Про караван и собаку, или Китай в информационных войнах XXI века
На линии огня
Пустые города,
В которых никогда
Ты раньше не бывала…
(«Полковнику никто не пишет», песня группы Би-2)
Развернувшаяся не так давно при обсуждении текста М. Хазина очередная дискуссия по Китаю поначалу подвигла меня на написание очередного текста из серии «Мифы о Китае». Однако по зрелому размышлению я решил, что это малопродуктивно и писать надо о другом…
Информационные войны
О том, что мы живём в век информационных войн, технологии которых становятся всё более изощрёнными, пишут часто и подробно. В том числе и о том, что именно эти технологии во многом погубили Советский Союз, переформатировав сознание советской (и российской) элиты. Пожалуй, одна из наиболее проработанных и интересных в этом отношении книг — уже упоминавшаяся мною в одной из последних статей книга (цикл лекций) М. Делягина «Мировой кризис. Общая теория глобализации», изданная ещё в 2003 году.
О том, как информационная война выглядит в применении к России и кем она ведётся, мы тоже прекрасно знаем и постоянно сталкиваемся с её результатами. Однако в тех случаях, когда речь заходит о Китае, мы об этом забываем. Как забываем и о том, что именно Китай (а не Россия, потерпевшая в начале 90-х, увы, сокрушительное поражение, от которого до сих пор не может оправиться) сегодня является главным стратегическим противником того, что мы именуем совокупным Западом. Или США, если говорить проще.
При этом таким противником, противостояние с которым выводит мировую конкуренцию (или сражение за лидерство в мире и возможность определять правила, по которым он живёт) на межцивилизационный уровень. В отличие от противостояния с СССР, который, при всех своих отличиях, являлся всё же скорее частью европейской цивилизации. Во всяком случае, советская элита была (как и сейчас российская) носителем европейски ориентированной культуры (что и определяло её относительную слабость).
Принадлежность к другой, существенно отличной от европейской, цивилизации (а также, что тоже важно, и к другой социальной форме организации общества) определяет слабость Китая в сегодняшней информационной войне. Поскольку закрытость, замкнутость, непонятность общества, относящегося к принципиально другой языковой, культурной и т.п. среде, недостаток объективной информации об этом обществе способствуют его мифологизации в информационном пространстве. Однако эта же закрытость делает Китай и менее уязвимым в этой войне.
С одной стороны, специфика и непонятность китайского общества (как с точки зрения психологии и культуры, так и с точки зрения социальной организации, представляющей собой сложившийся за последние 60 с лишним лет сплав конфуцианских традиций и элементов социализма, называемый «социализмом с китайской спецификой») способствует появлению и целенаправленному формированию в рамках информационной войны самых различных мифов касательно любых аспектов жизни китайского общества. В первую очередь, по поводу состояния экономики КНР и экономического роста, который является главным козырем страны на современном этапе и потому подвергается первоочередным нападкам. Начиная с «рабов, трудящихся за копейки» и кончая «пустыми городами посреди пустыни». Количество мифов, распространяемых о Китае, которые с готовностью подхватываются и разносятся по сети, настолько велико, что возражения по сути тонут в этом море.
При этом собственно научная литература по Китаю остаётся недоступной широкой публике просто в силу той ситуации, которая сложилась в нашей (и не только нашей) сегодняшней науке. Если охарактеризовать её в двух словах, то это: а) бедность и б) невостребованность. Причём одно вполне вытекает из другого и образует порочный круг, из которого невозможно выбраться.
Взять, например, научные журналы, посвящённые Китаю и международным проблемам, с ним связанным (думаю, это касается всех подобных журналов, однако обо всех я судить не берусь). В условиях крайней стеснённости в средствах (берущей своё начало из бедственного и трагического положения, в котором оказалась отечественная наука в начале 90-х гг.) они, во-первых, не могут платить гонорары. Что заставляет предпринимать титанические усилия для привлечения авторов (в основном тех, для кого публикация в данном журнале является либо формой отчётности — то есть научных работников того института, при котором журнал существует, либо необходимым условием на пути к защите — аспиранты и кандидаты) и для поддержания при этом приемлемого качества.
