Резюме: На какой интеллектуальный ресурс опирается Пекин при выработке политики в отношении Москвы
За последние годы Китай добился от России многого из того, что хотел. Причина не только в последствиях экономического кризиса 2009 года или ситуации на Украине, но и в том объеме знаний о современной России, которые накопил Китай. "Власть" изучила, на какой интеллектуальный ресурс опирается Пекин при выработке политики в отношении Москвы.
"Нельзя забывать опыт СССР"
В декабре 2012 года Си Цзиньпин, только что избранный генеральным секретарем на 18-м съезде Компартии Китая (КПК), посещал юг КНР с инспекционной поездкой. Во время одной из остановок он произнес программную речь, посвященную внутренней политике. "Почему распался Советский Союз? Почему сгинула КПСС? Одна из важнейших причин заключается в том, что в партии поколебалась вера в идеалы,— говорил генсек.— Нам нельзя забывать опыт СССР". В своей речи, которую затем начали распространять среди членов ЦК и других руководителей (именно так она попала в гонконгские СМИ), Си заявил, что КПК должна внимательно изучить опыт КПСС, чтобы не повторить ее судьбу. Вскоре в партии началась образовательная кампания, во время которой чиновникам показывали специальные учебные фильмы о крушении СССР с подробным анализом причин: от коррупции и некомпетентности советского руководства в вопросах экономики до влияния Запада. Похожие фильмы, подготовленные отделом пропаганды ЦК и снабженные грифом секретности, показывали руководящим кадрам во время "цветных революций" на постсоветском пространстве в середине 2000-х, а также в разгар "арабской весны". Всякий раз фильмы основывались на богатом аналитическом материале, который китайские русисты собрали при изучении причин распада СССР.
Масштабное исследование постсоветского пространства началось в Китае еще в последние годы СССР, сразу после "бархатных революций" в Восточной Европе, и оно все еще продолжается. Именно этим инсайдеры объясняют высокий уровень развития русистики в КНР. В то время как в США и Европе после победы в холодной войне урезали фонды на изучение России и увольняли ставших ненужными советологов ("Власть" писала об этом в материале "Ярые советчики" в N19 от 19 мая 2014 года), китайская Компартия начала выделять огромные ресурсы на изучение бывшего СССР. "После распада СССР интерес к России в Китае и инвестиции в ее изучение не только не уменьшились, но скорее увеличились",— рассказывает "Власти" один из ведущих китайских русистов Фэн Юйцзюнь, возглавляющий Центр российских исследований при Китайской академии современных международных отношений (КАСМО). Сначала основные силы были брошены на выявление причин краха КПСС и поиск противоядия — в результате Китай, переживший ужесточение режима после событий 1989 года на площади Тяньаньмэнь, в 1992-м ответил перезапуском реформ Дэн Сяопина (а через 20 лет стал второй экономикой мира). Затем Пекин использовал школу экспертов по постсоветскому пространству для выстраивания стратегии в отношении уже новой России.
"Люди в руководстве партии говорили, что русский не нужен"
Первые специалисты по России появились в императорском Китае, затем в 1920-х годах экспертиза стала намного глубже благодаря деятельности Коминтерна и учебе многих будущих лидеров КПК в Москве. Но настоящая фундаментальная русистика появилась только в 1949 году после победы коммунистов в гражданской войне и образования КНР (подробнее об истории российско-китайских отношений см. стр. 17). В 1950-е годы в Советском Союзе прошли обучение тысячи китайских студентов, одновременно советские специалисты работали в КНР, помогая закладывать основы ее экономики по образцу "старшего брата". "В Китае русистика начала увядать после 1960-х годов, когда Хрущев отозвал из Китая советских специалистов. Во время "культурной революции" готовились к войне с СССР, и изучение русского языка было нацелено на конфронтацию. В школьные учебники русского вошли такие фразы, как "Бросай оружие!" и "Стой, кто идет?!". Был набор в вузы, связанный с соображением, что понадобятся военные переводчики. А потом ничего этого не произошло, и тут начался уже совсем спад",— вспоминает в беседе с "Властью" 71-летняя профессор Пекинского университета иностранных языков Ли Иннань, дочь одного из основателей КПК Ли Лисаня (был доведен до самоубийства в годы "культурной революции") и его русской жены Елизаветы Кишкиной (после смерти мужа отсидела восемь лет в одиночной камере тюрьмы для особо важных заключенных).
