Революционные события в истории человечества в массовом сознании всегда окутаны некоей романтической атмосферой, ореолом героизма и безудержного риска, где бы и когда они бы не совершались. В то время как язвы и струпья революции народной памятью часто забываются - они искусно прикрываются флёром жертвенности во имя достижения тех или иных возвышенных идеалов, которых во что бы то ни стало, следует воплотить в действительности. Какими методами - это дело десятое. Революционная мифология формирует пантеоны из новых кумиров, призванных заменить старых идолов. Миры рушатся, наступает анархия. Когда проходит и её время, то наступает период диктатуры. Так было испокон веков. Общественные законы работают безукоризненно. Однако всё это никоим образом не снижает популярности революции. По крайней мере, у молодого поколения всех времён и народов. Пустить багровой рекой кровь за "правое дело", свою и чужую, когда наступит подходящий для того момент, покуражиться на волне всеобщего безумия и произвола - это ли не универсальный выход всем инстинктам и неудовлетворённым стремлениям.
Встать всем, будучи доселе никем - тоже отрадная благостная перспектива, от которой вряд ли откажется любой мало-мальски способный ушло соображать маргинал, люмпен, да вообще любой закомплексованный неудачник или хронический лодырь по жизни. Революция притягивает к себе подобные элементы, как пчёл на мёд или скорее, как мух на кое-что другое. Подобные личности, как гиены, плетутся вслед за революционными лидерами и жаждут добычи. В итоге, те из них, кто выживает в бойне - либо становятся в новом мире "халифами на час", либо на долгое время отвоёвывают себе "место под солнцем". У них своя особенная психология, и предельно циничный взгляд на мир. Даже прежде нормальные и адекватные люди в период смуты способны потерять человеческий облик и совершать абсолютно непотребные действия. Стихия захватывает всех и лишь наиболее стойкие индивиды в состоянии оставаться в её вихре людьми.
Всё вышесказанное относится, естественно, к внутренним революциям, а не к национально-освободительным восстаниям. Революционная борьба внутри одного государства почти с неизбежностью завершающаяся гражданской войной - это, пожалуй, что самое страшное и опустошительное бедствие, которое может поразить то или иное общество и государство. Когда брат идёт на брата, отец на сына - это всегда более чем плачевно.
В ситуации же, когда агрессор приходит со стороны, дело обстоит, несмотря на все тяготы, значительно легче, так как существует самый настоящий общий враг, против которого можно сплотить нацию. Что, как правило, и происходит. Нация сплачивается, и лишь небольшая часть предателей и трусов предпочитают оставаться в стороне, пока их соотечественники не на жизнь, а на смерть сражаются с захватчиком. В условиях же революции каждый является врагом. Даже тот, кто пытается остаться индифферентным, все равно неизбежно записывается в число врагов. Возможно даже в двойные враги, так как с той и с другой враждующей стороны его идейная неопределённость может рассматриваться как крайне нежелательная позиция. И человека попадает под жернова.
Ход революций, их зловещие последствия повторяются из столетия в столетия, нанося страшный, а порой и непоправимый урон народам и государствам, на которые она обрушивается. Революции даже при нынешнем уровне общественного развития являются практически неизбежными методами разрешения социально-политических противоречий в ситуации их максимального обострения. Значит ли это, что история вновь и вновь будет накручивать спирали, а кровь будет всё так же обильно проливаться? Если согласиться с подобной точкой зрения, то дальше уже можно ни о чём не думать. Иными словами, всё отдано фортуне - каждый сам за себя, а благоустройство общества и государства - это совершеннейшая утопия. Нет никакой надобности ломать себе голову и сопоставлять разнообразные факторы возникновения революций и их развитием, учить уроки истории и так далее. Человек, словно знаменитый горемычный Сизиф из древнегреческого мифа, без конца таскает на гору камни, а они с неизбывным постоянством и грохотом катятся вниз.
Но, если встать на противоположную точку зрения, то тогда смысл в исследованиях подобного рода имеется. Само по себе исследование революции затрагивает множество общественных и государственных проблем. Революция - это кризис, а чтобы понять возникновение кризиса, необходимо понять кризисное общество и государство, со всеми его культурными и цивилизационными особенностями. Необходимо осознать множество аспектов и причин революции.
К проблеме революции обращались многие и многие авторы. Тема это очень обширная. В двадцатом веке одним из самых значимых и глубоких работ по проблеме революции принадлежит выдающемуся русско-американскому социологу Питириму Сорокину. Называется эта работа "Социология революции". Данный научный труд, несмотря на то, что он посвящён проблеме революции как таковой, всё же может быть максимально интересен для любого русского человека, так как "Социология революции" была инспирирована, прежде всего, катастрофическими событиями 1917 года в России. О сущности и одновременно специфике русской революции в работе Сорокина больше всего и говорится.
