей в регионе, развитие которого окажет существенное влияние на наше собственное будущее.
И это вопрос доверия ко всему процессу расширения. Если Европа будет отступать от статьи 49 Договора о ЕС и постепенно отказываться от основ процесса расширения – реформ и демократии, она рискует покинуть политическое поле в этих странах, где могут появиться совершенно другие, очень опасные силы. Но сегодня вызовы на сопредельных с нами территориях значительно крупнее и серьезнее, чем раньше. На востоке мы видим сознательный ревизионизм, на юге – растущий экстремизм.
После нескольких десятилетий, когда многие люди воспринимали мир как данность, сегодня мощь оружия стала доминирующей силой в непосредственной близости от европейских границ. Мы должны осознать всю правду: мы вошли в значительно более опасный период. В непосредственной близости от южных границ Европы появляется новый пояс экстремизма и терроризма. Мы наблюдаем его от Магриба до Месопотамии и мы знаем, что он проник в наше общество. Результатом вооруженных столкновений и разрухи становятся огромные потоки беженцев, стремящихся в Европу, не в последнюю очередь, в Швецию. Они также становятся прямым вызовом нашей безопасности и – что еще более важно – угрозой для фундаментальных ценностей нашего свободного и открытого общества.
Я был среди тех, кто праздновал победу вместе с молодежью Египта, когда радость переполняла собравшихся на площади Тахрир в январе 2011 года. Но я был и среди тех, кто тогда пытался заглянуть вперед и предупредить о последствиях, если надежды первой революции не оправдаются. Сегодня существует огромный риск, что значительная часть Леванта и Месопотамии погрузится в исламский аналог христианской Тридцатилетней войны. Это было сочетание религиозной борьбы под знаменами различных теологических интерпретаций и циничной силовой политики акторов того времени, сегодня мы также наблюдаем конфликты с различными причинами и действующими лицами.
Ценой огромных усилий Европе удалось тогда прийти к Вестфальскому миру 1648 года, который часто рассматривают как основу современного миропорядка. К сожалению, пока слишком рано говорить о том, придет ли более крупный регион, где мы наблюдаем конфликты и раскол, к собственному 1648 году и когда это может случиться. Но я убеждён, что этого не произойдет, пока мы не добьемся существенного укрепления ценностей открытого общества и принципов открытой экономики в этой части мира. Эту битву можно выиграть, в первую очередь, с помощью наших ценностей, а не нашего оружия. И мы не должны недооценивать значимость роли Европы в этом процессе и его последствия нашего развития.
Площадь Тахрир не была иллюзией, но путь вперед, к сожалению, очень длинный. Тем более не был иллюзией майдан. Потребность в европейской свободе, европейской демократии и европейских нормах поведения здесь была еще сильнее.
Когда весной 2008 года мы с моим тогдашним польским коллегой Радославом Сикорским предложили идею «Восточного партнерства», ее целью было лучше и более скоординированным образом удовлетворить пожелания стран, расположенных между ЕС и Россией, которые выражали стремление к более тесным связям и интеграции с Евросоюзом. Разумеется, тогда уже существовала политика по этому региону, но, учитывая институциональный и политический вес отношений с Россией, ею, мягко говоря, пренебрегали. Мы хотели сделать этот баланс более устойчивым. И такая политика была полностью одобрена членами ЕС.
Ее экономическая составляющая не сильно отличалась от того, что мы, как я помню, обсуждали с президентом России Дмитрием Медведевым на саммите здесь, в Стокгольме. Естественно, свободная торговля этих стран с ЕС по аналогии с той, которую они уже вели с Россией. И никаких противоречий между этими двумя вещами нет. Сотрудничество и гармонизация различных норм регулирования и стандартов, на чем тогда настаивала и Россия. Если хотите, партнерство в целях модернизации и европеизация для всех.
