У подножья Русского Сфинкса (“Svenska Dagbladet”, Швеция, 22.11.2005 )

Для русских, как и всех славян, падение Константинополя в 1453 г., наряду с татаро-монгольским игом и его горькими последствиями, стало почти равносильно концу света. Еще задолго до этих событий ощущались зловещие признаки неминуемо надвигающейся катастрофы. Окончательный смертельный удар пришел от осман с Востока, после того, как крестоносцы с Запада уже подвергли поруганию святыни Гроба Господня. Единственное, что оставалось – это надежда на реванш; Россия упрямо хранила мечту освободить «Цареград» и эту идею удалось реанимировать генералам XVIII века.

Почему же с Византией случилось то, что случилось? Этот вопрос снова и снова возникал в кругах шокированной православной общественности.
«Русский Макиавелли» Иван Пересветов, ответил на этот вопрос по-своему: византийский император не имел достаточно жесткой хватки; правитель может оставаться эффективным только до тех пор, пока может распространять вокруг себя страх - «царство без грозы, что лошадь без узды». Главным кумиром Пересветова был султан Мехмет II, захвативший Константинополь. Русский мыслитель уважал его за то, что тот приказал содрать живьем кожу с нечестных судей.

На самом деле, при ближайшем рассмотрении, под султаном Пересветов подразумевал некоего вполне конкретного князя. Ивана IV можно было бы прозвать «Грозным» лишь за то, что тот находил явное удовольствие в бессмысленном насилии; движимый необузданным садистским импульсом он порой брал на себя обязанности палача. Так, посреди спокойной аудиенции он ударил ножом Ивана Федорова, одного из самых главных противников среди бояр, чтобы затем его и его подручных сослать в солдаты. В то же самое время Иван Грозный был революционером, спасшим Россию от феодальной раздробленности, более того – он заложил основу государства, которое в будущем сумеет противостоять внутренним и внешним врагам. Но это единство было достигнуто ужасно высокой ценой. Если кто и чувствовал бы себя уютно при дворе Ивана IV, то наверняка это был бы Сталин, этот «красный царь». В борьбе Ивана с боярами советский лидер прозорливо разглядел сходство с тем, как он сам всю жизнь преследовал контрреволюционных ренегатов. И для того, и для другого характерна болезненная подозрительность, одна и та же бесконечная череда доносов и казней сопровождала их до самого конца. Тем не менее, Сергей Эйзенштейн попал в немилость Сталину, потому что в фильме об Иване Грозном режиссеру не удалось показать, зачем необходима такая жестокость. Государственному мужу, реально желающему блага собственному народу, по мнению сильного лидера, приходится обагрить свои руки кровью.

Сравнение со сталинским Кремлем и султанским Боспором проводится и в новой книге «Иван Грозный» Изабель де Мадариаги (Yale University Press, 484s). Де Мадариага хорошо известна в первую очередь своими фундаментальными трудами о Екатерине Великой, но в теме об Иване она ищет едва различимый и постоянно ускользающий образ этого человека. Изучать его личность чрезвычайно сложно, в первую очередь потому, что его архив сгорел при пожаре в 1616 году*. Так или иначе, Мадариага приблизила нам его, терпеливо создавая портрет, позволяющий впервые увидеть изнутри подлинную Россию бурного XVI века.

Иван, сын Василия III, родился в 1530 г. Потерял отца в возрасте трех лет. Вдова Василия, Елена, была волевой женщиной, не терпевшей соперников во власти. После её кончины в 1538 г. Иван, в окружении враждебного ему клана Шуйских, ощутил себя всеми оставленным. Чувство одиночества и унижения навсегда омрачило его отношения с боярами. И тем слаще оказалась месть, когда подросток, которому только исполнилось тринадцать, смог приговорить последнего князя Шуйского к смерти, приказав забить его дубиной.

16 января 1547 года прошла устроенная с византийской пышностью торжественная церемония, в ходе которой Иван стал российским царем. В ритуале фигурировал двуглавый орел, символизирующий связь между Москвой и Константинополем. Дед Грозного, Иван III, не случайно женился на родственнице Константина Палеолог, последнего императора Восточной Римской империи. Он, тем самым, подчеркнул свою преемственность с Византией.

Москва как «третий Рим», была доктриной, придуманной примерно в 1516 году монахом Филофеем из Пскова: «Два Рима пали, но третий стоит крепко, а четвертому не бывать». Само название «царь» происходит от «цезарь», а Иван был не против, чтобы в нем видели потомка Августа (можно вспомнить, как он, с высоты родовитости своих предков, надменно относился к отпрыску простолюдина Густаву Вазе).**

Все эти шаги были направлены на усиление позиции Москвы на внешней арене, чтобы в вопросе о древности рода и престиже никакая другая династия в мире не могла соперничать с русской.