Питирим Сорокин не был посторонним теоретиком по отношению ко всем трём русским революциям. По крайней мере, он дважды активно участвовал в политической жизни России. Ещё в подростковом возрасте, в период, охватывающий кризисную ситуацию 1905 года, он принимал участие в движение эсеров, а позже, уже, будучи известным человеком - маститым учёным, он во второй раз с головой окунулся в политику - входил в 1917 году в состав Временного правительства.
Сочинение Сорокина можно с уверенность назвать фундаментальным трудом по проблеме исследования революции. Если обратиться к тому, что он теоретически обосновал и иллюстрировал статистическими данными, то объяснение феномену революции станет более отчётливым и понятным. Работа Сорокина вдвойне ценна тем, что это не только теоретическое сочинение, но и настоящее свидетельство очевидца даже не одной, а целых трёх революций, которые были значимыми как для судеб России, так и всего мира: "Пробыв пять лет в лапах революции, лично не потеряв в ней ничего - ни богатств, ни социальных привилегий, ничего - кроме близких друзей и множества иллюзий, я, тем не менее, не имею никакой охоты заниматься такими искажающими трансформациями.
Во имя человека и особенно интересов трудовых классов я позволю себе идола называть идолом, Тартюфа - Тартюфом. Мой личный опыт и факты истории - за меня. Иллюзионизм поклонников революции не вызывает во мне уважения".[1]
2
С точки зрения Сорокина революции демонстрируют в ходе своего процесса стремительную биологизацию общества. Ключ к пониманию того, по какой причине революции превращаются в нечто несусветное, по мнению выдающегося социолога, лежит в области борьбы биологического и социального в человеке. В борьбе между безусловными и условными инстинктами. Именно последние, будучи ущемленными, становятся причиной перерастания обычного общественного недовольства в бунт, который разрастается в революцию. Именно они определяют действия участников революции - их поступки и помыслы.
Революция в плане изменения человеческого поведения носит в большей степени физиологический, нежели психологический характер. Учитывая, что в физиологическом плане человек за последние несколько тысяч (начиная с древнейших ближневосточных цивилизаций и вплоть до наших дней) лет не слишком сильно изменился, то неумолимые законы, по которым вершились революции со всеми зверствами и ужасами имеют один и тот же характер и даже сценарий. Это касается и революций в Древнем мире, и буржуазных революций в Новое время, и революций, которые потрясали страны и континенты в двадцатом столетии.
Условные инстинкты, или же по-другому - культурные нормы, моральные и религиозные установки, требования прав и законов рушатся под напором революционной стихии. В ситуации тотального социально-политического кризиса человек с трудом может следовать тем запретам и установлениям, которые в нём сформировало воспитание со стороны семьи, общества, посредством принадлежности к определённому роду занятий, по причине вероисповедания и т.д.
Человеческая психика деформируется, сдерживающие механизмы дают сбой, и индивид попадает во власть безусловных инстинктов: "Угасание условных рефлексов, тормозивших безусловный, означает освобождение последнего от пут и цепей, связывавших его активность и свободное проявление. Исчезновение каждого условного тормозного рефлекса похоже на обрывание верёвки, прикреплявшей человека к определённому пункту (условному стимулу) и не дававшей ему свободы движений. Угасание таких условных связей напоминает освобождение человека от множества пут, которыми была ограничена свобода проявления его безусловных импульсов. В таком случае действия человека начинают определяться только безусловными стимулами и рефлексами".[2]
Сорокин подробно классифицирует "деформацию условных рефлексов". В первую очередь в ходе революции подвергаются деформации "речевые рефлексы": "Язык людей развязывается". "Его перестают держать за зубами". Он получает свободу (то же самое применимо и к письменным речевым реакциям). Начинаются речи, и без конца - речи. Митинги и собрания, заседания и демонстрации. Широкая река газет, брошюр, листовок, плакатов, афиш - затопляет страну Словом, количественные речевые рефлексы увеличиваются".[3]