"1980-е годы для всей русистики были очень тяжелыми. Некоторые люди в руководстве партии говорили, что русский не нужен, а нужен только английский,— говорит Ли Иннань.— Но тут случился распад СССР, который напугал многих в Китае, вызвал тревогу и необходимость изучения и языка, и всего остального. Потом началась дикая приграничная торговля. Это дало всплеск — сразу потребовались переводчики. А с конца 1990-х годов пошел устойчивый рост по всему Китаю: увеличение набора студентов и расширение круга вузов, в которых преподают русистику". По словам Ли, в конце 1990-х по всему Китаю было около 70 вузов, где преподавали русский. Теперь, согласно данным Министерства образования КНР за 2013 год, специальность "русский язык и литература" преподается в 137 вузах. Общее число студентов-русистов в Китае превышает 20 тыс. человек, русский язык изучают до 60 тыс.
Многие китайцы едут учиться в Россию. Хотя официальная квота на бюджетные места в российских вузах для граждан КНР составляет 300 мест в год, по данным Министерства образования страны, ежегодно в РФ приезжают учиться до 6 тыс. китайцев. Правда, это лишь 1,5% от граждан Китая, получающих образование за рубежом (например, США принимают 58% из почти 400 тыс. китайцев, учащихся за пределами КНР). Причем, по словам Ли Иннань, "в Россию едут не лучшие, потому что сливки снимает Запад — туда едут отличники или очень богатые". "В основном это середняки, дети не очень богатых, но и не самых бедных, которые могут оплатить зарубежное образование. Приезжая в Россию, очень многие выходят из-под контроля родителей, начинаются тусовки. И вот, прокантовавшись пять-семь лет, такой студент еле-еле может связать два слова,— говорит она.— Правда, есть молодежь, которая действительно училась и хорошо говорит. Есть и китайцы, которые с детства жили в России, учились там, идеально говорят на двух языках и владеют русской культурой".
В результате в Китае образовался достаточный пул людей с хорошим русским, способных стать высококлассными экспертами по России, так что властям и бизнесу есть из кого выбирать.
"Изменился не только профиль заказчиков"
С момента распада СССР структура китайского спроса на знания о России заметно изменилась. "Если раньше знания о России были нужны ЦК, гражданским и силовым ведомствам, то теперь по мере роста товарооборота запрос на анализ российских реалий исходит от корпораций,— рассказывает "Власти" Лю Цянь из Центра энергетической стратегии при Китайском институте нефти.— Изменился не только профиль заказчиков, но и характер запроса. Если раньше эксперты в основном занимались внешней и внутренней политикой России, военно-стратегическими вопросами, а также культурой и историей, то с 2000-х годов активно развиваются исследования в области экономики, энергетики, права, финансов — всего того, что нужно для практики".
Основной спрос по-прежнему исходит от властей, говорят китайские эксперты. Главные потребители информации — ЦК партии и особенно его малая руководящая группа по вопросам внешней политики (основной орган принятия внешнеполитических решений в Китае, который возглавляет Си Цзиньпин), международный отдел ЦК, структуры Народно-освободительной армии Китая (НОАК), МИД КНР, а также Министерство государственной безопасности — главная гражданская спецслужба страны. Все больший интерес проявляют экономические ведомства: координирующий макроэкономическую политику Госкомитет по развитию и реформе (бывший Госплан), Минфин, Минторг, Минсельхоз, Государственное управление по энергетике и другие. Как рассказывает "Власти" директор Института России, Восточной Европы и Центральной Азии при Китайской академии общественных наук (КАОН) Ли Юнцюань, государственные и партийные ведомства нуждаются как в ситуативной аналитике по конкретным вопросам, так и на более долгосрочном взгляде на развитие России. ЦК и МИД интересует максимально широкий круг вопросов, в то время как НОАК и экономические ведомства редко выходят за рамки своего профиля.