С любой разумной точки зрения, это отвечало интересам и самой России. Колеблющееся, нестабильное и неопределенное пространство не может быть целью, к которой стоит стремиться. Или по крайней мере не должно быть. Некоторые историки утверждают, что особый ход развития России привел к тому, что страна видит свою безопасность в страхе соседей, а не в их дружбе. В своей новой книге «Мировой порядок» Генри Киссинджер, например, пишет, что Россия на самом деле никогда не принимала сбалансированный Вестфальский европейский порядок; вместо этого она рассматривала европейский порядок как «непрекращающуюся борьбу интересов, в которой Россия с каждым этапом расширяла свою сферу влияния до абсолютного предела своих материальных ресурсов».
В истории, возможно, все было именно так, но сегодняшняя реальность не должна быть такой. Истинный мир в Европе никогда не примет применения военной силы, чтобы угрожать кому-то или передвигать границы. Вместо этого нужно сосредоточиться на нашей способности использовать мирную интеграцию, чтобы постепенно решать все значимые проблемы. Я убежден, что Россия рано или поздно тоже придет к осознанию этого факта. И в этом отношении развитие событий на Украине в ближайшие годы будет иметь ключевое значение.
Если Кремль преуспеет в своей политике по Украине, этому государству будет нанесен серьезный ущерб, но и будущее развитие России направится по пути, который будет представлять новые опасности для Европы. Говоря это, я должен отметить, что существует и совершено противоположный сценарий.
На этом фоне особенно важна последовательная поддержка независимости, демократии и территориальной целостности Украины со стороны Европы. Все эти события, прежде всего на Востоке, привели к быстрому возрождению жесткой политики безопасности в Европе. И в нашей стране тоже. В конце прошлого года я говорил здесь о необходимости строить дальновидную политику безопасности на «трех К»: компетентности, контактах и конкретных возможностях.
При всей значимости последнего аспекта я особенно подчеркивал необходимость постоянных улучшений с точки зрения компетентности и контактов. Речь идет о потенциале стратегического планирования внутри правительственных органов и не только, а также о возможностях наших спецслужб. Но речь также идет о контактах и сотрудничестве в сфере безопасности и обороны.
Когда в июне 2008 г. мы с тогдашним министром иностранных дел Норвегии Йонасом Гаром Стёре выдвинули инициативу, которая последствии превратилась в «доклад Столтенберга», то заложили основу для нового конкретного сотрудничества в этой сфере – между Швецией и Норвегией, а также с Финляндией и НАТО, членами которой являются Дания, Норвегия и все наши балтийские соседи по ЕС, кроме Финляндии. С тех пор был предпринят ряд важных шагов. На севере ВВС Норвегии, Финляндии и Швеции проводят совместные учения, о которых еще недавно никто не мог подумать. Вместе мы участвуем в операциях с базы Кефлавик в Исландии. Делаются важные шаги по углублению сотрудничества в сфере обороны с Финляндией.
Мы вполне можем сказать, что нам удалось добиться успеха в борьбе с некоторой брезгливостью по отношению к НАТО. Такие настроения еще сохранились в тех кругах в нашей стране, где ностальгически привязаны к нейтралитету. Но многое еще предстоит сделать в этом направлении. В такие непредсказуемые времена важность нашего сотрудничества с НАТО возрастет. Приведет ли это когда-нибудь к членству в НАТО – тема серьезных дискуссий в Швеции и Финляндии, а также между нашими странами в ближайшем будущем. По данному вопросу разрешите мне лишь высказать мнение, что это никогда не заменит необходимости иметь собственный оборонный потенциал, который, конечно, только укрепляется различными формами сотрудничества. Но безусловно, оставаться вне альянсов – это обходится дорого.
Для меня сотрудничество в Северной Европе было наиболее важным направлением. Некоторые люди утверждают – и нельзя сказать, что они неправы – что я потратил на это больше энергии, чем на классические направления – например, Южную Африку. Но приоритеты всегда необходимы, и у каждого периода они свои. Этот подход также касается отношений с тремя балтийскими государствами, которые ощущают особую потребность в конкретном укреплении конкретного сотрудничества на фоне ревизионизма России. Тот факт, что все три страны переходят на евро, имеет особое значение. Данный подход также касается нового, стратегически важного партнерства, которое мы в последние годы строим с Польшей, где проевропейские настроения продолжают расти по веским причинам.