Это происходит в первый этап революции, когда радикализм самых боевитых политических партий и группировок, даже в самом широком смысле - сообществ людей, которые намереваются взять власть в свои руки достигает предела. Все они без устали разоряются по поводу того насколько прогнил старый режим, который надо свергнуть и по поводу того, как лихо они собираются обустраивать жизнь, когда, наконец, окажутся новыми вершителями народных судеб: ""Долой!"- вот монотонное резюме всех бесчисленных призывов. Призывы к "умеренности", самоограничению здесь не имеют успеха. Идеологии, тормозящие эту "неограниченную свободу" ущемлённых аппетитов не находят отзвука. Идеологии же такого рода, "благословляющие" низвержение всех тормозов (власти, церкви, религии, собственности, семьи, брака т. д.), пудрящие и "облагораживающие" (во имя равенства, Бога, "Интернационала") захват, грабёж, насилие, убийство, месть и другие безусловные стимулы, - прививаются с быстротой эпидемий и приобретают тысячи адептов" [4]
Подобные действия приносят известный эффект. Массовое сознание зомбируется. Толпа становится уже не просто толпой, а стадом, готовым крушить всё на своём пути, повинуясь самым низменным инстинктам. Происходит тотальный психоз, выраженный в нежелании и, в виду эмоциональной расхристанности и взвинченности, неспособности критически оценивать ситуацию. Звонкие лозунги, при всей их идеологической топорности и крайней примитивности принимаются за чистую монету - как руководство к действию. В "Социологии революции" Сорокин приводит примеры из египетской революции второго тысячелетия до нашей эры, основываясь на свидетельствах летописца той эпохи Ипувера, античных революций в Греции и Риме, Чешской революции шестнадцатого века, Нидерландской революции и Английской революции, относящихся к семнадцатому столетию. Естественно рассмотрены Сорокиным и основные европейские революции, начиная с Великой Французской и заканчивая Великой Октябрьской. Чтобы не цитировать без конца то, что цитирует сам автор "Социологии революции", можно привести высказывание, не менее чуткого, чем Сорокин, свидетеля революций семнадцатого года в России - Василия Розанова: "Слово - не воробей - вылетишь - не поймаешь". А слово-то уже "выпущено". Как винить толпу, которая слушает. И, естественно громадная масса толпы слушает заключительные слова теории, а вовсе не сложную ткань теории, - как и в богословии, христианин знает заключительные слова Евангелия о любви к ближнему и Богу, а не может разобраться и не умеет разобраться во всём богословии".[5]
Во второй период революции ситуация уже носит противоположный характер. Тут надо оговориться, что Сорокин чётко делит революции на два этапа - вернее на две стадии, которые нередко сменяют друг друга, пока не будет найдено равновесие - то есть пока не установиться твёрдая власть одной из победивших сторон. Революция развивается, подобно синусоиде, она может приближаться к предельной анархии, а, достигнув пика, обращаться к диктатуре и наоборот: "Чем глубже революция, тем дальше идёт этот процесс. Зато тем суровее, грубее, беспощаднее бывает и торможение. Ревнители "безграничной свободы" речевых рефлексов должны знать, что своими действиями они подготавливают безграничное же торможение свободы слова".[6]
В вопросе о речевых рефлексах это подразумевает под собой быстрое свёртывание свободы слова - письменной и устной после того, как победившей революционной силой устанавливается строгий запрет на любое волеизъявление, противоречащие их идеологии. Происходит теперь уже торможение речевых рефлексов.
Вслед за речевыми рефлексами следует "деформация реакций повиновений и властвования". Власть утрачивает контроль. Иерархичность общества рушится на глазах. Авторитеты, теряют своё влияние, а "кто был никем, становится всем". Мало того, тот, кто осуществляет захват власти и агрессию находится в более выгодном, с точки зрения тактики и психологии положении, чем тот, кто теряет власть. Ломать - не строить. Бунтарь полностью уверен в правильности своих действий, так как на революцию можно смело списать все грехи: "Всякая государственно-политическая революция в первой стадии характеризуется, прежде всего, угасанием громадного количества реакций повиновения у значительной части граждан. Условные связи между стимулами повиновения в лице "агентов власти" (полицейского, короля), их актов и символов, с одной стороны, и соответствующими реакциями повиновения со стороны граждан, с другой разрываются" [7]
На представителей же "реакционных" властных слоёв в тоже время находит оторопь - они психологически не готовы к лихо изменившейся ситуации. Они не готовы дать отпор. Их нерешительность обратно пропорциональна набирающему обороты наступлению революционеров. Повиновение может исчезать как на самом низком общественном уровне, где представлена государственная власть - бунт рядовых солдат против офицеров, или же бунт простых жителей государства против полиции, а может и на самом верху - бунт определённой политической группировки против правителя.