Церковь ревностно стала участвовать в усилении царских функций, с другой стороны, ей самой понадобилась помощь Кремля, чтобы задушить растущую еретическую крамолу. Усиливающееся давление и угрозы со стороны властей заставляли клерикалов идти на уступки. У духовенства не было иного выбора, кроме как войти в элиту, обслуживающую двор, и смириться со своим униженным положением. С другой стороны, цари тоже брали на себя большой риск, лишая церковь авторитета, который может очень понадобиться во время революционных преобразований для поддержки пошатнувшегося престижа власти.

Чтобы понять «русского сфинкса» (позаимствуем этот образ из знаменитой поэмы Александра Блока «Скифы»), нельзя не учитывать фактор монголов. Слово «царь» может обозначать как византийского базилевса, так и хана Золотой орды. Монголы – или татары, как их называли русские - начали свое вторжение в 1236-1237 гг. и на 250 лет страна оказалась под их игом.

Как справедливо отметил Тибор Самуэли, «Россия была завоевана дважды, первый раз - монгольской армией и второй - монгольской государственной идеей». Русским князьям требовалась особая доверенность - ярлык на княжение, если они хотели сохранить свои посты. Чтобы получить полномочие на власть, им приходилось каждый год ездить к хану в город Сарай на нижней Волге или в Каракорум в Монголии. Их одевали в монгольские одежды и заставляли пройти между двух горящих костров по направлению к трону. Этот ритуал символизировал полную преданность.
Сарай оказался для русских роковой школой порабощения, прививавшей навыки покорности. Здесь они вступали в мир, где личность лишалась собственных прав и обязательства перед коллективом становились абсолютным приоритетом, заслоняющим всё остальное. Одновременно с этим, борьба за получение ханской милости глубоко развратила русскую знать, победителями в такой конкуренции становились самые беспринципные негодяи.

Будучи выскочками, не гнушавшимися никакими средствами, князья московские не считались с понятиями морали, им всегда удавалось получить право на удельное княжение, так как они всеми правдами и неправдами добивались права собирать налоги от имени хана.

Очевидно, что именно от Чингисхана и его отборного отряда в десять тысяч человек Иван позаимствовал идею опричнины – специальной гвардии, которую можно назвать первой в России политической полицией (или, если угодно, местным аналогом СС). Укутанные в длинные черные плащи, опричники ездили на черных конях, наводя ужас и на бояр, и на жителей деревень.

Они получили приказ подавить Новгород - город, который упрямо придерживался своей финансовой независимости и именно этим угрожал владычеству Москвы. Под личным руководством Ивана устраивались целые оргии из пыток и избиений, тем самым были навсегда пресечены возможности Новгорода стать вольным городом по типу Бремена и Гамбурга.

Иван не был бы Иваном, если не стремился сделать казни как можно более изуверскими. После многочасовых пыток, жертв связывали вместе и топили в реке в прорубях, пробитых опричниками.

Жестокость была неизлечимой чертой характера Ивана, она накладывала отпечаток на весь режим его правления. Его палачи имели широчайший ассортимент способов умерщвления, начиная от сажания на кол и заканчивая вырыванием ребер. Федоров, один из опальных бояр, скончался от поочередного обливания ледяной и кипящей водой.

Тем не менее, де Мадариага бесстрастно констатирует, что та эпоха вообще была пропитана такого рода зверствами. Она ссылается на Иеронима Босха и его садистские фантазии. То, что Западная Европа могла похвастаться достижениями в этой сфере, сотню лет ранее доказал Данте в своей «Божественной комедии». Мучения, описанные в его «Аду», поражали такой изобретательностью, до которой было далеко даже Ивану Грозному.***

У Ивана быстро менялось настроение, такая неустойчивость характера становилась опасной. А когда у его рта появлялась пена, вспышки гнева делались еще более жуткими. Тем не менее, ему тоже было известно чувство отчаяния – после убийства сына он вставал посреди ночи и начинал царапать ногтями стены. Дистанция от пыточной до церковных хоров была самой небольшой - подобное смешение свирепости и благочестия нам известно еще по византийскому двору. Иногда, устав от мирской суеты, он мечтал стать монахом и никакие срочные дела не мешали ему ревностно посещать службы и наслаждаться церковным пением.

Миссия царя, по мнению Ивана Грозного, состояла в том, чтобы привести свой народ к вечному спасению, мир следует очистить от греха, в том числе и каленым железом. Вера в священное предназначение насилия ставит Грозного в один ряд с марксистами Лениным и Сталиным. Все трое с самыми чистыми помыслами переступали через такие банальности, как закон и право.

