Христина Докюс (Christine Docus) называет свой брак «бельгийским». Она из северной, фламандской, части страны, а ее муж из южной, франкоязычной.

В результате они с мужем непосредственно сталкиваются с разногласиями, существующими в Бельгии вокруг монархии. Большая часть ее фламандских друзей недолюбливает этот институт, в то время как франкоязычные друзья ее мужа в основном довольны нынешним положением дел.

Г-жа Докюс относится к королю лучше, чем большинство ее друзей-фламандцев. «Король Альберт помог сохранить единство Бельгии», – говорит она, стоя в дверях своей квартиры в Левене – фламандском городе примерно со 100 000 жителей.

Однако в воскресенье король Альберт II собирается уступить престол своему сыну Филиппу, и на этом фоне многие в расколотой стране сейчас снова задаются вопросом о том, есть ли место монархии в современной Бельгии. А если да, то годится ли Филипп для роли бельгийского монарха?

Фландрия и Валлония

Бельгия – федерация, состоящая из трех регионов, каждый из которых обладает собственной законодательной властью – Фландрии, Валлонии и Брюссельского столичного региона. Население Фландрии составляет примерно 6,2 миллиона человек, Валлонии почти 3,5 миллиона, а Брюсселя с пригородами около миллиона. Однако, несмотря на почти 200 лет совместного существования, в стране уже долгое время сохраняется культурный раскол между говорящими по-фламандски жителями Фландрии и франкоговорящими жителями Валлонии.

Мнения по разные стороны лингвистического барьера редко сходятся. Это касается и отношения к монархии. Если 66% бельгийцев-франкофонов верят, как они заявили в ходе недавнего опроса, что принц Филипп станет хорошим королем, то среди фламандцев разделяют эту уверенность лишь 49%.

Для изрядной части франкофонного населения Бельгии король – один из последних сохранившихся национальных символов, утверждает Барт Мадденс (Bart Maddens), профессор Центра политических исследований Левенского университета. «Многие франкоговорящие бельгийцы считают фигуру короля цементом, скрепляющим страну», – говорит он.

При этом, по его мнению, «Брюссель, возможно, следует считать более надежным цементом». Если Бельгия расколется на независимые Фландрию и Валлонию, обе они захотят включить в свой состав экономически и логистически важную столицу.

В более экономически успешной Фландрии сепаратизм намного сильнее, чем в уступающей ей по богатству Валлонии. 56 из 221 депутата федерального парламента – фламандские националисты, которые хотят независимости или, как минимум, расширения автономии регионов.

Те, кто выступает против сильного бельгийского государства, обычно также выступают и против монархии, считая бельгийского короля «символом статус-кво», пишет фламандская газета De Standaard.

Это касается и членов парламента. В воскресенье Филипп принесет традиционную клятву соблюдать конституцию и законы страны, поддерживать ее независимость и охранять территориальную целостность. Ожидается, что из 56 фламандских националистов-парламентариев на церемонии будут присутствовать лишь 14.

Политическая власть

Филипп взойдет на трон в национальный праздник – День Бельгии, ровно 182 года спустя после того, как 21 июля 1831 года Леопольд I стал первым бельгийским королем. Годом раньше Бельгия получила независимость от Нидерландов, и ей понадобился собственный монарх.

При этом бельгийская конституция, принятая за несколько месяцев до коронации Леопольда, сильно ограничила его власть. По словам профессора Мадденса, она считалась одной из самых либеральных конституций того времени. По ней король был обязан подписывать законы и не имел права вето.

В 1990 году предшественник и старший брат Альберта король Бодуэн вызвал политический кризис, отказавшись подписать закон об абортах. В результате правительство пошло на сомнительную с конституционной точки зрения меру – объявило короля «неспособным править» и подписало закон вместо него. Через два дня оно снова объявило Бодуэна способным править, и он продолжил свое правление.

Мадденс считает повторение подобной «конституционной уловки» маловероятным. «Если Филипп решит, что он не может подписать какой-то закон, это станет концом бельгийской монархии». Впрочем, королевская подпись под законами по-прежнему нужна – а значит, проблема сохраняется. Политического консенсуса о том, как ее решать, до сих пор нет.

Профессор Гентского университета Херман Маттейс (Herman Matthijs) считает, что у бельгийского короля вообще не должно быть политического влияния. В качестве примера он приводит недавние события в Нидерландах. В прошлом году голландский парламент решил, что переговоры о формировании коалиции после выборов будут теперь проходить без участия монарха.

«Голландцы сумели быстро сформировать правительство без королевы», – заметил профессор Маттейс, выступающий за то, чтобы бельгийский король тоже перестал участвовать в переговорах о формировании коалиции.

Бельгийская специфика

Хотя для бельгийской политики характерен тот же спектр левых, центристских и правых партий, что и для большей части европейских демократий, создание коалиции осложняет проблема наличия в Бельгии языковых сообществ. Почти каждая партия существует в двух экземплярах – фламандском и французском, – что вдвое увеличивает число договаривающихся сторон.

Коалиция, сформировавшая действующее федеральное правительство премьер-министра Элио ди Рупо (Elio Di Rupo), состоит из шести партий. В нее входят Социал-демократическая, Либеральная и Христианско-демократическая партии из обоих регионов. Переговоры о формировании кабинета г-на ди Рупо продолжались рекордный срок – 541 день.

Король Альберт сыграл «весомую роль» в этих переговорах, утверждает Маттейс. В своей ежегодной речи на День Бельгии, произнесенной в 2011 году, спустя более 400 дней после выборов, Альберт откровенно высказал возмущение и недовольство ситуацией. De Standaard тогда отметил, что авторитетный король способен выполнять функции посредника.

С другой стороны, по словам Маттейса, влияние Альберта не следовало переоценивать – он долгое время не мог вывести ситуацию из тупика.

Подходящий король?

Филипп больше всего боится, что однажды Бельгия распадется и поэтому «старается наводить мосты между сообществами», пишет в своей книге «Бельгия и ее короли» («België en zijn koningen») историк Марк ван ден Вейнгарт (Mark van den Wijngaert).

Однако маловероятно, что Филипп сможет набрать достаточно авторитета, чтобы всерьез влиять на переговоры о формировании новой коалиции, полагает Мадденс. До выборов осталось всего десять месяцев.

К тому же до сих пор не забылось известное заявление гофмаршала его дяди Германа Либарса (Herman Liebaers), так охарактеризовавшего в 1991 году перспективы Филиппа: «Бедняга, он просто не справится».

Однако, возможно, со временем он сумеет избавиться от своего «тупого и деревянного имиджа», полагает г-жа Докюс из Левена. Она отмечает, что в 1993 году, когда короновался Альберт, многие считали его слишком нервным.

«Сейчас все говорят, что он был замечательным королем. Нужно дать Филиппу шанс».