А с другой стороны, они не могут выложить тексты журнала в сеть (только аннотацию). Поскольку те немногочисленные деньги, которые можно выручить от продажи отдельных номеров и от ограниченной подписки (большая часть тиража распределяется бесплатно по научным же структурам), для них критически важны. Однако на известности и даже (!) на цитируемости это, понятное дело, сказывается самым плачевным образом.
Теперь что касается второго — востребованности. Это проблема уже не только России, но и всего западного мира (хотя и первая причина тоже не только российская). Научное представление о Китае никому не нужно — по самым разным причинам. А кроме того, это просто скучно. Нужны сенсации. Причём такие, которые бы укладывались в привычную, уже сформировавшуюся (и приятную, заметим) картинку. Открываешь, смотришь — «В Китае всё плохо!» Успокаиваешься — «Ну вот и хорошо, вот и славненько!» Думать ни о чём не надо… (последнее мы хорошо знаем на примере России — информационный контекст вокруг нашей страны примерно такой же). Соответственно, большинство «экспертов» по Китаю — или уехавшие на Запад китайцы (враждебно настроенные к своей бывшей стране), или представители Гонконга и Тайваня (то же самое).
Асимметричный ответ
Чем отвечает на это Китай? Разумеется, расширением своей сети вещания (CCTV — аналог Russia Today, только на порядок мощнее), которая среди некитайской аудитории воспринимается как «голимая пропаганда» (как и RT среди тех, для кого она, собственно, предназначена).
Более действенный ответ — т.н. Институты Конфуция, которых с 2004-го года создано несколько сот (по состоянию на конец 2010 года в мире действовало 322 института и 369 классов Конфуция в 96 странах и регионах мира, число зарегистрированных слушателей составило 360 тыс. чел.). Они пропагандируют не столько успехи современного Китая, сколько его древнюю культуру, язык и т.п. Формируя таким образом ту самую «колонну» «симпатантов», которые затем могут превратиться в проводников соответствующего отношения к Китаю. В том числе путём обучения и стажировки в КНР (количество иностранных студентов в Китае растёт с каждым годом, причём далёко не только за счёт развивающихся стран).
Помимо этого, Китай активно использует (и всегда использовал) уже существующую во всем мире «пятую колонну» — хуацяо, китайскую диаспору, которая, наряду с торговой и научной деятельностью, также пропагандирует китайскую культуру (китайские рестораны, китайская медицина, массаж, тайцзицюань и т.д.). Или псевдо-культуру (фэншуй). Главное, что и то, и другое способствует интересу к китайской культуре (которая представляет собой главное оружие Китая в межцивилизационном противостоянии) и, как следствие, к современному Китаю (который, в отличие от Египта, является непосредственным наследником древних китайских традиций).
Устойчивость элиты
Но главное в сегодняшнем противостоянии — в том, что современные технологии информационного воздействия направлены прежде всего на изменение мировосприятия (и мировоззрения) того слоя, который мы называем национальной элитой. А китайская элита в силу той самой замкнутости, о которой говорилось выше, на порядок более устойчива к подобному воздействию, чем российская (наиболее близкий для нас пример).
Во-первых, более значительные (даже принципиальные) цивилизационные отличия. Вплоть до совершенно другой структуры языка (отчего ключевые для сегодняшней западной политической культуры понятия, например, «демократия» или «либерализм», при переводе на китайский возвращают себе исконный, дословный смысл и перестают нести сакральный характер). Что препятствует проникновению в широкую среду чуждых традиционной культуре понятий.
