Кто погибает первым

Ситуация в Донецкой и Луганской областях Украины, объявивших себя на референдуме самостоятельными народными республиками, за последние две-три недели резко ухудшилась. В ход пошли авиация и артиллерия. Конфликт разрастается с каждым днем: в него вовлекается все больше людей, используется все более смертоносное оружие. Из региона массово бегут люди. Счет погибшим идет минимум на сотни, потери несут и армия, и ополчение, и мирные жители. Их никто не считает, мировое сообщество не бьет тревогу, как будто война идет не в Европе, а на окраине мира. Но мы должны увидеть эту войну в лицо 

Роман Симонян был убит 23 мая, ему только что исполнилось 34 года. Он был главой невооруженного на тот момент ополчения города Шахтерска Донецкой области, казалось бы, далекого от горячих точек в районе Славянска и границы с Россией.

— Моего сына убила диверсионная пятерка, — говорит Норайр Романович Симонян, его отец. — Это не мужчина, это Ляшко. Это как бомба взорвалась — невозможно помыслить. Ненормальный мужчина заказал нормального парня.

Версия правдоподобная. Народный депутат Олег Ляшко, получивший на выборах президента Украины сенсационные 8% благодаря тому, что позировал в интернете, допрашивая и избивая пленных сепаратистов, как раз в эти дни рапортовал об успешной зачистке Шахтерска и Тореза.

Роман вместе с мамой Зоей Викторовной собирался в этот день в банк, чтобы перевести ее пенсию из «Привата», банка олигарха Игоря Коломойского, который спонсирует батальоны «Днепр», «Азов» и «Донбасс», в российский ВТБ. Но Романа кто-то вызвал в соседний Торез, где и ждала засада.

— Позвонишь, говорит, мне в три-полчетвертого, — рассказывает Зоя Викторовна. — Я начала звонить, телефон не отвечает. Я еще раз, другой. Потом начали сбрасывать. Потом по телефону ответил чужой человек: мол, он вам перезвонит. Я аж села. А Норик спрашивает: «Что тебе сказали»? Он вроде как не понял. Опять: «Что тебе сказали?» — Зоя Викторовна переходит на слезы и крик. — Чужой человек говорит, что он перезвонит. Норик встал, начал звонить ребятам. Те говорят, что тоже не могут дозвониться… Я не знаю, сколько времени прошло. Звонок. А Норик тут сидел, в этом кресле. Я встаю, спрашиваю: «Кто звонил, что сказали?» Он говорит: «Садись». Я села. «Нашего сына убили».

Правда в том, что в регионе идет уже не локальная, а практически тотальная война. В каждом городе, большом и маленьком, есть свое ополчение из местных жителей. Чаще всего совершенно неподготовленное. И стреляют уже везде. Роман Симонян стал командиром просто потому, что был единственный на блокпосту, кто служил в армии.

За последние недели ополчение массово вооружилось. Я поездил по области — и в направлении на Славянск, и в направлении на ощетинившееся вооружением пограничное Снежное, был и в Горловке: невооруженных блокпостов практически нет. Навскидку ополчение уже многотысячное. Из них как-то организованы в боеспособные единицы типа батальона «Восток» или группы «Стрелка» с участием добровольцев из России, наверное, сотни, не больше. Только массовая поддержка населения объясняет то, что небольшая группа вооруженных людей удерживает огромный регион. Блокпосты есть везде, в самом маленьком селении, но их задача не принять бой, а дать сигнал и отойти — туда выдвинется организованное ополчение. Я видел, как в субботу батальон возвращался из Снежного. Говорят, что «не очень хорошо», то есть были раненые или убитые.

— Я стоял в Краматорске на блокпосту месяц, — рассказывает сотрудник ДНР — раньше этот парень работал на табачной фабрике в Донецке и подрабатывал компьютерным дизайном. — За это время у нас было два боя. Один удачный: мы дали сигнал, подожгли покрышки и отошли, но успели расстрелять бэтээр. А второй раз не успели. Лупили друг друга минут семь. Там еще неудобно было — они поставили бэтээр за разрушенным зданием и стреляли из окна. Но мы тоже. Из наших семи три «трехсотых» и «двухсотых». У них, кажется, тоже.

Это очень странные сражения. Какой военный смысл может быть в том, чтобы просто нападать на блокпосты ради убийства ополченцев? Что это решит? Относительно понятна война за границу — в Луганской области под Снежным, битвы за аэропорты в Донецке и Луганске. Но зачем расстреливать отдельных ополченцев, того же Романа Симоняна? А нападение диверсионной группы на блокпост в Славянске на Пасху, с которого там начался отсчет жертв среди мирного населения, расстрел людей в Красноармейске во время майских праздников, расстрел милиции и демонстрации в Мариуполе 9 мая?

— Они называют нас террористами, — говорит вдова погибшего 53-летнего невооруженного ополченца Валерия Егоренко. — Но пока здесь ДНР, никто не умирает. Стоит войти армии или тем более этим наемникам, сразу гибнут люди.

Даже последнее «освобождение» Мариуполя батальоном «Азов» — очень странный эпизод. Они захватили на пару часов пару зданий, взяли в плен ополченцев, которые не успели отойти, а потом спешно уехали. Когда они грузились в автобусы и грузовики, народ кричал: «Нацисты, убийцы!» А те дружно показывали местным жителям средний палец. Чтобы контроль над Мариуполем стал реальным, «Азову» пришлось бы начать массовый террор.

Собственно, происходящее и так похоже на террор. Взрыв автомобиля ополченцев в центре Донецка в прошлый четверг был настоящим терактом: легковушка, начиненная взрывчаткой, стояла на парковке возле «газели» одного из руководителей ДНР Дениса Пушилина. Погибли его помощники. Осколки разлетелись на сотни метров.

Террор — это страх. Если искать смысл и логику в происходящем, то они как раз в провокации страха и паники. Никакого иного смысла нет.

При этом простые люди в Киеве, Днепропетровске в массе своей полагают, что украинская армия в Донбассе воюет с кучкой диверсантов из России, терроризирующих местное население. Российские телеканалы отключены, а украинские СМИ солидарно ведут информационную войну. Брешей почти нет, те, кто пытается подавать факты взвешенно, пусть даже с украинских позиций, испытывают проблемы, как, скажем, холдинг «Вести».

Российские каналы, которые, естественно, на стороне ополчения, тоже часто врут. Разница в том, что российские журналисты работают на месте, рискуя под обстрелами, а Киеву картинка с Донбасса на самом-то деле не нужна: любая честная съемка, какой комментарий к ней ни подверстай, говорила бы против версии о кучке диверсантов. Под обстрелами гибнет и мирное население.

Версия событий для населения Украины понятна и логична в части некоторых фактов: аннексия Крыма и информационная поддержка Россией ополчения в Донбассе убеждают население в том, что иностранная агрессия отнюдь не миф. Так считают даже русскоязычные люди, у которых есть родственники или рабочие связи в России. Они винят не русский народ, а лично Путина, хотят мира, чтобы «этот бардак наконец прекратился».

Проблема в том, что уже невозможно скрыть использование украинской армией авиации и тяжелого вооружения в городах, а это означает неизбежные жертвы среди мирного населения. Нужно в упор не видеть неудобные факты, чтобы всерьез говорить, будто все жертвы — дело рук «террористов».

Впрочем, массовая мобилизация сознания и истерия таковы, что многие действительно не могут сложить эти «дважды два» — что если «наши» бомбят города, жертвы неизбежны. Считается, например, что в центре Луганска имел место не самолетный обстрел, а ложное наведение ПЗРК ополченцев на кондиционер здания горадминистрации. Версия абсурдная, особенно если принять во внимание парные симметричные воронки от ракет: заходя на здание администрации, самолет начал стрелять — погибли случайные прохожие. Смерть мирных жителей в Донецке во время боев за аэропорт — тоже результат авианалетов. А любое сообщение о жертвах в Славянске комментируется в том духе, что бронемашина «террористов» по прозвищу «Нона» (которую в информационной войне уже несколько раз успешно «уничтожали») почему-то стреляет по городу.

Но в самом Славянске, как и везде в регионе, украинское телевидение называют «вранье-ТВ» и верят только российскому. Село Семеновка под Славянском уничтожено почти полностью. Обстреливались жилые кварталы в центре города, где расположены исполком и здание СБУ, где сидят люди Игоря Стрелкова. Много попаданий в районе Артема и в других местах. Какой логикой руководствуется украинская армия, ведя обстрел с горы Карачун, непонятно. Иногда это огонь в ответ на активность командира по прозвищу Моторола, удерживающего селение, несмотря на постоянный обстрел. Иногда достаточно вспышек фотокамер, как было в районе Артема, — по-видимому, их принимают за выстрелы.

Беженец Сергей, со своей большой семьей перебравшийся под Снежное, рассказывал, что болванка от мины попала прямо в колодец. К счастью, украинская армия до последнего времени старалась не использовать высокотоннажные бомбы, поэтому Славянск пока не похож на Сталинград в 1943-м или Грозный в 1994-м: есть минометные и пулеметные следы на зданиях, но в основном дома стоят. И даже опустевшая Семеновка все-таки не выжжена дотла. Но жертв много, и их никто не считает — бои идут каждый день.

В большинстве районов города нет света, многие заряжают мобильные телефоны от бензиновых генераторов. В Славянск иногда даже подвозят бензин — и тут же выстраиваются очереди. Я сам видел по дороге в город машину почты, «газели» с продуктами. Есть проблемы с хлебом: доехать можно не каждый день, но вообще еда в магазинах есть.

Жители Славянска и окрестностей массово покидают город. Сергей с женой Сашей и симпатичными ребятишками сначала поехали в Снежное к сестре. Но там места оказалось мало, и местные ополченцы при помощи администрации нашли приличный пансионат. Буквально за пару недель регион, который киевляне, заболевшие антидонецкими настроениями, называют инертным, а его население «ватниками» и «совками», массово самоорганизовался и начал помогать беженцам. Обычные жители предоставляют им дома, приносят продукты, игрушки, в пансионате у Снежного наладили качели, притащили компьютер, на котором детвора смотрит страшный фильм про зомби.

— Не боитесь?

— Не-е-е. Это же не по-настоящему!

По-настоящему малышня из Славянка вскрикивает по ночам при каждом громком звуке. Сергей, эвакуировавший свою семью, начал вывозить другие семьи: сейчас в пансионате 69 человек, причем многие уже расселились по домам или переехали в Ростовскую область. Но больше Сергей не отваживается ехать.

— Последняя ходка была неприятной. Мы загрузились — девять человек в одну легковушку. А тут начался обстрел… Стоим, ждем. Потом затихло. Ополченцы говорят: «Поехали, перезаряжаются бандеровцы, успеешь, есть минут пятнадцать». Так быстро я в жизни не гнал…

В общежитии железнодорожников в Иловайске все организовала очень приятная и активная директриса Анна, ей помогает местный предприниматель Светлана. Жители носят еду и игрушки. Печенья уже больше, чем надо, нас просили приносить только мясо и овощи. Я сам видел, как в общежитие пришли три типичных паренька «с района». Стесняясь, буркнули: «Куда деньги давать?» И отдали тысячу гривен — огромная сумма для подростков в тех местах.

Есть и организованная помощь: к эвакуации подключилось и ополчение ДНР, и, мягко говоря, не очень симпатизирующие руководству ДНР бизнесмены. Землячество донбассовцев, благотворительные организации… В Краматорске, где проблема с получением пенсий, старикам выдают деньги — я видел списки и ведомости, которые ведут даже под огнем.

Помогает беженцем и Норайр Романович, отец убитого ополченца Романа. Присоединилась армянская община, координирующая свои действия с армянской общиной в Ростове-на-Дону и организующая отправку автобусов с женщинами и детьми в Россию.

— Россию во всем мире называют агрессором, — говорит Норайр Романович. — Но если рассудить по-человечески: почему люди бегут к агрессору спасаться?

Понятно, что часть населения едет в другие регионы Украины. Они, конечно, говорят, что у власти в ДНР бандиты и террористы. Нелюбовь к Донецкой и Луганской народным республикам достаточно массовая. Отделение и присоединение к России одобряют, разумеется, далеко не все.

Но народ, который увидел войну вблизи, поддерживает ДНР и ЛНР просто из-за очевидности общего врага. Беженец из Славянска Александр, по национальности казах, отец пятерых детей, назвал дочку, родившуюся под бомбежками благодаря героической работе медиков, Амирой.

— Амира — это казахское имя. Оно означает «царица мира». Мы хотим, чтобы настал мир.

Свидетельство о рождении они получили уже не украинское. Не хотели получать документ с трезубцем. И это было первое — буквально, под номером 1 — свидетельство о рождении, выданное ДНР. Чем сильнее война, тем меньше здесь будет сторонников единой Украины. Шансы сохранить ее уменьшаются с каждой бомбежкой.

Но война затронула еще не всех. Мирные жители страдают в том числе и от действий ополчения, и от неразберихи. Налицо хаос управления: в городах мародерство, а тут еще постоянно стреляют — непонятно даже, кто и в кого. С улиц Донецка исчезли дорогие машины, а регион-то понтовый — многие бизнесмены и коррупционеры покупали всякие «бентли», но сейчас вывезли и попрятали. В Славянске часть дорогих машин экспроприирована и стоит у здания СБУ.

Впрочем, сами ополченцы говорят, что бандиты и мародеры не имеют никакого отношения к ДНР. Рассказали и такой случай. Вооруженные люди остановили автомобиль и предложили водителю отдать его в пользу республики. Тот ответил следующее:

— Ладно. Но тогда я дойду вот до того блокпоста, запишусь в ополчение, получу автомат и вас найду.

Инцидент, таким образом, был исчерпан.

В регионе очень много оружия на руках, теперь уже и просто у бандитов. Ополченцы обсуждают необходимость выдавать какие-то знаки, чтобы жители могли отличить армию республики от бандитов и мародеров. Пока этого нет.

ДНР и ЛНР довольно эффективно воюют, но явно не справляются с организацией жизни. А жизнь продолжается, и организована она прежними властями, причем в Донецке лучше, чем, скажем, в Мариуполе. Мэр Лукьянченко (в отличие от губернатора Таруты) находится на месте, активно работает, в городе цветут розы и работают фонтаны, все как обычно. Он филигранно держит нейтралитет по отношению к воюющим сторонам — идет по тонкому краю.

Экономика все еще работает — главный хозяин региона олигарх Ринат Ахметов перенес только центральный офис своих компаний в Киев, а ключевой менеджмент — директора заводов — работает на местах. И они будут за тех, кто покажет себя реальной властью, способной управлять не войной, а миром, экономикой. Сейчас они не верят ДНР — они могли бы поверить серьезным людям или прямым ставленникам России, но не «выходцам из МММ», таким как Денис Пушилин.

Милиция, даже ГАИ, появляется на улицах Донецка и Луганска и даже собирает дань. Без протоколов. И действительно, куда девать эти протоколы, власти-то нет. Они не настойчивы: если показать правильный пропуск, телекамеру или еще лучше, как говорят, оружие, настаивать на нарушении не будут.

В Славянске, правда, вся полнота хозяйственной власти принадлежала «народному мэру» Вячеславу Пономареву, теперь уже бывшему — военная власть в лице Игоря Стрелкова его сместила. Коллеги говорят, за то, что он «маньяк и наркоман». Я подтвердить не могу, но он человек, способный на многое, в том числе на убийство («военный – это просто работа»). В прошлый приезд я слышал, как он вызывал главу какого-то района: «Или он через пять минут у меня, или через десять — в подвале».

Но многие беженцы, в том числе в Снежном, ему благодарны: он давал транспорт, обеспечивал военное прикрытие эвакуации. А у самого мать и сын остаются в Славянске.

Ополченцы в Снежном сетуют на то, что Россия никак не введет войска.

— Вы там в Москве хоть понимаете, что мы здесь воюем не с какой-то там украинской армией, а с США, их наемниками и ставленниками, которым они оказывают помощь? Или вообще не понимаете?

