©  РИА Новости Григорий Сысоев

Лишь немногие написали с 2008 года о европейском финансовом кризисе больше, чем нобелевский лауреат, колумнист New York Times и принстонский профессор экономики Пол Кругман (Paul Krugman). Однако за эти пять лет стало ясно, что еврозона выжила наперекор его прогнозам и что страны, которые — вразрез с советами Кругмана — ужесточили бюджетную дисциплину, чувствуют себя лучше и с политической, и с экономической точки зрения, чем страны, которые отказались это делать.

Так как Кругман воплощает собой основное направление англо-американской экономической журналистики, популярен и влияет на политику, его отношение к европейскому финансовому кризису имеет смысл проанализировать. Проблема не в неправильном прогнозе — такие ошибки делают все, — а в пагубном подходе к бюджетной политике, отстаивающемся Кругманом.

Впервые я отметил, насколько неправильно Кругман представляет себе европейский финансовый кризис, еще в декабре 2008 года. Меня поразила запись в его блоге под заголовком: «Латвия как новая Аргентина» («Latvia is the new Argentina»). Такое сравнение выглядело просто нелепо. Аргентина — большая закрытая экономика, в основном следовавшая популистским экономическим курсом. Латвия — очень маленькая открытая экономика, член Европейского Союза. У нее маленький госдолг и отличная среда для бизнеса. Единственная общая черта этих стран — финансовый кризис, вызванный дефицитом счета текущих операций, который привел к проблемам с рыночным финансированием.

Руководствуясь этим поверхностным сходством, Кругман заключил, что Латвии придется, подобно Аргентине, провести девальвацию. Разумеется, ничего подобного не произошло. Латвийское правительство проигнорировало его совет. Оно сохранило привязку к евро и осуществило драконовскую бюджетную корректировку, быстро восстановившую доверие к стране и способствовавшую множеству структурных реформ. Сейчас Латвия — самая быстрорастущая экономика в Европе. Ошибка Кругмана заключалась в том, что он опирался всего на пару показателей, поэтому его аналогия получилась излишне упрощенной.

Наиболее известным промахом Кругмана стал прогноз о распаде еврозоны. Как отметил Найл Фергюсон (Niall Ferguson), за период с апреля 2010 года по июль 2012 года Кругман «писал о неминуемой гибели евро не меньше двенадцати раз». Это предсказание опять-таки не сбылось. Еврозона не только осталась цела: в 2009 году к ней присоединилась Словакия, в 2011 году — Эстония, а в 2014 году в нее должна вступить Латвия.

Конечно, ошибиться может каждый, однако ошибка Кругмана была более глубокой и демонстрировала, что он не понимает некоторые вещи. Он считает, что еврозона — это в первую очередь система фиксированных обменных курсов, а не валютный союз с централизованным клирингом. По мере развития кризиса накапливался платежный дисбаланс, и единственным способом справиться с ним было восстановить доверие к евро, чего Европейский центральный банк и добился в июле 2012 года. С другой стороны, распад еврозоны означал бы множество взаимных долгов и претензий, что усилило бы финансовую дестабилизацию.

В прошлом веке можно было наблюдать беспорядочный распад трех валютных союзов — империи Габсбургов, Югославии и Советского Союза. В каждом из этих случаев результатом стало множество случаев гиперинфляции, от последствий которой некоторые страны до сих пор не оправились, хотя прошло уже два десятилетия. Насколько мне известно, в печати Кругман никогда не упоминал об этом аспекте. К тому же нельзя было с уверенностью сказать, выживут ли Европейский Союз и его единый рынок, если рухнет еврозона. Это было абсолютно неизведанной территорией. Президент ЕЦБ Марио Драги (Mario Draghi) отлично понимал, насколько опасна такая ситуация и именно поэтому заявил в июле 2012 года, что банк будет делать «все необходимое», чтобы спасти евро«. Даже Кругман, советовавший этого не делать, справедливо похвалил его решительный подход к делу.

