Жижек: Фильм «Цель номер один» – подарок Голливуда американским властям
Многие отмечают, что фильм Катрин Бигелоу легитимизирует пытки. Почему такой фильм стал возможен именно сейчас?
(Кадр из фильма "Цель номер один")
В своем письме в газету «ЭлЭй Таймс» Катрин Бигелоу оправдала сцены, показывающие пытки, применявшиеся правительственными агентами с целью поймать и убить Осаму Бин Ладена: «Те из нас, кто работает в искусстве, знают, что показать не значит оправдать. Если бы это было так, то ни один из художников не стал бы изображать античеловеческие деяния, ни один писатель не написал бы о них, ни один режиссер не стал бы копаться в противоречивых вопросах нашего времени».
Неужели? При оценке необходимости борьбы с террористическими атаками не нужно быть моралистом или наивным, чтобы понять, что пытки человека являются настолько разрушающим деянием, что их нейтральное изображение означает нейтрализацию их пагубного воздействия, то есть, по сути, оправдывает их.
Представьте себе документальный фильм, где были бы нейтрально показаны кадры Холокоста, в которых это явление спокойно представлено как большая индустриально-логистическая операция, а внимание зрителя фокусируется на сопряженных технических проблемах (транспортировка, утилизация тел, предотвращение паники среди заключенных, которых готовят к отправке в газовую камеру). Такой фильм стал бы воплощением глубокого аморального восхищения предметом изображения, или, возможно, стремился бы через непристойную нейтральность повествования посеять смятение и ужас в зрителях. Что бы Бигелоу сказала на это?
Без тени сомнений она выступает за нормализацию пыток. Когда Майя, героиня фильма, впервые становится свидетелем пытки утоплением (waterboarding), она испытывает небольшой шок, но потом быстро входит во вкус. Позднее она холодным тоном шантажирует высокопоставленного арабского заключенного: «Если ты не расскажешь все нам, мы отправим тебя в Израиль». Ее фанатичное преследование Бин Ладена позволяет нейтрализовать возникающие вопросы морали. Еще более зловещим выглядит ее партнер – молодой, бородатый агент ЦРУ, который в совершенстве овладел способностью ловко переходить от пыток к дружелюбию по отношению к сломанной жертве (зажигая ей сигарету и делясь шутками). Что-то очень глубоко тревожное есть в том, как он впоследствии из пытателя в джинсах превращается в хорошо одетого бюрократа в Вашингтоне. Это нормализация в ее наиболее откровенной и действенной форме – есть ощущение неловкости, больше чувственной, чем этической, но эту грязную работу надо кому-то делать. Эта осведомленность о задетых чувствах пытателя как (основной) человеческой цены содеянных пыток доказывает, что этот фильм не просто дешевая правая пропаганда. Психологические противоречия показаны так, что даже либералы смогут получить удовольствие от просмотра фильма без ощущения вины. Вот почему фильм «Цель номер один» гораздо хуже, чем сериал «24 часа», в конце которого в сознании главного героя Джека Бауэра происходит перелом.
Дискуссия о том, является ли утопление пыткой должна быть отброшена как совершенный нонсенс. Зачем тогда оно применяется к подозреваемым в терроризме, которых нужно разговорить, если не для того, чтобы заставить человека ощутить боль и страх смерти? Замена слова «пытки» эвфемизмом «расширенные техники допроса» является продолжением политкорректной логики: жестокое насилие, практикуемое государством, становится приемлемым только при условии изменения языка.
Самое неприличное оправдание фильма состоит в том, что Бигелоу отвергает дешевый морализм и честно показывает реальное анти-террористической борьбы, она-де поднимает неоднозначные вопросы, чтобы заставить нас задуматься (к тому же, некоторые критики усмотрели «деконструкцию» женственных стереотипов – героиня Майя не испытывает никакой сентиментальности, вместо этого она демонстрирует мужественную жесткость и целеустремленность). Но там, где речь идет о пытках нет места «рассуждениям». Навязывается параллель с изнасилованием: что, если фильм нейтрально покажет медленное и жестокое изнасилование, а его автор заявит, что хотел бы отбросить дешевый морализм и предлагает подойти к этому вопросу с разных сторон? Наши чувства подсказывают нам, что здесь имеет место чудовищное искажение. Я хотел бы жить в обществе, где изнасилование просто считается неприемлемым, а любой, кто попытается это оспорить, предстанет эксцентричным идиотом. Я не хотел бы жить в обществе, где мне предлагают об этом поспорить. То же самое и в отношении пыток: показателем морального прогресса является то, что пытки отвергаются даже теоретически, без необходимости это доказывать.
А что касается «реалистичного» аргумента, что пытки всегда существовали, поэтому почему бы нам открыто о них не поговорить, то в этом-то как раз и состоит основная проблема. Если пытки были всегда, то почему власти только теперь пытаются с нами открыто об этом поговорить? Существует единственный ответ на этот вопрос: они хотят нормализовать эту практику, снизить наши моральные стандарты.
Пытки спасают жизни? Возможно, но они определенно губят души, и их самое непристойное обоснование состоит в том, что настоящий герой готов пожертвовать своей душой, чтобы спасти жизни своих соотечественников. Нормализация пыток в фильме «Цель номер один» является знаком морального вакуума, к которому мы постепенно приближаемся. Если у вас на этот счет остались какие-либо сомнения, попробуйте вспомнить какой-нибудь из известных голливудских фильмов за последние 20 лет, где бы пытки показывались в похожем ключе. Это просто немыслимо.
Перевод с английского. Оригинал статьи http://www.guardian.co.uk/commentisfree/2013/jan/25/zero-dark-thirty-normalises-torture-unjustifiable?
Источник: miol.
Рейтинг публикации:
|