Но те, кто занимают командирские позиции, ведут разъяснительную работу:

— Да поймите, нам помогают. Вон сколько из России приезжает ребят. Но армию сейчас нельзя — это будет мировая война.

И что-то вроде борьбы с бандитизмом и мародерством началось. Казачество объявило за мародерство расстрел. В Шахтерске ополчение вместе с милицией патрулирует город, поймали вора, который сорвал золотую цепочку с женщины. Сначала хотели «по законам военного времени», но потом разумные люди уговорили одуматься — вместо этого вор подметал главную улицу с табличкой «Я вор».

Но как бы вы не относились к идеям федерализации, к новым властям, к единой Украине, если вы находитесь в Донецке, то невозможно одобрять действия Киева. За ДНР здесь в основном простые люди, интеллигенция и бизнес — против. Но и они не могут считать необходимым расстрел мирных граждан и вообще «антитеррористическую операцию» (АТО). Здесь шутят.

— Ты сепаратист?

— А что?

— АТО.

И интеллигенция, и простые люди жалеют украинских солдат тоже, всех погибших жалеют.

— А там тоже молодые хлопцы погибают, — говорит мать убитого Романа Симоняна. — Их матери, думаете, не плачут? Плачут! Жалко. Их только взяли с дома и кинули сюда. Они не хотят воевать, но их заставляют. Ну скажите, почему, зачем это все?! Это ж несправедливо, никак нету правды в этом, заставляют…

Когда стало известно, что над аэропортом Луганска подбит военно-транспортный Ил-76 и погибли десятки десантников, я услышал от интеллигентного жителя Донецка Игоря:

— Ну зачем же они, там же совсем молодые парни! Может, они и воевать-то не хотели.

А ополченцы оправдываются, это, мол, не мы, это разборки между львовскими и днепропетровскими военными, провокация. Но это есть с обеих сторон: все хорошее от нас, все плохое от врагов.

Если простой народ в Киеве не имеет ясной картины этой бредовой войны, то власти и интеллигенция, боюсь, понимают, что народ в массе здесь поддерживает ополчение, и тем не менее одобряют жертвы ради идеи единства Украины. Многие этот вопрос переводят в стеб, который дегуманизирует население востока своей же страны. «Я не уверен, что это люди», — написал мне мой киевский приятель, которого я всегда считал разумным. «Колорады», «ватники», Домбабве и Луганда — обычный ксенофобный стеб. Друзья в Киеве жалуются на российскую пропаганду: мол, вы все врете, представляя нас какими-то нацистами, а мы на Майдане всего лишь хотели свободы. Но с точки зрения жителей Донбасса, это вот и есть нацизм, буквально, даже не углубляясь в идеологию воюющих националистических батальонов. Ненависть к миллионам своих сограждан, глухое, ерническое одобрение массового убийства ради идеи национального государства — это и есть обыкновенный фашизм.

И здесь обе войны сливаются в одну — Великая Отечественная и эта. И везде знаки, совпадения. Самолет зачем-то расстрелял Саур-Могилу, огромный памятник павшим воинам в Донецкой области, куда десятилетиями на 9 мая приезжали отовсюду семьи с детьми. И это здесь воспринимают как покушение на все святое.

— На меня обижаются, что я ношу георгиевскую ленточку, — говорит Норайр Романович Симонян. — А я не обижаюсь — имею право. Я сын фронтовика, кавалера ордена Славы, двух орденов Отечественной войны, ордена Красной Звезды. Многие удивляются, как это у армянина отчество Романович. А вот как вышло. На фронте у отца был друг, его все звали Хохол, он с Украины был. И друг другу они дали зарок, если кто из них погибает, тот берет имя товарища. Друга звали Роман. Он погиб в 1942 году. Мой отец, когда вступал в партию в 43-м, и взял себе имя Роман. Не все знают, что такое тогда получать партбилет — это право первым подниматься в бой. Я не знаю, как это назвать, совпадение или…

— Судьба?

— Да, может… Тот Роман погиб на Украине в 1942 году. И мой сын, получатся, назван в честь деда, а значит, носил имя того Романа. И тоже погиб за освобождение Украины.