 Фото редакции: Кай Элерс
О персоне: Кай Элерс — политолог, специализирующийся на изучении преобразований на постсоветском пространстве и их последствий. Помимо многочисленных репортажей в эфире немецкоязычных радиостанций и статей в прессе, он стал автором нескольких книг, посвященных этой тематике. Он — автор, пишущий для «Евразийского журнала» с момента его основания. Кроме этого, Кай Элерс возглавляет объединение «Новостройка», выступающее за диалог между Востоком и Западом, самоорганизацию и взаимное преобразование в ходе межкультурного обмена.
В рамках круглого стола, не так давно организованного всегерманским «общественным» телеканалом «Первый», часто слышались призывы вновь заняться выращиванием картофеля на частных участках. Некоторые участники говорили об этом как о проверенном средстве, способном улучшить ситуацию и облегчить для граждан последствия мирового финансового кризиса. Как на сегодняшний день обстоит с этим дело в России — классическом примере страны, где действует самоснабжение? В течение нескольких последних лет подобная практика как образ жизни и хозяйствования идет там на убыль. Нельзя ли рассматривать это как проявление «смуты», упадка и дезорганизации, которые Вы в Вашей новой книге «Россия — биение сердца мировой державы» называете центральной проблемой России?
Нет, упадок таких классических форм самоснабжения не является проявлением смуты. Но, если упадок, действительно, имеет место, то это результат развернувшейся в ходе перестройки и, в еще большей степени — после развала Советского Союза, при президенте Ельцине, приватизации. Однако хотел бы сразу пояснить: в своей книге я говорю не просто о самоснабжении, а об «общинно-коллективном» самоснабжении, самообеспечении общества за счет самостоятельного внутреннего производства продуктов для собственного же потребления. Это, во-первых, то, что в русском языке обозначается термином «семейное приусадебное хозяйство», а, во-вторых, коллективное хозяйствование на местном и региональном уровне. При этом я не говорю о самоснабжении, включая упомянутое мной коллективное «общинное» самообеспечение и производство отечественных товаров, как о защите от последствий мирового финансового кризиса. Во избежание неверных трактовок и упрощений, я снова и снова подчеркиваю, что речь идет о симбиозе традиционной ориентации общества на самообеспечение с опорой на коллективные формы хозяйствования и собственную индустриальную базу, в сочетании с международным промышленным и продовольственным товарообменом.
Попытка бороться со смутой путем капитализации
Это мы выяснили. А как обстоят дела с «общинно-коллективным» самообеспечением и его симбиозом с промышленным производством в России?
Теперь, разъяснив общие принципы, я могу ответить на ваш вопрос. Да, эта комбинация, характеризовавшая экономическое устройство России и Советского Союза, была в ходе преобразований, начавшихся в конце 80-х годов, и в особенности, в ходе проведённой Ельциным «шоковой терапии», объявлена неэффективной и чуть ли не главной причиной отсталости страны. По ней был нанесен удар. Сейчас она снова атакуется модернизационными толчками, предпринимаемыми тандемом Медведев-Путин. Однако это, как раз, является НЕ проявлением «смуты», а результатом попыток бороться с ней по рецептам капитализации.
Во многих главах Вашей книги «самообеспечение» предстает в роли основополагающего элемента российской экономики, образа жизни и даже государственной организации России, страны между Европой и Азией. Почему, как Вы думаете, именно в огромном российском государстве этот способ ведения хозяйства играет столь важную роль?
Россия выбрала иной путь развития, чем Европа. В особенности — Западная Европа. Основанные на коллективной собственности формы общественного самообеспечения, в упомянутом мной значении «самодостаточной коллективистской общины», на Западе шаг за шагом сменялись частной формой собственности и производства. В России же коллективная форма производства и существования в ходе истории стала основой жизни, стабилизирующим элементом общества и государства. Это началось с сельскохозяйственных общин, крестьянских хозяйств, основанных на общинном землевладении и землепользовании, и закончилось тем, что революция большевиков возвела эту традицию в ранг общегосударственной. Истоки такого совершенно отличного развития России, несомненно, следует искать в возникновении Московии, Московского княжества как административного центра постепенно расширявшегося во всех направлениях пространства. Или, если посмотреть на это с другой стороны, центром, которому со всех сторон грозили неизведанные, непредсказуемые опасности.
Геосоциальная структура евразийского пространства
К чему это привело?
Это позволило возникнуть такой организации евразийского пространства, при которой самоуправляемые крестьянские общины, тесно сплотились вокруг административного центра в Москве. В свое время, Маркс и Энгельс говорили, не вдаваясь при этом в детальный анализ, об «азиатском способе производства» (на примере Индии). Его суть они видели в централизованном бюрократическом управлении децентрализованным сообществом сельских общин. В этой структуре не возникает никаких импульсов к развитию частной собственности: каждая отдельная деревня была организована как общинное «кооперативное» хозяйство, в своей совокупности же они были коллективной собственностью монарха, церкви или их представителей. Перед Октябрьской революцией на юге России и в Сибири существовали и другие деревни, организованные по принципу частной собственности. Однако в результате большевистской революции коллективная форма собственности стала общей моделью общества.
