©  AFP 2013 Sergei Supinsky

«Украинские психозы» у галичан имеют долгую традицию. Их можно даже сгруппировать сейчас в три категории: психозы, связанные с украинской историей, с периодом государственной независимости и с возможным сближением Украины с Европейским Союзом.
 
Психоз – это нарушение психической деятельности, при котором психические реакции грубо противоречат реальной ситуации. Это отражается в расстройстве восприятия реального мира и дезорганизации поведения. Например, когда «хайлюют» под портретами Бандеры и Шухевича, а затем из кожи лезут, доказывая, что те, которые на портретах, не были фашистами. Они стоят в очереди за рабочей визой около европейских консульств и сокрушаются про «гомиков» и «бездуховность» в ЕС. Они говорят, что за Збручем – одни москали, чтобы впоследствии с пеной у рта доказывать, что Украина единая и неделимая.
 
Психозы исторические
 
С определенным контролируемым преувеличением можно сказать, что вся история так называемой украинской национально-освободительной борьбы (в ее современной трактовке) базируется на психозах – индивидуальных и групповых.
 
Если исторические «Украинские психозы» галичан располагать в хронологическом порядке, то первым, без сомнения, будет восторг от Хмельнитчины, затем – Гайдаматчины и вообще казатчины. Отравленное обидой на поляков за «польский гнет» воображение галичан рисовало образ «рыцарей Востока», освободителей от национального порабощения, которыми, конечно же, ни казаки, ни гайдамаки ни были. Психоз заключался в том, что галичане в XIX веке начали запралять шаровары, чтобы «насолить» полякам напоминаниями про антипольские бунты надднепрянцев, несмотря на тот факт, что во время этих бунтов казачня грабила и вырезала униатские села.
 
В такой ситуации бесполезно им доказывать, что поведение Хмельницкого тоже определял психоз, возникший после обиды, которую нанес ему другой шляхтич. «Спаситель Украины» вел себя как женщина, которая уходит от мужа-пьяницы, понимает, что не сможет жить одна, поэтому начинает сожительство с мужем-садистом. Страх перед наказанием польского короля за восстания и неспособность управлять казацко-татарской стихией вызвали у Богдана и его атаманов нездоровую фантазию, которая привела Украину к Переяславской раде – психозу, от которого украинцы страдали более 300 лет.
 
Так же и с героизацией Гайдаматчины: «мы гайдамаки, мы все одинаковы...» до сих пор поют галичане. Хотя что хорошего было в этом движении? Это только инвариант «русского бунта, – как писал русский классик, – бессмысленного и беспощадного», образец агрессии и насилия ради насилия без плана на будущее.
 
Здесь уместно отметить, что к распространению среди галичан этих «украинских психозов» присоединился в значительной мере обиженный на Российскую империю русский ученый, профессор Михаил Грушевский. Роль этого деятеля – «нашего великого историка и очень близорукого политика», как писал Семен Шевчук в своей книге «Пора сказать правду про наши попытки добиться свободы для Галицкой земли», – в принятии тогдашними галицкими элитами ряда ложных исторических решений, которая до сих пор критически ни пересмотрена представителями нынешних галицких элит.
 
Нельзя забыть и про габсбургских деятелей, принимавших участие в создании «украинского проекта» в Галиции как антипольского, а затем – и польских политиков, которые пытались ему предоставить антироссийский характер.
 
Психозы, как известно, обостряются в переломные времена. Такие времена настали после Первой мировой войны и взрыва революций в России. Здесь основной «Украинский психоз» галичан стоит связать, прежде всего, с деятельностью Евгения Коновальца. Именно этот, номинированный Петлюрой на полковника, прапорщик австрийского войска решил посвятить свою жизнь (и, к сожалению, не только свою) борьбе галичан за украинское государство. Управляя «борьбой» между двумя войнами на территории Галичины из Берлина, в значительной степени за немецкие и советские деньги, полковник Коновалец не учитывал тех фактов, что война с Польшей была окончательно проиграна, а на Приднепровье руководили большевики. Умеренные лидеры украинской общины в Галиции искали выхода из ситуации, в частности пытались добиться автономного статуса, но террористическая деятельность националистов эффективно нивелировала все усилия в этом направлении.
 