Во-вторых, традиционная же антизападная направленность китайского общества, старательно поддерживаемая существующей системой образования. То есть то, что мы называем китайским национализмом и последовательно отмечаем у всех идеологов китайского государства — Сунь Ятсена, Чан Кайши, Мао Цзэдуна, Дэн Сяопина и т.д.
Китайцы не только не пересматривают историю: развязанные Англией «опиумные войны» XIX века, фактическое расчленение западными державами Китая в конце XIX — начале ХХ вв. и т.п. Напротив, они всё больше акцентируют на этом внимание, подчёркивая, что сегодняшний подъем Китая — это не более чем возврат к той ситуации, которая была до столкновения китайской цивилизации с Западом в начале XIX века (по подсчётам различных специалистов — не только китайских, но и Мельянцева, например, ВВП Китая тогда составлял до трети мирового). И не питают иллюзий относительно того, на что способны «западные варвары». Кстати, к числу участвовавших в разделе Китая западных держав китайцы с полным на то основанием причисляют и Россию (также, как и Японию, принявшую активное участие в уничтожении своего извечного геополитического соперника). Впрочем, это серьёзный для нас нюанс, но не принципиальный в контексте данной статьи. Важно то, что национальная ориентированность китайской элиты делает её устойчивой к воздействию современных технологий информационного воздействия. И даёт ей преимущество в межцивилизационном противостоянии. Причём преимущество, на мой взгляд, настолько существенное, что оно способно компенсировать отставание и в технологическом, и в военном отношении.
Сама логика развития мира говорит о том, что он не может долгое время находиться в ситуации «однополярности» (заметим, что даже это слово представляет собой оксюморон — полярностей всегда две). Впрочем, это уже другая тема.
P. S.
«Так что же, в Китае нет пустых городов, нет городов-призраков, сообщениями о которых полон интернет?» — спросит дотошный читатель. Признаюсь, что меня тоже заинтересовал этот вопрос, и я посвятил часть своего времени его изучению.
Изучив, отвечаю прямо — есть. Только они не чтобы совсем пустые, а, скажем так, пока ещё не слишком заселённые. И это не совсем города, а скорее большие новые районы уже существующих городов.
Наиболее известный и раскрученный среди них — это Ордос во Внутренней Монголии, действительно практически в пустыне. Снимки этого города, которые кочуют с сайта на сайт, сделаны несколько лет назад неким Майклом Брауном. Правда, там, где об этом городе рассказано немного подробнее, выясняется, что это не город, а новый район Ханбаши (Канбаши). После того, как в Ордосе (административный район с центром в одноименном городе, насчитывающем 1,5 млн жителей) открыли новые месторождения угля и других полезных ископаемых, рядом с городом был выстроен целиком (под ключ) огромный (на миллион с лишним жителей) новый район, однако из-за спекулятивного бума на жильё он заселялся крайне медленно. После того, как бум спал, цены на жильё упали в три с лишним раза, спекулянты, купившие жильё в надежде потом продать его втридорога, потерпели убытки. Но район стал постепенно заселяться. Вот так он выглядит сегодня (там есть не только фото, но и видео).
А вот так выглядит сегодня самый большой «город-призрак», также фигурирующий на различных сайтах, — Чжэнчжоу. Вернее, его новый район Чжэндун, рассчитанный на проживание населения, по численности сравнимого с населением Сан-Франциско. Тоже, как видим, потихоньку заселяется.
А в Китае тем временем строятся новые районы для проживания тех, кто в массовом порядке в связи с экономическим бумом переселяется из сельской местности в города. И эти районы тоже некоторое время будут стоять пустые, давая повод для спекуляций (как пустовал Пудун в Шанхае или вышеупомянутые Канбаши и Чжэндун). Так что караван пока идёт…
Кстати, для того, что провести это своё мини-расследование, мне понадобилось примерно 30–40 минут чистого времени. Замечательная вещь Гугл — рекомендую!
Источник: odnako.
Рейтинг публикации:
|