Что характерно, подобные тенденции обнаруживают себя ещё заранее основной смуты: "Угасание рефлексов повиновения начинается ещё до революции. Выражается это в отдельных нарушениях правопорядка, мятежей и неповиновения отдельным агентам власти, мешающих совершению того, что требуется ущемлёнными рефлексами. Это первые сигналы грядущей бури" [8] Большое значение имеет неповиновение правителю - царя, королю, премьер-министру, президенту. Правитель, в независимости от его реальной компетенции, символически олицетворяет собой правящий режим и его общественный строй. Потеря им легитимности, утрата контроля над подчинёнными или подданными влечёт за собой необратимые последствия: "Вслед за полицейским перестанут вызывать повиновение губернатор, министр и король. Падение последнего вызывает полное крушение рефлексов повиновения ко всем агентам бывшей государственной власти".[9]
Заканчивается всё это неповиновение тотальной диктатурой, которая насаждается победившей в революции силой самыми радикальными насильственными методами.
Никакое общество неспособно долгое время существовать в режиме анархии и ему крайне необходим возврат к твёрдой власти. Но этот возврат всегда чреват кровавыми излишествами. Общество, ещё недавно представлявшее собой хаотичную массу дезориентированных в качестве государственных жителей индивидов, приходится самыми беспощадными мерами возвращать к порядку.
Здесь идея Сорокина о том, что, как и в физике, при революциях сила "действия равна противодействию" вновь верна, что доказывает история. Чем сильнее были разорваны иерархические связи внутри государства, тем больше усилий требуется для восстановления статус-кво. То, что до революции казалось бы немыслимым делом, отныне в порядке вещей. Взять хотя бы события после Октябрьской революции. Такого количества невинных жертв, вследствие расстрелов, пыток, посадок в тюрьму, которые тогда, в первые послереволюционные годы случались сплошь и рядом, тяжело было себе представить в царской России. Но вина тут не только коммунистов, но и в характере самой ситуации в целом.
Бок о бок с угасанием "рефлекса повиновения и власти" идёт процесс угасания собственнических рефлексов. Владельцы не готовы защищать свою собственность. В это же время революционеры, требующие всеобщего имущественного равенства и распределения богатства между всеми членами общества поровну, во имя этих "святых" целей готовы грабить абсолютно всё, что можно.
Никакой преграды, за исключением разве что вооружённой, для них уже не существует по определению. Но процесс грабежа рано или поздно завершается и тем, кто награбил, необходимо подумать - как быть дальше. Надо закрепить успех и не отдавать награбленное добро таким же, как они, авантюристам. Самый лучший способ для этого представить дело на законном уровне таким образом, чтобы была властными предписаниями вновь гарантирована неприкосновенность собственности. Издать пару декретов или законов от органов пролетарской диктатуры. Всё, конечно, во имя "священных" идеалов революции. Кто не согласен - будет либо жестоко наказан, либо вовсе отправится к праотцам
Если победила контрреволюция, то восстанавливаются частные порядки. Если на коне оказываются революционеры, то тогда собственность становится государственной, а точнее, сосредоточенной в руках новой бюрократии. Ничейной собственность быть не может, ей всё равно должен кто-то владеть и распоряжаться.
На этом "лебединая песнь" революции отнюдь не заканчивается. Происходит растормаживание трудовых рефлексов - то есть лень выходит на лидирующие позиции. В революцию никто работать не рвётся, так как есть дела поважнее - громить ненавистный старый порядок. И производить ничего не надо - надо просто взять то, что плохо лежит или же отнять у богатых награбленное.
В обычной жизни человека принуждает к труду целая совокупность причин - его воспитание, мнение общества, жажда карьерного роста и творческой реализации, наконец, что чаще всего - простое добывание средств к существованию. В период революции до всего этого нет дела, поэтому условные трудовые рефлексы растормаживаются. И в итоге: "Прославляя труд в своих речевых рефлексах, революция на первых стадиях делает людей лентяями, трутнями, паразитами, т.е. объективно отучает как раз от труда". [10]
На последующих стадиях развития лень уже не в моде, а вот жёсткая бесчеловечная эксплуатация - это самый её писк.
Можно, в подтверждении мнения Сорокина, привести пример из самой новейшей истории - вспомнить революцию красных кмеров в Камбодже, которая завершилось созданием по всей стране настоящих трудовых лагерей смерти, где люди вкалывали как рабы, а за малейшую провинность могли быть убиты или подвергнуты истязаниям. А в свободное о работы время он должны были изучать коммунистическую теорию: "Сразу же после захвата Пномпеня началось принудительное переселение почти двухмиллионного населения столицы в расположенные в сельской местности особые лагеря для т. н. "трудового воспитания". Та же участь постигла население других городов страны. Новыми властями был установлен план по сбору риса: 3 тонны с гектара, это притом, что до красных кхмеров в Камбодже собиралось не более тонны риса с гектара. Чтобы добиться выполнения явно завышенного плана, людей заставляли работать по двенадцать часов в день без перерывов, с жестким нормированием пищи, в ужасающих санитарных условиях. Как следствие, люди умирали от голода, изнурения и болезней"[11].
Революция также чревата деформацией половых рефлексов. Разнузданность в этой сфере приводит к росту проституции, сексуальному извращению, совращению малолетних, приводит к появлению многочисленных пятнадцатилетних мам. Множится число лиц в "революционном угаре" подхвативших венерические заболевания. Разрушается институт семьи. "Мало того, кровавая борьба как основная деятельность в периоды революции ведёт не только к количественному росту половой вольности, но и придаёт ей характер садизма, удовлетворения полового аппетита с мучением и пыткой жертв. Садизм половой весьма близок к садизму победителя, мстящего своему врагу. Они в значительной мере могут замещать и стимулировать друг друга. Вот почему беспощадная борьба во время революции не может не оказывать своего влияния на половую деятельность человека и в указанном направлении".[12]
Наконец, последнее "достижение" всех революций - это массовая переоценка ценностей, вернее всеобщее состояние паники и неопределенности, вследствие крушения привычных представлений об обществе и государстве, о морали и нравственности, о философских абстракциях и житейской мудрости, о жизни и смерти, о смысле существования, о боге и неверии. В терминологии Сорокина всё это именуется "деформацией так называемых религиозных морально-правовых, конвенциональных, эстетических и других форм социального поведения".
Обычный, то есть, вполне благопристойный, человек "деморализован". В лучшем случае он дезориентирован и сбит с толку, а в худшем - он парализован страхом и не знает, как ему дальше быть, как вынести все испытания, посланные ему судьбой. Слабые люди - люди с тонкой душевной организацией и не слишком сильной волей в годы революции обречены на погибель, или же на бесчисленные страдания, не только физические, но и нравственные. В фаворе же тот, для кого априори закон не писан, а утомительная рефлексия - это нечто из области фантастики. Речь идёт о преступниках: "Революция - не только фактор криминализирующий, но эссенция и квинтэссенция самой кровавой и жестокой преступности". [13]
Число всевозможных преступлений при любой революции возрастает в десятки раз по сравнению с обычной жизнью. Пока кто-то шибко умный хватается за голову и хаотично размышляет, не в состоянии понять, что же происходит, в это самое время преступник не теряет времени даром, а тратит его на убийства, грабёж, и другие схожие деяния. Криминальному элементу терять нечего - для него, наоборот, открыт простор для бурной деятельности, для реализации своих, так сказать, творческих способностей. Преступники в период революции активно проникают во власть, формируют революционные армии и карательные органы. Хороший пример, за которым не надо далеко ходить - Красная Армия и ЧК, где криминального элемента на первых порах их существования было предостаточно.
Таковы основные метаморфозы, которые происходят с людьми во времена революций. К чему приводят революции - более чем известно. Сорокин подробным образом разбирает эти вопросы.
Все вышеперечисленные примеры расторможения психических рефлексов ведут, прежде всего, к деградации самих активных участников революции. Они выплёскивают всю свою энергию в революцию и оказываются истощёнными. Неслучайно поэтому, то, что во многих революциях "старые гвардии" революционеров оказываются неспособными надолго удержать власть и их подсиживают их менее храбрые, но более хитрые и ушлые соратники.
Помимо самих революционеров, остальные члены общества, подхваченного революционным торнадо, теряют чувство реальности, пребывают в иллюзиях относительно настоящего и будущего, становятся более прямолинейными и примитивными в своих мыслях и действиях, их охватывает "рефлекс подражания". Всё это даже "сказывается в значительном росте душевных заболеваний и психических расстройств" [14].
В социальном плане революция привносит с собой дезорганизацию общественных структур. На языке социологии Сорокина - "изменение структуры социального агрегата". Разрушаются многие государственные и общественные учреждения, а взамен их как грибы после дождя появляются новые - революционные. Упраздняются и "перемещаются" целые старые сословия и общественные классы, являющиеся "ненормальными кумулятивными группами": "Тоже самое произошло и в русской революции 1905 г. И в революции 1917 г. Кумулятивная группа "благородного дворянства", монополизировавшая привилегии и власть, во второй половине ХХI в. систематически беднела. Земля - основное богатство уходило из его рук. К началу ХХ в. оно было более бедным, чем образовавшаяся торгово-промышленная буржуазия. Но, по объёму прав и привилегий оно было по-прежнему в исключительном положении. Обе группы - дворянство и торгово-промышленная буржуазия стали "ненормальными", не говоря уже о других социальных группах. Русско-японская война дала толчок "реакции перемещения", вылившийся в революцию 1905 года" [15].