Психоз Коновальца и его соратников состоял в неумении признать поражение и взяться за поиск новых, соответствующих ситуации методов борьбы за улучшение ситуации галицийских украинцев. Напротив, ОУНовский террор был направлен против украинского населения в не меньшей степени, чем против Польского государства.
 
Сегодня, на расстоянии более века с начала тех событий, трудно оценивать мотивацию и настроения тех людей. Однако, можно признать, что националистический террор нанес украинцам Польши только вред и не принес никакой пользы. Никакими «смыслами» не оправдать убийства общественных деятелей, которые вели к отпугиванию населения и национальной элиты от сотрудничества с Польским государством в условиях, когда проблема Восточной Галиции на дипломатическом поле уже была закрыта, а в Польше украинец чувствовал себя хоть и плохо, но лучше, чем в сталинской «стране советов». Объяснить это можно только психозом.
 
К тому же, проводили этот террор без какой-либо высшей цели, без понимания «национального интереса», если под ним не иметь ввиду сумасшедшую фантазию, о том, что Гитлер будет отдавать жизни немецких солдат за создание независимого украинского государства. Многие критические слова справедливо сказаны о политике в отношении меньшинств в довоенной Польше. Но надо тоже честно признать, что деятели типа Коновальца не оставляли Польскому государству шансов для цивилизованного решения проблемы.
 
Польский аристократ, знаток ситуации в Галиции, граф Станислав Лось в результате своих наблюдений высказал совершенно небезосновательное подозрение: «...то ли галицкие украинцы вообще доступны для императивов украинского национального интереса, поскольку на протяжении веков дороги, которые соединяли их с Киевом, проходили через Краков и Варшаву, и кто знает, не является ли их украинскость всего лишь психозом».
 
Как бы там ни было, «украинские психозы» Коновальца передались и его последователям – «бандеровцам». И это привело к компрометации и драматическим последствиям. Только болезненному воображению можно приписать серьезное восприятие такого события, как Акт восстановления украинской государственности в тылу тогда еще победной гитлеровской армии, группой не слишком адекватных (учитывая историческую действительность) националистических деятелей в уютных залах общества «Просвита» во Львове, без каких-либо шансов на реализацию этого «акта». Однако это произведение возбужденной психической деятельности еще можно было бы расценить как своеобразный курьез, если бы это не происходило в контексте участия «борцов за свободу Украины» в этнических чистках и терроре против представителей собственного народа. Убийствам крестьян, которые записывались в колхозы, чтобы спастись от голода или от вывоза в Сибирь, нельзя найти рациональных объяснений.   
 
Оценки оценками, а фактом является то, что галичане заплатили большую цену за все эти исторические психозы. Поэтому не может не удивлять, раздражать и возмущать то, что «психозы украинства» расцвели у галичан с новой силой в период государственной независимости.
 