Разумеется, стоит упомянуть тему Арктики, которая становится все более значимым регионом, где мы разрабатываем новое партнерство и новые проекты. Одна из моих первых поездок на посту министра иностранных дел была в Салехард – город в самой северной части Сибири, и с тех пор это направление входит в число приоритетных.
Сегодня много говорят о том, что мир находится в кризисе, а также о жестком возвращении к классической геополитике в Европе. Иногда кажется, что мы действительно вернулись к борьбе за власть, балансу сил и геополитическим выпадам XIX века – и иногда становится страшно, что однажды это может привести нас к новому 1914 году. Но по другим аспектам мы живем в совершенно новой проблематике XXI века, с совершенно новыми требованиями к нашей политике и нашей способности предвидеть ход событий.
Изменение климата – очень конкретный и очень важный пример. Если бы весь мир действовал, как Швеция – мы сократили объем выбросов на 25%, а наш ВВП вырос почти на 60% с 1990 года – такой проблему уже не существовало. Но, как мы знаем, ситуация иная. По этому направлению надо продолжать двигаться вперед. Доклад Глобальной комиссии по экономике и климату, представленный перед саммитом ООН по климату, включает инициативы министра экологии Лены Эк, и это конкретный пример такой работы.
Еще одна важная сфера, где Швеция вышла на ведущие позиции в мире, - это глобальная интернет-политика. Мы быстро движемся к гипервзаимосвязанному миру, где интернет не только связывает людей, но скоро создаст контакты и связи между практически всем. Мы выдвинули инициативу и добились принятия основополагающей резолюции 20/8 Совета ООН по правам человека, превратили Стокгольмский интернет-форум в ведущую площадку для обсуждения проблем свободы в интернете с привлечением глобального гражданского общества, а в Сеуле в прошлом году мы предложили семь ключевых принципов, которые должно уважать государство при осуществлении контроля и надзора в интернете.
Эти вопросы будут приобретать все большую значимость. Наша будущая безопасность будет обусловлена не только безопасностью наших границ, но и безопасностью всех глобальных потоков, от которых больше зависит наше общество. Но есть и те, кто в страхе попытается повернуть ход развития вспять. Риск балканизации интернета останется в центре внимания следующего заседания в Сеуле Глобальной комиссии по управлению в сфере интернета, которую я продолжу возглавлять. Политика в сфере интернета будет иметь такое же значение завтра, как политика разоружения вчера.
8 лет – немалый срок. Можно было бы сказать еще многое. О растущем значении подъема в Азии. О наших обязательствах в сфере международного права и свободы. О все более важной, но обычно не привлекающей внимания консульской работе, которая направлена на оказание помощи гражданам Швеции и других стран по всему миру. Но разрешите мне в завершении своего выступления сказать, что мы должны гордиться внешнеполитической службой, которая пользуется уважением во всем мире. Тот факт, что 39% сотрудников и 48% руководителей департаментов Министерства иностранных дел в Стокгольме – женщины (существенный рост), никак не связан с квотами. Дело в компетентности и знаниях.
Все эти годы нам удавалось проводить внешнюю политику при широкой поддержке риксдага. Недавно избранный спикер Урбан Олин – очень компетентный и знающий критик, которого я всегда высоко ценил. В докладе о международных трансатлантических тенденциях, представленном недавно здесь, в Шведском институте внешней политики, отмечается, что поддержка проводимого внешнеполитического курса в Швеции составляла 74% – выше, чем в других странах ЕС, где проводилось исследование. Стал ли наш мир лучше за эти годы – другой вопрос. Но по крайней мере мы сделали все, что могли.
Источник: globalaffairs.ru.
Рейтинг публикации:
|