В вопросах бюджетной политики Кругман полностью фокусируется на совокупном спросе, полностью упуская из виду предложение. Судя по всему, он не знает, насколько оно ограничено в Евросоюзе, в частности, из-за чрезмерного регулирование на рынках труда и услуг. Он упорно выступал за «бюджетное стимулирование», бюджетный дефицит и медленную корректировку бюджета. Сейчас картина вполне ясна. У стран, которые следовали его советам и наращивали дефицит (то есть у кризисных стран Южной Европы), дела с экономическим ростом и с безработицей обстоят намного хуже, чем в Северной Европе и, особенно, в странах Прибалтики, ответственно относящихся к бюджету.

К счастью для европейских демократий окончательное решение в вопросах кризисного менеджмента принимают избиратели. За пять лет с октября 2008 года до сентября 2013 года были переизбраны и сохранили власть, несмотря на экономический кризис, восемь европейских правительств — в Германии, Латвии, Люксембурге, Нидерландах, Польше, Финляндии, Швеции и Эстонии. Именно эти правительства — вразрез с предписаниями Кругмана — вели ответственную бюджетную политику, которую часто называют политикой экономики. Судя по всему, идея большого бюджетного дефицита не пользуется популярностью у избирателей. В 2012 году бюджетный дефицит в этих восьми странах составлял в среднем 1,6% от ВВП. В 19 странах, в которых правительства сменились, речь шла о 4,8% среднего дефицита. По-видимому, избиратели правильно понимают ситуацию. В итоге экономики восьми благоразумных стран выросли на 1,4%, а экономики 19 других сократились на 0,8%.

Если мы рассмотрим причины этого, то не увидим ничего удивительного. Единственный экономический аргумент в пользу медленной бюджетной корректировки заключается в том, что мультипликатор накопления — то есть то, как соотносятся изменение национального дохода и изменение государственных расходов, — может оказаться в первый год исключительно большим. Впрочем, Международный валютный фонд (МВФ) утверждал в одном из своих докладов, что в литературе нет четкого консенсуса о полезности мультипликатора накопления. Более того, пять лет спустя после банкротства Lehman Brothers, стало принято рассматривать происходящее не в краткосрочной перспективе в один год, а в пятилетней перспективе.

В пользу ускоренной корректировки бюджета аргументов намного больше — финансирование часто оказывается недоступным, европейским странам нужно ограничивать государственные расходы, а главные проблемы Европы носят структурный характер. Проблема Кругмана не в том, что он неправильно смотрит на эти вопросы, а в том, что он их в принципе полностью игнорирует — так, как будто бы они не имеют значения. Похоже, в его мире вообще мало что имеет значение кроме совокупного спроса.

Для многих стран, находящихся в сложном положении, иностранное финансирование недоступно. После того, как в 2012 году средний госдолг в ЕС достиг 91% от ВВП, почти ни у кого — кроме Люксембурга и Швеции — не осталось возможностей для бюджетного стимулирования. Не меньше восьми из 28 стран Евросоюза — Венгрия, Латвия, Румыния, Греция, Португалия, Ирландия, Испания и Кипр — нуждались в финансовой помощи из-за рубежа, которую рынок не мог им предоставить. Соответственно, из-за резко и неожиданно выросших доходности облигаций и процентных ставок, бюджетное стимулирование было невозможно.

В конце 2008 года Латвия и Румыния потеряли доступ на рынки при госдолге менее 20% от ВВП, что показывало, как мало у них пространства для маневра. Тем не менее, Кругман даже не задумывается о том, что многим маленьким странам в периоды кризиса бывает трудно привлекать средства из-за рубежа.

Постоянные призывы Кругмана в бюджетному стимулированию, вероятно, сыграли свою роль в том, что МВФ в 2009 году подталкивал такие страны, как Испания, Словения и Кипр, увеличивать бюджетный дефицит до недопустимого уровня примерно в 6% — большего, чем они могли финансировать. Нарастив свой бюджетный дефицит, эти страны — что неудивительно — уже не могли его уменьшить. Это приводило к росту доходности облигаций и создавало опасное с точки зрения финансов положение.

У всех европейских стран чрезмерно высоки государственные расходы. Они вредят экономическому росту и их необходимо сокращать, но Кругман отказывается это признавать. К его ужасу прибалтийские страны провели бюджетную корректировку на две трети состоявшую из сокращения расходов и на треть из роста налогов. Напротив, страны Южной Европы в основном просто поднимали налоги, что больше устраивало Кругмана. В результате даже в 2012 году в Греции государственные расходы составляли 55%, что заметно больше, чем в Швеции (52%), и слишком много для серьезного роста экономики. Между тем, чтобы достичь того же уровня госдолга, что прибалтийские страны, Греции следовало сокращать государственные расходы еще сильнее, чем они.