Психозы периода независимости
 
Советский период сожительства с братьями-украинцами из-за Збруча должен был бы раз и навсегда убедить нас в нашей принципиальной разности. В 1990 году казалось, что так и есть. Победа антикоммунистов на выборах в местные советы в трех галицких областях, создание Галицкой ассамблеи и неверие в то, что «украинские совки» захотят выходить из состава Советского Союза – все это подталкивало к варианту попытки выйти из состава СССР отдельно взятой Галиции со ссылкой на неправомерное присоединение к коммунистической империи на основании преступного акта Молотова-Риббентропа. Такие настроения были сильны среди активной части галицкого общества, особенно молодежи, но победили «умеренные массы», инфицированные старой болезнью – «украинским психозом». Эти «массы» никак не хотели учитывать очевидных вещей. Во-первых, что «сознательный» украинский элемент вне Галиции крайне скуден после истребления и репрессий коммунистической власти. Во-вторых, что украинцы были не только жертвами советского режима, но и его активными творцами. В-третьих, что многие поколения украинцев были воспитаны на русской культуре, а русский язык для большинства из них был осознанным выбором. Именно поэтому уверения в том, что в новых обстоятельствах украинской государственности «русифицированные» украинцы сразу начнут возвращаться к своим украинским «корням», были не больше, чем безответственной фантазией и болезненным самообманом. А все акции галичан под лозунгами помочь украинцам осознать свою «украинскость» путем высылки на Восток и Юг агитационных групп с сине-желтыми флагами и наставлениями, на каком языке надо разговаривать и каких героев стоит уважать, были полной уже клоунадой, что, в конце концов, приводило преимущественно к противоположным результатам. Охваченный «украинским психозом» галичанин стал посмешищем, а то и пугалом для детей почти везде вне Галиции.
 
Горячка разума творит в головах многих галичан образы героев, вследствие «многовековой борьбы» которых наконец возникло независимое, соборное украинское государство. Между тем холодный ум не сомневается, что государство Украина возникло в результате того, что в 1991 году рухнуло прогнившее из-за экономической неэффективности и моральный деградации коммунистической элиты здание СССР. Поэтому нынешнее государство является всего лишь фрагментом прогнившей советской постройки, обитым пластиковой вагонкой и украшенным сине-желтыми полотнами. Соответственно, соборность и независимость этого государства является очень и очень сомнительной.
 
За нынешние галицкие «украинские психозы» надо отдельно «поблагодарить» украинскую диаспору из Канады и США. Им удалось достаточно эффективно распространить свои устаревшие страхи, предубеждения и другие «бандеровские» патологии среди «дорогой галицкой семьи». Поэтому многие галичане вместо того, чтобы развивать свою государственность на своей территории, ожидают призыва в воображаемую «бандеровскую армию», которая вот-вот должна перейти Збруч, чтобы построить государство там.
 
Здесь снова позволю себе процитировать небольшой фрагмент из книги Семена Шевчука, который был еще в 60-х годах прошлого века обращен к «бандеровской» эмиграции: «Бандеровская романтика заключается в болезненной уверенности в том, что они могут привить наш галицкий национализм за Збруч, что он там взойдет, зацветет и даст плоды в форме овладения Восточной Украиной галицким национализмом. Это, однако, глупая фантазия. Это никогда не может произойти».
 
Но проблема даже не в самых глупых фантазиях, а в том, что охваченные ими люди не способны реально оценивать ситуацию. А ситуация такова, что главные проблемы украинцев вообще, а галичан в частности, имеют не национальный, а социальный характер. Устройством нашего государства является олигархический капитализм – с характерными для него коррупцией, некомпетентностью, безответственностью, правовым нигилизмом и многочисленными общественными патологиями, как, например: пьянство, наркомания, низкое экологическое сознание, проблема квалифицированных кадров, а также эпидемии «нецивилизованных» болезней, детский алкоголизм, насилие дома и на улице.
 
Поэтому, пока охваченные психозами галичане пытаются спасать «украинскую Украину», сама Галичина теряет те основные преимущества, которые она имела еще в начале 90-х годов ХХ века. Язык галичан все больше напоминает надднепрянский суржик, семейные ценности растерялись по дороге в Италию, уважение к частной собственности касается только своей частной собственности, элементы европейской культуры в быту и общественных отношениях живут еще только на словах, основы национального и человеческого достоинства оказались вражеской риторикой «толерастов и либерастов». Нынешний «разгул национализма» в Галиции является основным свидетельством существенного снижения культурного и интеллектуального уровня галицкого общества. По иронии судьбы, в перспективе возможного сближения с Европейским Союзом именно Галиция выглядит как регион, который наименее подходит для европейских ценностей.
 