Происходит бешеная ротация кадров и резкая смена профессий и рода занятия у большинства населения. Характерно, что и подбор кадров также претерпевает серьёзные отличия от дореволюционной эпохи. "Изменение механизма отбора и размещения индивидов в агрегате" выстраивается на принципе приверженности революционным идеалом и лояльности, доходящей до собачьей преданности новому режиму. Такие перестановки и "инновации", в свою очередь ведут к непрофессионализму и крайне низкой квалификации скороспелых специалистов и управленцев.
Но всё это происходит в первую стадию революции, во вторую же стадию начинается обратный процесс. Разгоняется расплодившаяся в революцию армия чиновников - бесконечных революционных комитетов и общественных объединений. Объединения с идеологией, противоречащей победившей партии, ликвидируются самыми радикальными средствами.
Появляются новые господствующие общественные группы, которые для укрепления власти и нормального функционирования экономики вынуждены возвращать на рабочие места старые кадры - тех, кто остался в живых и не бежал за рубеж. Свободы в выборе профессий и родов занятий становится всё меньше и меньше. Для власть имущих гораздо выгоднее система, максимально напоминающая феодальные порядки и крепостничество, когда рабочий прикреплён к станку на родном заводе, а крестьянин не имеет права покидать своего колхоза. Как это, собственно говоря, организовалось при советах в России через несколько лет после октябрьской революции.
Причины же революции более, чем очевидны, в виду того, что основной мотор революций - это расторможенные безусловные рефлексы, а также - ущемление условных.
Причиной являются, прежде всего, голод и войны, социальные и экономические потрясения. Часто все эти процессы взаимосвязаны. Сорокин приводит много примеров по данному вопросу и все они более, чем известны.
Самое главное, что при всём этом надо учесть, что революция начинает свою кровавую поступь только когда ситуация достигает пика кризиса. Когда людям становится буквально нечего есть. Когда они предельно бесправны как граждане и жители. Когда, они до крайней степени лишены элементарных жизненных удобств, безопасности, не говоря уже не о какой собственности или излишках. Тогда Рубикон пройден и они готовы к революции, которая становится массовым явлением. До этого момента настоящая революция невозможна.
Такова краткая характеристика и основные положения работы Питирима Александровича Сорокина "Социология революции". Она даёт пищу для размышлений и предоставляет возможность попытаться ответить на вопрос, каким должно быть иное отношение к революции. Сам же Сорокин высказался о своём отношении к революции максимально радикально: Кто хочет "биологизирования" людей, кто хочет приближения их поведения к типу поведения животных, тот должен и может подготовлять революцию и усугублять её. Кто хочет, чтобы пришла гибель общества или стадия "торможения" кровью и железом, стадия удушающей смирительной рубашки, неизбежно следующая за стадией "освобождения", - тот может желать насильственной революции. Кто хочет разрушения, вакханалии убийств, жестокостей, зверства, правовой, моральной и психической деградации общества - тот может желать насильственной революции. Ибо - революция всё это привносит. Кто этого не хочет - тот не может не отвергать революции. [16]
3
«Иное» отношение к революции является в том смысле иным, что оно будет обратно противоположным по смыслу в отношении к любой попытке идеализации революции в общественном сознании. Особенно это касается идеологических мифов и произведений искусства, ретранслирующих в сознания людей противоречащие реальности мнения на счёт революции и возносящие революцию на пьедестал, которого она недостойна. Но подобное суждение носит крайне умозрительный характер и поэтому его надо развить.
Если в разобранной выше работе Сорокина речь шла главным образом о механике революции и автор сознательно дистанцировался от любых политических и культурных оценок применительно к рассматриваемому им феномену социальной жизни, то для понимания выработки иного отношения к революции это необходимо сделать.
Неприятие революции для человека - это неприятия бедствия, которое происходит с Отечеством. Естественно тот, для кого понятие Отечество - это пустой звук, в полном праве не может считать себя гражданином того или иного государства. В более широком смысле, можно сказать в культурном, неприятие революции - это неприятие катастрофы, происходящей с Родиной. Родина - это понятие, которое по своему содержанию более интимно, нежели понятие Отечества. Родина - это, условно и упрощённо говоря, страна, тогда как Отечество - это государство.
У каждого есть своя личная Родина, но вот Отечество у всех одно. В русском языке наличествует выражение "малая Родина", но нет выражения "малое Отечество". Человек может не любить Отечество, то есть впадать в ошибку, путая продажные аморальные правящие круги, управляющие государством на данный исторический момент, с идей государства как таковой. Это плохо, но это ещё простительно и объяснимо. Но, когда человек не любит даже Родину, то тогда он вовсе является чёрт знает кем - безродным космополитом, для которого абстрактные идеалы всеобщего мирового "равенства и братства" превыше всего на свете. Это и есть человеческий тип революционера. Вернее это радикальная разновидность космополита. Но и это требует пояснения.