Ключевая европейская проблема, которую Кругман упорно игнорирует — это ограниченность предложения, порожденная плохо функционирующими рынками труда и услуг и серьезно затормозившая рост перед текущим кризисом. Ускоренная бюджетная корректировка в Прибалтике и Болгарии способствовала проведению масштабных структурных реформ, что вызвало быстрый экономический рост в странах Прибалтики, в то время, как Греция только сейчас приступила к значимым структурным реформам. Между тем подобные перемены не только необходимы, но и одобряются избирателями. В 2009 году Латвия сократила зарплаты в госсекторе на 26% и уволила 30% гражданских служащих без всяких массовых протестов, хотя в Греции, пока правительство не начало увольнять чиновников, волнения были сильными. При этом в прошлом году на фоне увольнений они стали минимальными.

Кругман не хочет видеть, что ускоренная бюджетная корректировка быстро восстанавливает доверие к экономике, снижает процентные ставки и способствует экономическому росту. Благодаря структурным переменам в тех странах, которые быстро и с энтузиазмом берутся за эти реформы, траектория роста лучше, чем где бы то ни было еще. В трех странах Прибалтики, в которых в начале кризиса ВВП сильно упал из-за проблем с ликвидностью, рост восстановился за два года, а еще за два года — стал самым быстрым в Евросоюзе. Напротив, Греция с ее медленной корректировкой, рекомендованной Кругманом, получила шесть лет рецессии.

Кругмана также сильно беспокоил риск «конкурентной дефляции» из-за снижения зарплат. Однако дефляции не было почти ни в одной из европейских стран. Даже в Латвии, в которой удельные издержки на рабочую силу по экономике в целом снизились в 2008-2009 годах на 25%, потребительские цены упали в 2009 году всего на 1%. Отчасти это объясняется тем, что производительность в Латвии в период с 2008 года по 2011 год выросла — благодаря быстрой и сильной бюджетной корректировке и впечатляющим структурным реформам — на целых 50%. Таким образом, факты указывают на успешность подобных мер, хотя Кругман отказывается это видеть.

С самого начала европейского финансового кризиса Кругман дает вредные советы по бюджетной политике. Те страны ЕС, которые успешно справляются с проблемами, делают прямо противоположное тому, что он рекомендует, а правительства, следующие его советам и ведущие корректировку бюджета медленно — а то и прибегающие к бюджетному стимулированию — терпят плачевные неудачи. Кстати, Кругман активно пишет о европейском финансовом кризисе уже пять лет, и за это время он успел, как высказаться в поддержку снижения валютных курсов, так и заявить, что твердые валютные курсы хорошо работают.

В итоге еврозона выжила наперекор его прогнозам. Он выступал за бюджетное стимулирование, однако быстрая бюджетная корректировка оказалась лучшим лекарством для государственных финансов и одновременно лучшим стимулом для экономического роста. Он не обращал внимания на то, что у всех стран ЕС чрезмерно велики государственные расходы и что всем им необходимы структурные реформы. Общие настроения, царящие в Европе, о которых наглядно свидетельствуют предпочтения избирателей, он тоже не понимал, что не мешало ему уверенно о них рассуждать. Он симпатизировал социал-демократам, от которых изрядная часть европейских избирателей отвернулась в пользу умеренных правоцентристов, никогда не пользовавшихся столь широкой поддержкой, как сейчас.

Существует много причин, по которым Кругман неправильно воспринял европейскую экономическую политику. Он не обращал внимания на значимые переменные и игнорировал большую часть фактов, а также следовал упрощенному взгляду на макроэкономику, согласно которому в любой ситуации следует усиливать бюджетное стимулирование. Бедный Джон Мейнард Кейнс (John Maynard Keynes) от такого, наверное, должен был в гробу перевернуться. Кроме того трудно не заподозрить, что, когда Кругман писал о Европе, он, на самом деле, думал о Соединенных Штатах и об их проблемах. Между тем это — две очень разные части мира.