Корпоративный спрос на аналитику по России зависит от масштаба бизнеса компании в РФ и на постсоветском пространстве. По словам Лю Цяня, самые информированные и активные — китайские энергетические госкомпании, вроде нефтегазовых гигантов CNPC, Sinopec, CNOOC, угольной Shenhua или электроэнергетических компаний, таких как Guodian, Huadian и State Grid Company. На втором месте идут финансовые институты, которые все больше кредитуют проекты в России: суверенный фонд China Investment Corporation, China Development Bank (аналог российского ВЭБа), а также крупные госбанки вроде ICBC и Bank of China. Частные компании пока менее активны, отмечает Фэн Юйцзюнь, но их интерес растет по мере развития российских проектов. В последнее время активно наращивают свои знания о рынке РФ представители автомобильной отрасли, например Great Wall или построивший в Калужской области завод по производству стекла Fuyao Glass.
Потребности в аналитике удовлетворяют прежде всего собственные кадры — госслужащие, военные и сотрудники компаний. Наиболее обширный штат русистов в распоряжении МИДа: специалисты с русским языком работают не только в РФ, но и в других странах постсоветского пространства (пока что китайская дипломатия испытывает трудности с системным воспитанием кадров, владеющих центральноазиатскими и закавказскими языками). По словам нескольких источников "Власти", организация дипломатической службы КНР мало чем отличается от устройства МИДов других крупных стран. Правда, в отличие от российского МИДа, китайцы уделяют аналитике больше внимания, считает один из собеседников. В то же время многие отмечают пассивность работы посольства КНР в Москве по сбору информации и общению с источниками помимо своих контрагентов в МИД РФ. В этом аспекте китайцы, по общему признанию, заметно уступают не только западным дипмиссиям, но и представительству Тайваня (остров, который Россия официально признает частью КНР, представлен офисом тайбэйско-московской координационной комиссии), где такая работа поставлена на системную основу. По отзывам нескольких собеседников "Власти", многие китайские дипломаты не отличаются широким кругозором: они могут говорить по-русски гораздо лучше среднего сотрудника посольства США, но знают о современной РФ — крайне мало за пределами своей узкой компетенции. Руководители нескольких российских федеральных СМИ, в которых в 2012 году публиковались предвыборные статьи Владимира Путина, вспоминают, как после этого представители китайского посольства впервые за многие годы напрашивались на встречу, узнавали, можно ли эту газету купить, но, получив отрицательный ответ, исчезали из поля зрения.
О работе китайской разведки отказались говорить все опрошенные "Властью" эксперты. Впрочем, некоторые представления об ее эффективности можно получить из разговоров с кругом российских потенциальных источников. Пишущие на чувствительные темы вроде ВПК или внешней политики, журналисты рассказывают, что нередко после выхода резонансных текстов им звонят китайские коллеги и сразу начинают задавать вопросы об источниках информации. Некоторые перед звонком присылают в редакцию подарки — китайские календари или пахучую гаоляновую водку. По слухам, используется и более сложная схема: людям предлагают стать "независимыми консультантами" китайского правительства за определенное материальное вознаграждение. "Мы фиксируем стабильный и растущий интерес. В 1990-е годы он касался в основном ВПК и других технологий, но сейчас сфера интересов китайцев заметно расширилась",— говорит источник, близкий к ФСБ. Сама служба активность китайской разведки в РФ не комментирует.