Космополит - либерал. Обычный либерал - это потребитель, максимально озабоченный своими личными проблемами и не имеющий никакого желания не то, чтобы участвовать, а даже всерьёз интересоваться общественно-политической жизнью. Либерал нигилистического толка - это как раз революционер. Существо с заведомо ограниченным мышлением; его мыслями руководит идеализм и абстракции, а не реализм и опора на факты. Даже если в основании его революционных настроений лежит благая интенция к изменению существующего социально-политического строя к лучшему, он при этом не видит, а точнее сказать, не желает видеть дальше собственного носа. Не изволит вникнуть в последствия возможных революционных изменений.
Любой размышляющий здраво человек не может не противится революции. Но, не всё так просто. Понятно, что глобальные потрясения никому не нужны, но как их избежать? Если в каком-либо государстве происходит тяжёлый экономический кризис, то существует вероятность исправления ситуации при помощи реформ, не меняя самой властной системы. Это если причиной кризисной неурядиц являются отдельно взятые лица. Если же они не горят стремлением расставаться с властными полномочиями, то тогда тем политическим силам, которые отстаивают подлинные интересы своей Родины и Отечества необходимо свергать власть, то есть совершать государственный переворот.
Переворот - это не революция, а если революция, то "революция элит". Массы при нём не задействованы. Если же суть проблемы в тотальной деградации властной системы, то тогда существуют два пути. Либо это будет создание общественно-политического движения, направленного в своих политических установках против существующей власти, которая со временем вынуждена будет сложить с себя властные полномочия, так как, кроме наличия достойной оппозиции, мнение большинства будет на стороне этих сил, то есть на стороне оппозиции.
Что-то похожее происходило в двадцатых годах XX века в Италии, и в тридцатых годах в Германии. Не вдаваясь в подробности прихода итальянских фашистов и нацистов к власти, и пагубного результата их деятельности, нельзя не признать того, что простой народ их поддерживал.
Иногда переворот совершают через обращение и заигрывание с наиболее радикальной частью населения - люмпен-пролетариатом, готовым на всё. При таких раскладах самые циничные и беспринципные революционные деятели получают широкий простор для осуществления своих утопических идей.
Последнее положение характерно для такой стадии кризиса, когда других средств к улучшению ситуации нет. Заражение настолько сильно, что лишь ампутация в виде революции изменит текущее положение дел.
Общий характер и направление деятельности потенциальных новых элит, то есть патриотически-ориентированных сил, сил придерживающихся подлинных национальных ценностей, здесь очевиден. В разгар смуты они обязаны отстаивать интересы своей страны и государства и бороться с теми силами, которые норовят совершить насилие над ними. Отстаивать любой ценой. Если искать исторические примеры, то в годы Гражданской войны в России такой силой были белогвардейцы. Нельзя сказать, что они имели чётко выстроенную и до конца выверенную программу действий, но всё же, при всех плюсах и минусах, при всех корыстных мотивациях отдельных участников Белого движения, оно было ориентировано на традиционные для своей страны ценности и идеалы.
А каково отношение простых людей к революции? В обычной жизни, как правило, господствует принцип нейтральности большинства граждан по отношению к политике. Нейтральности и подчинения господствующим политическим мифам, которыми потчуют электорат власть имущие. Политический миф всегда, воплощаясь в реальности, имеет красивую обёртку, однако не всегда за этим фантиком скрывается реальное наполнение.
Но при резком ухудшении жизни народ мифами сыт не будет. И при революции никто некуда не скроется, хотя некоторые индивиды вполне могут испытывать подобные иллюзии. Знаменитый немецкий писатель Эрнст Юнгер в своём эссе "Ривароль", посвящённому одноимённому консервативному мыслителю эпохи Великой французской революции указывал на такой феномен: ""Долго так продолжаться не может", говорит здравый человеческий рассудок. Его суждение, быть может, и верно, но чересчур оптимистично, потому что поразительно как раз то, сколь долго могут в действительности длиться так называемые временные ситуации. Подобными настроениями и сопутствующими им надеждами и слухами питаются недовольные и преследуемые, объединенные в более или менее открытые группы; ими живут журналы, закусочные и даже кабаре. Кроме того, какие-то волнения даже отрадны для власть имущих, они опасаются их меньше, чем анонимного безмолвия, посреди которого чувствуют себя неуютно. Волнения облегчают работу полиции. Ривароль рассказывает, что в один из часто посещаемых им погребков она даже подсылала провокаторов, чтобы оживить разговор. И Геббельс в своем послесловии к резне 1934 года говорил, что мышей надо неустанно выманивать из нор". [17]
Революция, когда она набирает обороты и несётся на полном ходу, с ураганной скоростью болида «формулы 1», затрагивает абсолютно всё общество. Людей охватывает негодование и, когда накал протестных настроений достигает критической точки, они идут на улицы, готовые к любому развитию событий. Готовые на любые действия. Здесь нужно выделить один знаменательный момент. Он касается абсолютно любого человека. Иное отношение к революции, отрицательное отношение к ней немыслимо без того, чтобы у человека позитивная жизненная программа доминировала над негативными установками. В чём тут дело?