«Украинские психозы» галичан в свете возможной ассоциации с ЕС
 
Автор этих строк в разговорах с европейскими коллегами часто эксплуатирует мысль, что проблема выбора – ЕС или ТС – стоит перед украинцами, а не перед галичанами. Это украинцам, которые на протяжении нескольких веков привыкли считать себя «единой и неделимой» частью, если не России, то по крайней мере «русского мира», или там «славянско-православного единства», нужны сильные аргументы, чтобы присоединиться к Европе. А для галичан единство с Европой является не вопросом выбора, а принципиальным желанием вернуться в семью европейских народов. Однако в результате тщательного наблюдения за поведением галичан даже у меня укрепляется сомнение: не выдаю ли я желаемого за действительное.
 
Здесь стоит поставить непростой вопрос: действительно ли охваченный «украинскими психозами» галичанин, которого мы «рекламируем» среди наших европейских друзей, является тем самым человеком с европейской ментальностью? Его поведение склоняет к иному мнению и, наверное, не служит делу сближения с Европой. Прежде всего, речь идет о психической неадекватности, которая проявляется в пропаганде нацистских и неофашистских символов и моделей поведения. Следующее – это зачисление в публичном дискурсе в категорию «оккупантов» ряда европейских народов, с которыми мы на протяжении веков жили, формировались и развивались рядом, и которым на самом деле многим обязаны. Многолетняя галицкая антипольская риторика, вербальные проявления антисемитизма, враждебные эксцессы галицких националистов по отношению к венгерскому памятнику на Верецком перевале или нападения на венгерских подростков в Ужгороде (а там украинский национализм воспринимается однозначно как «галицкая зараза») – все это делает именно Галицию тем регионом Украины , который может быть наиболее проблемным для Европы.
 
И здесь сам собой возникает еще один важный вопрос. Неужели ради ускорения процессов интеграции с Европой галичане способны избавиться от своих психозов? Не факт, ведь за несколько десятилетий в составе СССР и за два десятилетия украинской государственности этот народ привык или к сознательной бездеятельности, либо к бессознательной деятельности. В результате, как справедливо заметил Тарас Прохасько: «Здесь ценятся поступки и усилия, которые не касаются работы над собой. Отсутствие настоящих стремлений исключает стратегию, ставя тактику на первое место в иерархии мудрости».
 
Как знать, может, живучесть «украинских психозов» среди галичан связана с неспособностью и нежеланием брать на себя ответственность за собственную историческую судьбу, приступать к длительной и кропотливой работе над развитием собственного благосостояния, безопасности и перспективы.
 
Если так, то нетрудно спрогнозировать, что подписание или неподписание соглашения об ассоциации с ЕС тоже вызовет очередные обострения психозов. Например, если ЕС не подпишет с Украиной соглашения, что будут делать галичане – психанут и назло Европе пойдут стройными рядами в «русский мир»? А если подпишем и ничего особенного в обозримой перспективе не будет происходить? (Потому что и не должно ничего особенного происходить – визы и границы останутся, на Украине коррупция, безнаказанность и некомпетентность тоже не исчезнут.) Будем жаловаться, что Европа не оправдала наших надежд?
 
Хуже всего, если галичане вместе со всеми другими украинцами будут ждать от Европейского Союза чудес. Что, в конце концов, очень даже соответствовало бы нашей традиции – вместо «реальной работы» – ожидание чуда. В XIX веке галицкие русины ждали чуда, которое должно прийти из Вены. В 1920-х годах ожидали чуда от Лиги Наций. Потом – от фюрера немецкого народа. Основой каждого из этих чудес должна была стать независимая Украина. И вот, она настала, но чуда не произошло. Теперь время ожидать его от Европы?
 
Должны мы, наконец, понять, что чуда не будет. Европа может нам профессионально установить честный диагноз и выписать соответствующий рецепт, но вылечиться должны мы сами. И прежде всего, нужно лечиться от наших психозов.
 
Перевод: Антон Ефремов.