Собственные аналитические подразделения, занимающейся Россией, есть и во всех китайских госкомпаниях, работающих с РФ. Сбор информации начинается с российских представительств, которые укомплектованы русистами. У некоторых уровень русского настолько хорош, что они выступают по-русски на публичных дискуссиях в рамках профессиональных форумов и конференций. Многие устанавливают тесные связи с российскими партнерами и регуляторами, помогая им разобраться с китайскими реалиями. Например, собеседники "Власти" в банковской среде очень высоко отзываются о вице-президентах российских "дочек" ICBC и Bank of China Лан Вэйцзе и Гао Ян, которые превосходно говорят по-русски. Похожую репутацию имеет представитель китайской платежной системы China UnionPay (на нее, например, после отказа в обслуживании со стороны Visa и MasterCard перешел бизнесмен Геннадий Тимченко) Фань Цзигуан.
Крупные аналитические подразделения, занимающиеся Россией, есть и в пекинских штаб-квартирах корпораций. Лучше всего отзываются о структурах нефтегазовой CNPC, на которую приходятся самые громкие российско-китайские сделки, например нефтяной контракт 2009 года и газовый контракт 2014-го. По словам собеседников "Власти", близких к CNPC, компания нанимает во внутренние аналитические подразделения как китайцев, выпускников профильных российских вузов, так и бывших сотрудников МИДа и спецслужб. "Это редкий образец американской системы revolving door, которая вообще-то для Китая не характерна",— считает один из них.
Помимо внутренней аналитики, китайские власти и госкомпании активно развивают рынок независимой экспертизы по России. "У ведомственных и корпоративных исследовательских организаций есть свои особенности. С одной стороны, они владеют закрытой информацией и лучше всех понимают потребности руководства. С другой стороны, они могут сознательно или несознательно подстраиваться под ожидания руководства",— объясняет Ли Юнцюань из КАОН. Именно поэтому ведомства и корпорации заказывают исследования на стороне. Например, CNPC заказала сразу нескольким "мозговым центрам" исследования о перспективах российской властной системы до 2024 года и влиянии политического расклада на нефтяную отрасль РФ.
"В основном это 30-40-летние"
Занимающиеся Россией аналитические структуры, существующие не внутри ведомств или госкомпаний, можно лишь условно назвать независимыми от государства. Главную роль играет Китайская академия общественных наук (КАОН) — огромная система научных центров, напоминающая гуманитарную составляющую РАН. Главный по масштабам "мозговой центр" — это возглавляемый Ли Юнцюанем Институт России, Восточной Европы и Центральной Азии (ИРВЕЦА, бывший Институт изучения СССР). По словам Ли, под его началом работает свыше 100 ученых, организованных в семь секторов (внутренняя политика, экономика, внешняя политика, история России, а также Центральная Азия, Восточная Европа и постсоветские государства на западе СНГ). "Мы базовая исследовательская организация в современной русистике",— говорит он.
ИРВЕЦА занимается как собственно наукой (в том числе публикует два ведущих академических журнала по русистике: "Исследование России, Восточной Европы и Центральной Азии" и "Рынок России, Восточной Европы и Центральной Азии"), так и аналитическим сопровождением работы госструктур. "В основном это справки по текущим вопросам. Реже — более долгосрочные исследования,— объясняет Ли Юнцюань.— Все это оплачивается бюджетными деньгами в рамках план-заказа". Госкомпании тоже пользуются услугами ИРВЕЦА, но гораздо реже. Финансовые возможности позволяют институту удерживать и развивать молодых специалистов. Зарплата научного сотрудника — около $2 тыс. в месяц, ведущий научный сотрудник получает до $3 тыс. — больше, чем чиновник соответствующего ранга. "Если прийти на наши конференции, то в основном это 30-40-летние ученые",— говорит Ли Юнцюань. Материальный вопрос решился буквально в последнее десятилетие: в 1990-е КАОН сталкивалась с оттоком кадров, хотя и не таким мощным, как в России. "За последние 20 лет китайский ученый прошел путь от человека бомжеватого вида до респектабельного господина в хороших часах, который может угостить российских коллег обедом и рассказать новости с конференции в Гарварде",— считает один из российских экспертов. Помимо сравнительно высокой зарплаты еще одна привлекательная черта работы в системе КАОН — возможность иметь всего один присутственный день, а остальное время можно работать из дома.