Если, невзирая на жизненные передряги, человек привык оставаться в здравом уме и не терять присутствия духа, то он не будет даже в кризисной ситуации поддаваться провокациям. Он не станет сломя голову бежать за первым услышанным им зазывалой с революционной трибуны. В непростой обстановке он будет способен сделать правильный выбор и пойти за теми, кто действительно готов отстаивать интересы Отечества, интересы Родины.
Если же таких сил нет, то тогда никакой революции и не может быть или же происходит не революция, а фарс - костюмированное представление для публики, наподобие "цветных" революций последних лет. Если таких сил нет даже потенциально, то, значит, что общество полностью выродилось и с ним можно делать, что угодно. Это общество рабов. Рабов не в физическом смысле, а в смысле ментальном. Они как в клетке находятся в рамках своих крайне примитивных жизненных представлений, где нет места ничему, что расположено по ту сторону удовлетворения их естественных потребностей и того культурного суррогата, который они склонны воспринимать в качестве духовной пищи.
Негативное отношение к жизни, выраженное в нытье, жалобах, бесконечных сетованиях на судьбу, проклятиях и злобе, зависти по отношению к другим людям - всё это либо различные модификации, либо следствия самого страшного греха - уныния. Даже, если не обращаться к христианским истолкованиям данного умонастроения, становится, очевидно, что уныние - паралич воли - это признак слабости, симптом деградации личности.
Деструктивная деятельность, разрушение, агрессия, конечно, избавляет от любого уныния, вместе с тем, они обрушивают на человека другие напасти. Он становится существом примитивным, так как разрушать на порядок проще, чем созидать. Человек превращается в животное, теряя право называться человеком.
При революции настроения разрушения, как правило, доминируют. Они правят бал. Но корни этих настроений не в самой революции, они коренятся во всём поведении человека. Они обнаруживаются во всех тех поступках, которые он совершает в течение своей жизни. Во всех решениях, которые он принимает; они в тех помыслах, которыми он руководствуется.
Не всем суждено пережить опыт революции, точно так же, как не всем суждено пережить войну, не говоря уже о том, что все мы не способны преждевременно испытать опыт смерти. Но, это такие жизненные явления, к которым всегда надо всегда быть внутренне подготовленным. Иначе в один злосчастный день судьба застанет человека врасплох и времени на размышления уже не останется.
В этом и заключается иное отношение к революции. Отрицательное отношение к ней как таковой, но с жизнеутверждающей внутренней установкой, , направленной, несмотря ни на какие тернистые извилистые тропы судьбы, на отстаивание и защиту истинных ценностей своего Отечества и своей Родины.
Глеб Кривенко
[1] П. А. Сорокин "Социология революции", М.,2008. Стр. 308. [2] Там же. Стр.47. [3] Там же. Стр.60. [4] Там же. Стр.61 [5] В. В. Розанов "Уединённое", М.2006. Стр.149. [6] П. А. Сорокин "Социология революции", М.,2008.Стр.72. [7] Там же. Стр.73. [8] Там же. Стр.74. [9] Там же. Стр.101. [10] Там же. Стр.114. [11] http://www.genocide.ru/lib/genocides/cambojian.htm [12] П. А. Сорокин "Социология революции", М.,2008. Стр.116. [13] Там же. Стр.137. [14] Там же. Стр.139. [15] Там же. Стр.174. [16] Там же. Стр.175. [17] http://lib.rus.ec/b/170602/read Источник: ruska-pravda.com.
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Чтобы писать комментарии Вам необходимо зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
» Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации. Зарегистрируйтесь на портале чтобы оставлять комментарии
Материалы предназначены только для ознакомления и обсуждения. Все права на публикации принадлежат их авторам и первоисточникам. Администрация сайта может не разделять мнения авторов и не несет ответственность за авторские материалы и перепечатку с других сайтов. Ресурс может содержать материалы 16+
