Василий Молодяков - Доктор политических наук. Профессор университета Такусеку (Токио, Япония). Автор 30 книг.
Резюме: Консерватизм — это не просто ностальгия по прошлому, но желание сохранить его, включая собственные успехи и достижения, ставшие историей
Далеко не все консерваторы родились консерваторами — многие успели побывать реформаторами, порой радикальными, и даже революционерами. Консерватизм — это не просто ностальгия по прошлому, но желание сохранить его, включая собственные успехи и достижения, ставшие историей.
Японскую консервативную революцию 1868 г. Мэйдзи исин (устоявшийся перевод «реставрация Мэйдзи» односторонен по сути и создает превратное представление, так что лучше вовсе обойтись без него) сделали молодые люди в возрасте от 20 до 40 лет. Старшие из них продержались у власти недолго, плюс-минус десять лет. Одни взбунтовались с оружием в руках (Сайго Такамори), другие попытались вести оппозиционную политику (Итагаки Тайсукэ, Окума Сигэнобу), третьи пали от рук противников (Окубо Тосимити). Младшие: Ито Хиробуми, Ямагата Аритомо, Кацура Таро, если называть только самых известных — оказались прагматичнее и осторожнее. Именно они определяли политику Японии на протяжении нескольких десятилетий, вплоть до Первой мировой войны.
В ХХ веке всех их называли консерваторами. Под их руководством было создано современное — в варианте до 1945 г. — японское государство, жестко централизованное, «вертикальное», авторитарное, хотя и с декорумом конституционной монархии, модерное и вестернизированное технологически, традиционное — точнее, традиционалистское — идеологически.
Объявляя в январе 1868 г. о начале радикальных перемен, 15-летний император Мэйдзи (правил с 1867 г. по 1912 г.; девиз его правления, ставший посмертным именем монарха, переводится как «просвещенное правление») по подсказке своего реформаторского окружения туманно обещал некое народное представительство. Только через 21 год, в 1889 г. он «даровал» подданным Конституцию, составленную по прусскому — самому консервативному — образцу под руководством Ито, который в правящей элите слыл едва ли не «либералом» (каковы же были остальные!). Годом позже в стране появился парламент, если не совсем декоративный, но почти безвластный и непопулярный. Всеобщее избирательное право японцы получили только в 1928 г., японки — после Второй мировой войны. В Японии конца XIX века политика считалась ремеслом «четвертого сорта» - после военной службы, государственной службы и бизнеса. Людей у власти это устраивало.
Консерваторы, включая штатских, подняли престиж армии на небывалую высоту в обществе, но постарались отстранить профессиональных военных от принятия политических решений и даже от влияния на них. Ямагата был маршалом, военным министром, начальником Генерального штаба и заслужил титул «отца японской армии», но куда больше совершил на гражданской службе — как министр внутренних дел, дважды премьер-министр и трижды председатель Тайного совета. Японские консерваторы всегда делали акцент на «службе»: службе государству и императору, если не уравняв офицера с врачом и судью с учителем, то дав всем им одинаковый статус — одинаковый не по рангу и престижности, но по сути. Созданная ими в последней четверти XIX века система государственной службы — не знающая сословных преград, но жестко бракующая негодных (квалификационные экзамены), не слишком высоко оплачиваемая, но стабильная и почетная, жестко иерархичная и коллективистская — существует и сейчас. Пережив много внешних реформ, по сути она не слишком изменилась. По сути она консервативна.
Не будем однако забывать, что все эти «консерваторы» были реформаторами, радикальными и рискованными. Им предстояло потрясти все основы многовекового государства: отобрать центральную власть у всемогущего сёгуна, а местную — у князей; упразднить систему исторически сложившихся княжеств и заменить ее нарисованными на карте префектурами; ликвидировать деление на четыре сословия (самураи — крестьяне — ремесленники — торговцы), обеспечив формальное равноправие, но оставив реальную власть за сословием, к которому почти все они принадлежали, — за бывшими самураями; лишить этих же бывших самураев гарантированного рисового «пайка» и заставить их зарабатывать; переодеть соотечественников в европейское платье; пустить в страну «рыжих варваров» и учиться у них. А также жестко подавлять всех несогласных с государственной политикой, не взирая на происхождение и социальный статус.