По словам опрошенных "Властью" китайских русистов, хотя ИРВЕЦА — самый масштабный "мозговой центр" по России, многолюдность не является отражением влияния на процесс принятия решений. Куда более важным с точки зрения принятия решений является другой think tank — Китайская академия современных международных отношений (КАСМО). ЦРУ на портале Центра открытых данных (Open source center) при директоре США по национальной разведке идентифицирует КАСМО как исследовательскую структуру при Министерстве госбезопасности КНР. По мнению американских разведчиков, КАСМО — это часть восьмого (аналитического) управления МГБ, выведенная в 1980 году в отдельную легальную структуру. Связь КАСМО со спецслужбами отмечают и многие иностранные исследователи. "Они заняты совершенно легальной деятельностью, просто у них есть возможность работать с закрытыми источниками, а также общаться с любыми людьми. Плюс канал непосредственной связи с высшим руководством через малую руководящую группу ЦК,— объясняет один из собеседников "Власти", знакомый с работой КАСМО.— Если искать реально влиятельных и качественных экспертов, то это главная точка входа".
Центр российских исследований КАСМО, который возглавляет 44-летний Фэн Юйцзюнь (он учился в России и работал приглашенным исследователем в МГУ им. М. В. Ломоносова), насчитывает немногим более десяти человек. В отличие от академичной ИРВЕЦА, здесь работают каждый день, есть и ночные аналитические дежурства. Офис КАСМО — режимный объект, правда, процедура прохода чуть менее строга, чем в вашингтонском офисе американской RAND Corporation (там фиксируется, будет ли посетитель обсуждать с сотрудником секретную информацию). Доклады КАСМО уходят напрямую руководству страны. Вся инфраструктура и культура написания текстов заточена на высших руководителей, чтобы записки поступали в удобной для них форме — в отличие от чрезмерно академичных бумаг ИРВЕЦА. Записки анонимные — высокопоставленные читатели вроде Си Цзиньпина или премьера Ли Кэцяна никак не смогут повлиять на карьеру аналитика, если специально не займутся расспросами. Зарплаты в КАСМО ниже, чем в ИРВЕЦА, зато высокая репутация "мозгового центра" привлекает большое количество корпоративных заказчиков. В Центре российских исследований КАСМО заказывают аналитику многие работающие с РФ госкомпании. Кроме того, компании приглашают сотрудников центра (прежде всего самого Фэн Юйцзюня) выступать консультантами для топ-менеджмента, это разрешено внутренними правилами КАСМО. Благодаря такой работе аналитики глубоко погружены в контекст торгово-экономических связей двух стран и могут давать руководству максимально приближенные к практике советы.
Китайский институт международных исследований (КИМИ), приписанный к китайскому МИДу, похожий на КАСМО. Отдел евразийских исследований в нем возглавляет 42-летняя Чэнь Юйчжун (она стажировалась в МГИМО, а также работала консулом в Хабаровске). Правда, по отзывам собеседников "Власти", влияния на процесс принятия решений у КИМИ меньше, чем у КАСМО, поскольку институт в основном выполняет аналитические функции именно для МИДа.
"Если говорить о влиянии на принятие решений, то это прежде всего пекинские центры. Тут важна близость к руководству",— отмечает Фэн Юйцзюнь. В этом китайская русистика напоминает американскую, где влияние эксперта во многом определяется его физическим нахождением в Вашингтоне. При этом, как и в США, в КНР развиты сильные региональные школы русистики. Главные центры помимо столицы — это Шанхай и северо-восточные регионы КНР, особенно центр граничащей с Россией провинции Хэйлунцзян Харбин. Университеты в Харбине, а также отделения КАОН в провинциях Хэйлунцзян, Ляонин и Цзилинь (в меньшей степени — в граничащих с Россией Внутренней Монголии и Синьцзян-Уйгурском автономном районе) считаются главными центрами компетенций по развитию Сибири и российского Дальнего Востока: местные ученые имеют больше возможностей проводить полевые исследования, а также лучше владеют контекстом приграничного сотрудничества. Основными заказчиками их продукции помимо центральных органов, которые периодически интересуются региональным измерением отношений с РФ, являются местные власти (в трех провинциях северо-востока КНР живут свыше 110 млн человек).
Особняком стоит шанхайский Центр изучения России (ЦИР), заметный во многом благодаря активности и харизматичности своего лидера — 65-летнего профессора Фэн Шаолэя. Именно он превратил малоизвестный Восточно-китайский педагогический университет в один из ведущих центров китайской русистики. В ЦИР работают 24 ученых, которые занимаются всеми аспектами современной России, центр издает авторитетный журнал "Российские исследования" и проводит ежегодную конференцию русистов. Коллеги объясняют успехи Фэна не только научным авторитетом, но и присущей шанхайцам активностью и стремлением установить международные контакты. Сам Фэн учился в СССР и вел курсы по России и российско-китайским отношениях в ведущих университетах мира. На сайте ЦИР особо отмечается, что "профессор Фэн Шаолэй не только близко знаком с выдающимися учеными и тактиками в вопросах России, США и Европы, но и поддерживает научную связь с бывшим советником по национальной безопасности США, блестящим ученым в области стратегических исследований Збигневом Бжезинским, а также бывшим министром экономики России Евгением Ясиным и другими высокопоставленными лицами".
Впрочем, по мнению участников рынка, реальное влияние шанхайского центра на выработку политики в отношении РФ ограничено: Фэн и его сотрудники пишут записки в ЦК, но они идут более долгим путем, чем записки того же КАСМО. "Пекинская среда все же довольно консервативна, а шанхайцы были пионерами по развитию институциональных связей с русистами из других стран мира. В искусстве тусовки им нет равных",— утверждает один из специалистов. Главная публичная платформа, которую задействует шанхайская команда русистов — международный экспертный клуб "Валдай", в рамках которого русисты всех стран могут обсуждать пути развития России, а раз в год — встречаться с Владимиром Путиным и другими высокопоставленными фигурами. Фэн Шаолэй является единственным китайским ученым, входящим в консультационный комитет клуба (в попечительский совет "Валдая" входит другой китаец — бывший замглавы Генштаба НОАК, 75-летний генерал Сюн Гуанькай, возглавляющий Китайский институт стратегических международных исследований). Кроме того, Фэн и его коллеги развили тесные связи с Советом по внешней и оборонной политике, который возглавляют Сергей Караганов и Федор Лукьянов. Вообще институциональные связи в России имеют многие "мозговые центры": ИРВЕЦА преимущественно общается с Институтом Дальнего Востока РАН, у КАСМО есть диалог с Российским институтом стратегических исследований и Российским советом по международным делам.
Фэн Шаолэй, пожалуй, единственный в Китае профессор, которому удалось собрать вокруг себя в рамках вуза настоящую команду. Остальных известных русистов, работающих в университетах, считают скорее выдающимися одиночками, чем создателями школ. Среди них наибольшим уважением в профессиональной среде, а также среди чиновников пользуются 49-летний замдекана Школы международных исследований Пекинского университета Гуань Гуйхай (кандидатскую он защитил в МГИМО), а также 47-летний профессор Института международных исследований при столичном Университете Цинхуа (alma mater Си Цзиньпина и многих руководителей КНР) У Дахуэй — бывший подполковник Генштаба НОАК, затем работавший в ИРВЕЦА.
