Разумной политикой тягу к «наказанию России» назвать нельзя, считает американский журналист
Гнева на Россию более чем достаточно. Вашингтону не хватает осмысленной политики. Бесспорно, после трагедии с рейсом MH17 стремление наказать Россию, заставить ее заплатить за агрессию против Украины, ужесточить санкции, добиться ее международной изоляции вполне понятно. Отчасти дело в глубокой психологической потребности продемонстрировать, что нам небезразлична гибель почти 300 ни в чем не повинных людей. Но разумной политикой тягу к «наказанию России» назвать нельзя.
Нам нужно поставить перед собой жесткие вопросы о том, чего мы хотим достичь, какими путями мы хотим этого достичь и какими будут последствия наших действий. Нынешний беспокойный мир не обещает простых ответов и моральной ясности. Чтобы отстаивать и продвигать наши интересы, нам в любом случае придется совершать не совсем удовлетворительные с моральной стороны сделки. Это неотъемлемая часть государственной деятельности.
Итак, о чем же нам не следует забывать на фоне всех этих страстей и призывов принять меры против России?
Пункт первый: санкции. Каким бы ни был их эффект на больших отрезках времени, в краткосрочной перспективе они лишь укрепляют позиции Путина внутри страны и вдохновляют ультранационалистические силы, особенно влиятельные в кругах военных и в спецслужбах. Бесспорно, санкции могут повлиять на тактику Путина, однако они не способны помешать ему преследовать, как он считает, жизненно важные интересы России и пытаться намертво прикрепить Украину к российской сфере влияния. Несмотря на международное недовольство, Россия продолжает снабжать сепаратистов на востоке Украины тяжелой техникой. Бои продолжают усиливаться. Если Путин уступит внутреннему давлению и отправит через границу войска, что будет готов сделать Запад, чтобы защитить Украину (тем более что применение силы мы исключили)? Ввести новые санкции?
Пункт второй: Украина. Мы хотим, чтобы Украина двигалась по западному пути, и поощряем ее отстаивать свой суверенитет и территориальную целостность. Однако Украина политически расколота и экономически разорена. Российская агрессия не создала противоречия между востоком и западом страны, между элитами и остальной частью общества и между олигархическими кланами, а только вывела их на первый план. Эти проблемы терзали Украину с тех пор, как она обрела независимость. Даже если сепаратисты будут побеждены, Украине потребуется целое поколение – и миллиарды долларов, чтобы восстановить государство и экономику. Хватит ли у Запада терпения и ресурсов для этой задачи, если учесть, насколько глубоки его собственные социально-экономические затруднения? Судя по недавним проблемам со спасательными пакетами для расточительных стран Европейского союза, можно предположить, что не хватит. Более того, как Запад планирует без российской помощи восстанавливать экономику, которая еще долгое время будет зависеть от российских энергоносителей и нуждаться в России как в рынке для своих товаров, не соответствующих жестким стандартам ЕС?
Пункт третий: трансатлантическое сообщество. Как бы всех нас ни завораживала Азия, очевидно, что ближайшим партнером Америки по-прежнему остается Европа. Нам следует не жалеть времени и сил на восстановление связей с европейцами, особенно с Германией. В последнее время эти связи заметно пострадали – как от нашего пренебрежения, так и из-за откровений разоблачителя АНБ Сноудена. Нам необходимо завершить переговоры по трансатлантическому торговому и инвестиционному партнерству. Между тем наша погоня за санкциями и наше стремление вести за собой Запад лишь дополнительно высветили противоречия между нами и Европой, а также между странами Евросоюза. Даже после трагедии MH17 ключевые европейские игроки не хотят ужесточать санкции. Их тесные коммерческие связи с Россией делают их намного уязвимее для российской ответной реакции, чем Соединенные Штаты. Вдобавок они еще не успели полностью восстановиться после глобального экономического кризиса 2008-2009 годов. В общем, сплачиваться под предводительством США европейцы определенно не намерены.
Помимо санкций, мы стремимся укрепить НАТО, чтобы оно противостояло возрождающейся России. Безусловно, нам необходимо заверить наиболее уязвимых из наших союзников в том, что мы не отказываемся от идеи коллективной обороны. Однако, как показывает пример Украины, вызовы, которые бросает Россия, имеют в первую очередь не военную природу (НАТО превосходит Россию по военной силе), а социально-экономическую. Соответственно, странам НАТО следовало бы в первую очередь фокусироваться не на наращивании потенциала вооруженных сил, а на борьбе с внутренними проблемами, которые Россия способна использовать. В частности, речь идет об обращении с русскими меньшинствами в прибалтийских странах, а также о растущем влиянии популистских сил, настроенных против Евросоюза.
Пункт четвертый: Китай. Одним из непосредственных последствий наших попыток загнать Москву в изоляцию стало возросшее стремление Москвы развивать отношения с Китаем. Путин устроил вокруг своей майской поездки в Китай огромную шумиху, чтобы продемонстрировать, как было сказано в совместном заявлении, «новую стадию всеобъемлющего партнерства и стратегического сотрудничества». Он специально подчеркнул прогресс в области создания «китайско-российского энергетического альянса», который, по словам Путина, должен стать ключевым фактором энергетической безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Главной темой поездки была 30-летняя газовая сделка на сумму 400 миллиардов долларов. Однако Россия больше не ведет переговоры с Китаем с позиций силы, и текущие трудности с Западом ее только дополнительно ослабляют. При всех разговорах о партнерстве китайцы, не колеблясь, этим воспользуются. В результате, наказывая Россию, которая не представляет для нас стратегической угрозы, мы играем на руку Китаю, нашей главной стратегической проблеме.
Пункт пятый: глобальная экономика. Экономические санкции могут показаться удобным инструментом для обуздания противников, лишенным рисков, которые связаны с использованием военной силы. Так это или не так, необходимо учитывать долгосрочные последствия ввода санкций против крупной экономики для той глобальной экономической системы, которую мы создали после Второй мировой войны и которая стала основой для нашего процветания и для нашей мощи. Другие страны неминуемо будут искать способы защититься. Недавно государства БРИКС решили создавать альтернативы МВФ и Всемирному банку и активнее вести торговлю в собственных валютах – и это только начало, хотя непосредственные перспективы подобных инициатив в настоящий момент выглядят сомнительно.
Пункт шестой: Россия. Это самая сложная часть данной стратегической головоломки. Хотя мы и хотим сдерживать российскую агрессию в Европе, Россия по-прежнему может быть полезным партнером, когда речь идет о прекращении смуты на Ближнем Востоке, разрешении иранской ядерной проблемы и предотвращении нестабильности в Афганистане после ухода американских сил. В долгосрочной перспективе она также может служить барьером для усиливающегося Китая. Если относиться к России как к противнику и вводить против нее жесткие санкции, можно излишне ослабить страну, способную стать важным элементом глобального баланса, соответствующего интересам Америки.
В конечном итоге нам все равно придется до некоторой степени идти навстречу России, как бы многие из нас ни относились к этой идее. Даже во времена холодной войны мы шли навстречу Советскому Союзу ради собственных стратегических целей. Нам следует обсуждать, в чем и до какой степени мы готовы уступить, а не только как нам лучше наказать Россию. Для этого нам необходимо определиться с глобальными приоритетами, честно оценить пределы нашей – по-прежнему внушительной – мощи и взвесить преимущества и недостатки каждой из потенциальных сделок с Москвой. Моральное возмущение не освобождает нас от обязанности критически мыслить о последствиях собственных действий и вырабатывать эффективную и сбалансированную политику в отношении России.
Автор: Томас Грэм – управляющий директор Kissinger Associates, специалист по проблемам России и Евразии. С 2004 по 2007 годы – специальный помощник президента и старший директор по России в аппарате Совета национальной безопасности, а с 2002 по 2004 годы – директор по российским делам в той же структуре.
Источник: The National Interest (перевод – «ИноСМИ»)