Подавляемые — тоже консерваторы, но иного, пассеистического типа — не только ностальгировали, но отчаянно сопротивлялись. Поэтому отличительной чертой «мэйдзийского» государства стала доведенная до совершенства система воспитания, внушения и подавления: школа, армия, полиция, суд, цензура, коллективная ответственность. Честная и верная служба гарантировала уважение и скромный, но стабильный достаток, с неплохой защитой от случайностей и даже начальственного произвола. Человек вне службы мог рискнуть и выиграть, но ему ничего не гарантировалось. Человеку, пошедшему против системы, гарантировались все возможные неприятности.
С началом ХХ века к мэйдзийским реформаторам пришла твердая уверенность, что они уже всё сделали, причем сделали хорошо. Япония вошла в «клуб великих держав» единственной не-белой и не-христианской страной. У нее «всё как у людей»: император, конституция, кабинет министров, парламент, политические партии, верховный суд, армия и флот, полиция, дипломатические миссии, университеты, ордена, титулы, колонии (правда, пока мало) и газеты. Есть даже оппозиция. Наследие «феодального прошлого» искоренено: никто не носит мечей, кроме людей в мундирах; нет ограничений, кому носить одежду какого цвета и из каких тканей; большая часть замков снесена или отведена под казармы; можно исповедовать и проповедовать христианство, не опасаясь смертной казни; можно выезжать за границу и общаться с иностранцами.
Всё сделано — значит, больше никаких преобразований не нужно! Разве что расширить диапазон наград за верную службу и ужесточить меры против потрясателей основ. Это настроение прочно овладело состарившимися реформаторами, которые законно любовались своими достижениями — признанными во всем мире — и искренне не понимали тех, кому этого казалось мало. Придя к власти молодыми, энергичными и амбициозными, они не задумывались о том, что могут состариться, ослабеть и утратить связь с действительностью, степень изменчивости которой тоже явно недооценили. Они не растили и не воспитывали преемников — на системном уровне, ограничиваясь личной и вполне «феодальной» преданностью, как в связке Ямагата-Кацура. Они оставались у власти до последних дней жизни — не только желая «умереть на посту», но и просто боясь выпустить возжи из рук.
Ситуация повторилась в начале 1990-х годов, когда состарилось поколение консерваторов, пришедшее в политику после Второй мировой войны в качестве молодых реформаторов. Сегодня из него остался только 96-летний Накасонэ Ясухиро, негодовавший, когда в возрасте 85 лет не был включен родной Либерально-демократической партией в список кандидатов на очередных парламентских выборах. Удалившись на покой, он утратил власть, но не авторитет, и периодически произносит несколько веских слов, к которым прислушиваются. Люди этого поколения укрепили созданный их предшественниками военно-политический союз с США, нормализовали и развивали отношения с КНР, установили партнерство с Единой Европой, «замирились» с Азией, обеспечили слаженную работу политиков и чиновников, добились высочайшего уровня внутренней безопасности, окончательно разложили «левую» оппозицию, при них произошло «экономическое чудо», а японская культура получила мировое признание. Чего же еще желать?
Похоже, они тоже собирались жить и править вечно, не думая о смене, и вырастили в лучшем случае своих сыновей и зятьев, самых блеклых политиков начала нового тысячелетия — не будем называть имена, хотя в их числе бывшие министры и даже премьеры. Либерально-демократическая партия, созданная в 1955 г. в результате объединения консервативных сил как «вечно правящая», проигрывала выборы и теряла власть в 1993 г. и 2009 г. С декабря 2012 г. либерал-демократы снова у власти — похоже прочно. Премьер и глава партии Абэ Синдзо — внук премьера и сын министра иностранных дел — далеко не худший из «наследников». Настоящий консерватор, сочетающий амбициозные планы на будущее с оттенком националистического ностальгического пассеизма. Но что из созданного или достигнутого им захотят сохранить его политические дети и внуки?..
| Русская idea
Рейтинг публикации:
|