Влияние отдельных русистов на выработку политики и формирование мнения руководства в отношении РФ определить сложно: отношения между русистами и людьми уровня членов Политбюро куда менее тесные и личные, чем в тех же США. Более того, если в сфере экономики и внешней политики 25 членов Политбюро периодически проводят коллективные учебные сессии, приглашая экспертов на закрытые брифинги в резиденцию Чжуннаньхай, то при Си Цзиньпине, по словам собеседников "Власти", по российской тематике таких сессий еще не было. Большинство инсайдеров считают влиятельными не столько отдельных лиц, сколько организации, выделяя при этом КАСМО. В этом смысле имеют влияние как Фэн Юйцзюнь, так и его начальник, 58-летний директор КАСМО Цзи Чжие (также русист). Хотя определенный вес имеют и бывшие послы в России. Среди них все собеседники "Власти" особо выделяют 79-летнего Ли Фэнлиня (был послом в 1995-1998 годах), который является членом консультативного комитета при МИД КНР и возглавляет Центр изучения социального развития Евразии при Центре изучения вопросов развития при Госсовете (самый влиятельный экономический think tank).
Восходящих звезд в китайской русистике в отличие от американской немало в силу невысокого среднего возраста экспертов. Молодой кадр, которого выделяют все собеседники "Власти",— заместитель Фэн Шаолэя в шанхайском ЦИР 37-летний Ян Чэн, один из ведущих специалистов по Центральной Азии (помимо русского владеет киргизским), имеющий опыт работы в МИД КНР (был третьим секретарем посольства в Москве). Многие самые востребованные эксперты хорошо знакомы между собой и регулярно общаются, в том числе на закрытой группе в одной из китайских соцсетей и через систему Weixin.
"Мы о таком можем только мечтать"
Сами китайские эксперты, как и их американские коллеги, любят говорить, что дела в русистике обстоят далеко не безоблачно. Одной из главных проблем собеседники "Власти" называют сложность проведения исследований в России. "Очень много бюрократических препон. Сколько времени нужно потратить, чтобы китайский ученый получил визу в РФ? Сколько препятствий на местном уровне, чтобы провести полевые исследования? Сразу возникают какие-то подозрения,— возмущается Ли Юйцюань из ЦИРВЕЦА.— То же самое справедливо в отношении российских ученых в КНР. Нам нужно устранять эти барьеры".
Еще более важная проблема — закрытость российской политической и деловой элиты для китайских экспертов. "Западных экспертов меньше, но их контакты гораздо лучше. Они интегрированы в западную элиту, а ваши чиновники и олигархи тоже хотят туда интегрироваться — отсюда такие представительные форумы вроде российско-американского бизнес-диалога под эгидой RAND,— говорит один из собеседников "Власти".— Другой источник знаний Запада о России — инвестбанкиры, агенты по недвижимости в Лондоне и прочие подобные персонажи. Учитывая такой доступ к вашей элите, Запад может меньше финансировать своих экспертов. Мы о таком пока можем только мечтать, потому что уровень неформальных контактов между нашими элитами крайне ограничен". Китайцы надеются на то, что какое-то подобие диалога между элитами сможет наладить новый глава Российско-китайского делового совета Геннадий Тимченко.
Правда, китайские эксперты все же находят способы минимизации влияния этих негативных факторов. Главный — налаживание институционального диалога с зарубежными центрами экспертизы по России, особенно в США и ЕС. Например, китайские русисты из КАСМО стараются общаться с американцами из CSIS и другими ведущими "мозговыми центрами", в ЕС их главный партнер — варшавский Восточный институт, крупнейший центр русистики в Европе. "Многие западные эксперты имеют хорошие контакты, которые мы можем опосредованно использовать. И вообще нам полезна какая-то внешняя точка зрения на Россию, а то мы слишком много варимся в своей кухне",— говорит один из экспертов.
Насколько хорошо китайские эксперты анализируют Россию? Понять это сложно, поскольку самые качественные материалы не публикуются в открытом доступе, а проходят под грифом "для внутреннего пользования". В итоге судить о качестве экспертизы можно, пожалуй, лишь по одному критерию — объективным результатам политики Пекина в отношении России.
При участии Алексея Ефимова, Пекин
| Коммерсант.Власть
Источник: globalaffairs.ru.
Рейтинг публикации:
|