Однако, на страже интересов государства, как бы упрощенно их Грозный не понимал, он демонстрировал не только мощный аппарат подавления, но и расчетливый ум. На тот момент проблема России заключалась в отсутствии естественных границ, из чего вытекали все её издержки вследствие постоянной нестабильности. Русские степи, впоследствии многократно воспетые, в ту эпоху наводили на людей ужас. В этих страшных краях крымские татары-мусульмане устраивали беспощадную охоту на русских. С точки зрения государств африканского континента, Россия была первостепенной сырьевой базой поставки живого товара для невольничьих рынков Стамбула и Каира и когда африканцы вошли во вкус торговать себе подобными, русский народ ответил почти поголовным и ожесточенным сопротивлением. В этих местах вспыхнула тотальная война. Она была совсем незаметна Западной Европе, еще в полной мере наслаждавшейся негой Ренессанса.

По приказу Ивана IV в Диком поле стали строиться сторожевые заставы, где использовалась система своевременного оповещения о набегах, передававшегося по эстафете. Тем не менее, в 1571 г. татарам всё же удалось пробиться к Москве. Они подожгли город, набатные колокола звонили до тех пор, пока один за другим не попадали с горящих колоколен и не замолчали. Новую попытку захватить Москву крымские татары предприняли на следующий год, но наступление захлебнулось. Никогда после этого столица не подвергалась нападению заклятого южного врага, хотя сам Крым перешел под русское управление только при Екатерине Великой.

Кульминацией деятельности Ивана Грозного стало завоевание Казанского и Астраханского ханств в 1552-1556гг., что дало России прямой выход к Каспийскому морю. Этот район, когда-то принадлежавший Золотой орде, теперь оказался трамплином для броска в Азию.

За спиной Европы, на Востоке, начала формироваться новая супердержава. Ричард Пайпс подсчитал, что в течение 150-летнего периода Россия каждый год увеличивала свои размеры на территорию, соответствующую площади современных Нидерландов. Но и на западном направлении Иван не бездействовал, он никогда не упускал из поля зрения Балтийское море и поэтому взял курс на конфронтацию со Швецией.

Не было в истории ни одного шведского посланника, который бы подвергался таким унижениям как абосский архиепископ Пауль Юустеен, в 1569г. отправленный с миссией в Новгород и Москву.****  

Стокгольму теперь приходилось иметь дело с противником, подобным настоящей амебе - хотя её и можно при большом усилии разделить, однако она сама не упускала шанса заполнить собой пустующее пространство.

Никакой другой царь не оставил настолько глубокого следа в народной памяти, молва о котором передавалась бы из поколения в поколение в преданиях и народных песнях. Фольклор превратил его в полусказочный образ отца, всегда играющего роль заступника простого человека против мира подлых бояр. Его заслуги признает также и сама де Мадариага в эпилоге своей книги, где резюмирует - Россия стала страной, получившей « унифицированное законодательство, валюту, религию, систему мер и весов, язык и единый офицерский корпус».

Однако это были реформы, которые продавливались деспотическими методами. Традиции насилия и жажды власти, заложенные с Ивана Грозного, ложатся тяжелой тенью на последующие поколения русских – и Путин здесь отнюдь не является исключением.

_____
* Возможно здесь опечатка - не 1616, а 1626 г. Скорее всего, имеется в виду самый страшный московский пожар 1626 г., когда столица сгорела полностью вместе с Кремлем и Китай-городом. Во время бедствия было утрачено очень много архивных документов ранее XVII века. Эта потеря настолько ужасающая, что некоторые периоды русской истории можно изучать в основном по воспоминаниям иностранных путешественников и протоколам приемов, которые вели опять же иностранные послы, приезжавшие в Россию. Как не странно звучит, этот пробел в знаниях о средневековой Руси может восполнить сам Иван IV, точнее - его личное подземное книгохранилище. Легендарную библиотеку Ивана Грозного, состоящую из сотен редчайших томов на русском, латинском, греческом, немецком и других языках, активно ищут как минимум 300 лет. Вероятность найти уже минимальна, однако это не останавливает энтузиастов, продолжающих поиски в Москве, Александрове, Вологде и др. городах. Её обнаружение станет сенсацией мирового значения, равносильной открытию Трои или расшифровки письменности майя (прим.пер.)
** Иван Грозный считал ниже своего достоинства даже отвечать на письма шведского короля Густава Вазы, называя того «сыном водовоза» (прим.пер.)
*** Эту фразу можно проиллюстрировать событиями 1572 г., происходивших в разных странах. В этом году Иван Грозный упраздняет опричнину, свернув массовый террор, а почти параллельно с этим, во Франции, достигает апогея борьба двух элит – сторонников двух непримиримых христианских конфессий, и выливается в резню противников католицизма – Варфоломеевскую ночь, когда за сутки в одном Париже было убито минимум 10 тыс. человек. (прим.пер.)
**** Принцип неприкосновенности послов и иностранных купцов на Руси был известен с XI века. Их экстерриториальность соблюдалась даже во времена феодальной раздробленности. Однако происходили и эксцессы. В 1569 г. в Москве был жестоко избит, подвергнут пыткам и посажен на три года в тюрьму шведский посол Пауль Юустеен.(прим.пер.)     

Рейтинг публикации:

7

Комментарии (9) | Распечатать

Добавить новость в: