Один из самых обсуждаемых актёров России Иван Охлобыстин не перестаёт удивлять своими высказываниями и поступками публику. На этот раз редакция SUPER встретилась со звездой в селе Голубое, где проходили съёмки очередной рекламной кампании BAON, лицом которой является Иван.
Иван, девушки, которые приехали из Украины, прервали сотрудничество с брендом, но вы быстро пригласили в Baon новых близняшек. Расскажите про них.
Это Мила Ермолаева (PR-директор Baon. — Прим. ред.), она —основа основ наших творческих начинаний: я так понимаю, что ей просто нравятся двойняшки. Их зовут Катя и Волга, они у Вани Урганта работали. Я так понял, что они девушки и модельным бизнесом занимались, ибо делают всё очень профессионально и при этом очень приятные собеседницы. Кстати, в прошлом они химики.
Были девушки из Украины и России. На этот раз девушки из Белоруссии. Это какой-то тренд — привлекать близняшек-славян?
Нет, ну, это естественно, у нас были русские, украинские, теперь вот белорусские. Поддерживаем славянский союз.
Мы сейчас находимся за городом (посёлок Голубое. — Авт.), почему именно такая локация?
Сейчас будет представлена новая коллекция осень-зима. Помимо системных вещей, будут ещё и авторские. Мы хотим сделать ватник «Каторга», ватник «Колорадо» и ватник «Ватник». Это такая куртка с укороченными карманами для водителей. Может, помните, в СССР у трактористов были такие куртки зелёные, вот ватник первым делом с ними и ассоциируется, кстати, очень удобные они. Мы играем с цветами и фасонами, следим за тем, какие тенденции преследуют люди. Сейчас в моду все активней входит стиль бохо, а он предполагает смешение и эклектику, выдержанную в одном тоне.
Обычно все коллекции Baon политизированы. Новая коллекция на что опирается?
В отличие от всех других, коллекция эта менее всего социализирована. Люди уже устали от политики. Когда-то нужно проявлять социальную активность, а когда-то это начинает утомлять людей. Всё время кричать «уря-уря», «с нами Путин и Христос» — это уже становится неприличным. Гимны поют тоже в определённых ситуациях, а трусы из флагов не шьют. Люди иногда хотят быть просто людьми.
Вы, как человек, связанный с православием, ничего не хотите интегрировать из религии в Baon?
К таким вещам нужно относиться очень деликатно. Это такая этно-нотка: либо на этом строить всю коллекцию, либо вообще не затрагивать это. Православие — это идейная схема: это прежде всего вера, идейный концепт, поэтому с ним очень сложно работать. Просто где-то наклеить крестики или сделать какой-то принт — это не выразит того, что может действительно в себе нести. Из этого нельзя делать попсу. Каждый верит по-своему, каждый любит своих святых отцов. Я сейчас оцениваю аудиторию: она носит разные вещи — от хипстерских до партикулярных костюмов. Поэтому невозможно сделать коллекцию, посвящённую только этой идее. Сейчас, например, идёт спрос на косоворотки. С православием, повторюсь, всё же нужно быть очень деликатными — нельзя использовать в коммерческих целях.
Бренд одежды Givenchy выпустил коллекцию, где были и мужские юбки, и принты с ликами святых. Это вызвало большую шумиху, многие говорили, что они осквернили веру. Как вы к такому относитесь?
Я к такому отношусь брезгливо-агрессивно. Есть вещи, которые нельзя допускать по отношению к другим людям. Вера очень деликатна. В жизни многих людей вера сыграла очень важную роль — она сдержала их от последнего и непоправимого шага. К чему может привести отчаяние, одиночество и кризис? Мы же все слабые люди. Этим спекулировать нельзя, тем более на этом нельзя строить скандалы. Тот, кто это делает, либо безумец, либо очень не уважает окружающих.
А с Путиным ничего не собираетесь делать? Недавно в ГУМе бутик открыли, где футболки с его принтами разлетелись как горячие пирожки.
Честно говоря, я никогда не был таким психованным карамельным патриотом, что «уря-уря». Но, когда на Украине поют песню про президента твоей страны, все-таки нужно понимать, что есть границы, которые мы не должны переступать. Я счастлив, что принадлежу к тому народу, который на кричалку украинскую «Москаляку на гiляку» ничего не придумал в ответ. Что мешало там хохлов на пике, непонятно. Когда идёт такое оскорбление по всем фронтам, сначала усмехнешься, а потом понимаешь: взрослый дядька — президент нашей страны и какие-то засранцы что-то там говорят. Сейчас Путина вообще можно смело принтовать на что угодно: начиная от стекла и заканчивая плиткой, деревом. И это все будет разлетаться как пирожки. В этом маркетологическом парадоксе факт в том, что людям не нравится, что его оскорбляют. Мы же русские, а русские всегда, когда кого-то обижают, идут на сторону справедливости.
На своих встречах вы собираете очень много людей. Не хотите провести что-то подобное на тему урегулирования межэтнических отношений между Россией и Украиной?
Несмотря на то что я всегда довольно-таки резко и без стеснения высказываюсь о событиях на Украине, я всё же стараюсь это делать в границе своих социальных сетей и собственных информационных источников. Все высказывания о политике стараюсь минимизировать, чтобы они меньше уходили на телевидение и газеты. Это всё читают люди, у многих свои перепутанные судьбы, считаю, это необязательная для них информация. Я никогда не отступлюсь от своих представлений, как должно быть: я за русских, я за Донбасс, но при всем этом я не против киевлян. Там величайшая трагедия! То, что там заварили американцы, – они не понимают, что они сделали. Начавшись в одном месте, это будет эффект паутины — достаточно потянуть за одну веревочку, а вибрация пойдет по всей паутине. Понятно, что хохлов запутали. Но я не человек уровня Бога, чтобы вещать на кого-то.
Я лишь стараюсь психологически поддержать ребят, которые сейчас сражаются на востоке. Мой призыв: соблюдать все морально-нравственные устои и не впадать в жестокость, чтобы не уподобляться врагу. Ни в коем случае не расстреливать пленных, молиться. По поводу мольбы — к этому можно противоречиво относиться в светской обстановке, но на поле боя, где свист и стрельба, когда человек молится, он меньше всего склонен к сарказму. Русские почувствовали себя иначе именно после Крыма и Донбасса, после всех этих событий, — сейчас в любую компанию приходишь и понимаешь, что мужики будут разговаривать не про футбол, а про Украину. Уже подустали говорить о политике, но так все переживают сердцем, и неудобно получается, почему мы здесь, а кто-то сейчас в окопе. Мы обязаны тем людям, которые сейчас там, они разбудили в нас — русских — что-то давно уснувшее и потайное, что дает нам новые силы в плане национального самосознания. Это нам помогло, потому что мы млявые, мы пьющие, мы ленивые, слишком много надежд возлагаем на случай, нетрудолюбивы. Мы должны всё вернуть на свои места.
Недавно убили двух журналистов Первого канала, то, что происходит сейчас, — это не перегиб палки?
Когда ещё пошла акция «Спасите наших ребят», журналистов, которые сидели в плену у СБУ, я честно сфоткался. Это как раз были ваши ребята, с тех пор у нас тёплые отношения. Когда люди переживают вместе какие-то экстремальные ситуации — становишься ближе. Я принимал участие в военных действиях — не на Украине, а до этого. Я знаю, что такое быть на передовой, знаю, что такое взрывы. Эти ребята совершили подвиг, заслужили ордена Мужества. Сейчас информационный век, поэтому наличие таких людей с камерами в руках гарантирует очень многим людям жизнь. Нужно понимать, что на глазах у камер ты не будешь расстреливать просто так. Мужики, девчонки это понимают, и они идут конкретно на риск, тем самым заслуживают глубочайшего уважения.
У вас жена с Украины, по поводу сложившейся вокруг наших стран ситуации споров не возникало?
Нет. Она очень адекватный человек, она идет мимо телевизора, там коктейль Молотова кидают, а она говорит: «А пулемёта у них нет?» Вы представьте себе, если в Америке где-нибудь у Центробанка или на главной площади стали кидать бутылки с этими зажигательными смесями? Тут же прилетел бы вертолёт и пять пулемётов прямо в тех, кто кидает. Везде было бы одинаково, а в Америке в особенности — был бы сразу расстрел. Моя жена дико толерантна, и как у нее родилась идея насчёт пулемётов — я не понимаю. У нее подружки всех национальностей, но она почему-то это так оценила. Она сильно переживает за судьбы людей, которые завязаны в этом всём. У нас много знакомых и много друзей сейчас воюют там. Это парадоксально, но у меня погиб один одноклассник с той стороны — украинской, а другой — с этой стороны. Сложные времена, и все мы наделаем еще ошибок. Главное, что прошло время, а мы не загасили эти самые звёздочки в своей душе, потому что в итоге Миколо — хохол — останется с Иваном — русским — лицом к лицу без пиндосов и других сил. Вздохнут они и пойдут вместе копать картошку.
Сергей Лазарев дал интервью украинскому телеканалу «1+1», где очень резко высказался по отношению к происходящему. Так можно поступать, особенно когда принижаешь образ родной страны?
Пусть работает с той аудиторией, извинения уже тут ни при чем. Я вообще не сторонник позиции: это можно, а это нельзя. Ты вполне можешь здесь быть украинским артистом, без агрессии следовать своим установкам – майдановским, немайдановским, при этом петь нормальные песни. Люди все равно будут воспринимать тебя с музыкальной точки зрения и политической. Им решать — осудить тебя или нет, прийти на концерт или нет. А вот так задницей крутить, хвостом туда-сюда — это неприлично. Многие не выступают в поддержку, потому что это предательский момент, ведь общество дало им популярность, именно благодаря им артисты стали публичными людьми. На их голос отзываются сто–двести тысяч, но они не используют его, чтобы помочь своему же народу, который им эту популярность дал. Всё это потому, что они надеются на ближайший «чёс», поедут по Украине песни петь, типа, я вот никого не осуждал. А этот-то просто по глупости попался — он не очень умный чувак. А другие, например Макаревич, они тоже высказались, но это уже стариковское. Я не могу это осуждать, я знаю его много лет, и у него есть позиция, которую он высказал. Я не склонен после этого причислять его к предателям. Вообще, проблема репрессивных аппаратов — это постоянный поиск врага. Поэтому нужно закладывать эффект самоуничтожения. Лазарев захамел — он хамло. Допускать хамство — нельзя, критику — можно.