Вы даже полагаете, что на основе этого образа жизни в России могут сложиться качественно новые отношения между обществом и индивидуумом, способные распространиться за пределами страны и сыграть важную роль для всего евразийского континента. Благодаря чему?
Благодаря тому обстоятельству, что не частная, а именно коллективная, изначально общинная, собственность стала основой советского общества, в нем возникла система связанных между собой местных или региональных субъектов хозяйствования: отдельные деревни или небольшое количество поселений, совместно ведущих хозяйственную деятельность, большая часть результатов труда которых производилась для собственного потребления или натурального обмена. Из этой системы возникла глубоко укоренившаяся в народе социальная и культурная практика, а также менталитет, для которого деньги не все. На основе такой общинной системы ценностей развилась мораль, ставившая взаимопомощь в обозримых рамках собственного коллектива выше измеряемого в деньгах индивидуального богатства. Более того, на богатых смотрели с подозрением, как на людей, обогатившихся за счет общины, или как на помещиков, живущих за счет крестьянского труда. Большевистская революция стала возможной в России потому, что она смогла опереться на эту мораль.
«Механический перенос капитализма на русскую почву невозможен»
Но это было довольно давно. Насколько все это актуально?
Капитализм западного типа, который стали насаждать в ходе перестройки, до сих пор встречает на своем пути преграды, как в виде реально существующих коллективно-хозяйственных и инфраструктурно вписанных в российскую действительность форм общественной организации, так и в виде уже описанной мной культуры, в рамках которой деньги — не главное. Учитывая данное наследство, капитализм западного типа, т.е. вид общественного развития, главным принципом которого является приумножение капитала, как концепция для ремонта бывшей системы «реального социализма» не применим. То есть механически перенести капитализм на русскую почву невозможно. То, что возникло в результате подобной попытки, предпринятой в конце 80-х годов, представляет собой культуру смешанного типа, гибрид, который уже перестал быть «реальным социализмом», но и не стал капитализмом. Сейчас, в условиях финансового кризиса, который по сути своей — кризис капиталистический, это обстоятельство становится еще более очевидным, чем всего несколько лет назад, когда Запад еще грелся в лучах мнимой победы над социализмом. Короче говоря, в России возникает нечто, выходящее за рамки как «реального социализма», так и современного капитализма западного типа. В условиях всеобщего кризиса я вижу шанс на объединение элементов прежнего российского развития и западного капитализма в нечто новое, в некий симбиоз международного экспортно-импортного промышленного товарообмена и коллективистского «общинного» самообеспечения, включающего промышленное производство отечественных товаров для собственного внутреннего потребления.
«Евразия немыслима без России»
Под «смутой» Вы понимаете не только времена беспорядков в России, но и, в конечном счете, кризис всей Евразии, распад евразийских взаимосвязей. Что Вы имеете в виду?
Чтобы проиллюстрировать роль Москвы в евразийском пространстве, я выбрал в книге образ колеса, своей ступицей соединяющего отдельные спицы. Если ступица перестает крутиться, ее заклинило, она проржавела или каким-либо другим образом вышла из строя, то останавливается все колесо. В самом крайнем случае, спицы просто болтаются в воздухе, а обод отлетел или развалился. Я не слишком люблю Збигнева Бжезинского, бывшего в свое время главным стратегом США, но когда он в своей книге «Великая шахматная доска» говорит о появлении «черной дыры» на территории Евразии после распада СССР, то он попадает в самое яблочко: Евразия без России немыслима. Россия может быть организована иначе, она может быть больше или меньше по размеру, она может называться Россия или как-то по-другому — все равно это не меняет той роли, которую она выполняет, роли соединительной скобы, связующей скрепы, моста между Азией и Европой. Сегодня она — интеграционный узел, соединяющий пространства Востока и Запада, Севера и Юга Евразии. И то, что Россия расположилась на этом пространстве, вовсе не случайность. Исторически функция Московского царства, а позже России, объединявшей Восток и Запад, складывалась естественным образом и довольно органично. Отправной точкой был рост Московского княжества на пространстве между Ордой, Монгольской империей и остатками не завоеванной монголами Европы, а итогом стала Россия - мировая держава на стыке Азии и Европы. Если эта держава распадется, то распадется на части и Евразия. Свято место долго пустовать не будет (опять же, см. Бжезинского), и довольно быстро найдется другая держава, которая захочет и даже будет обязана занять место России, чтобы придать связность хаотическим отношениям на евразийского пространстве. Это вовсе не речь в защиту авторитарной России. Совсем не обязательно, чтобы ступица была сделана из железа, для этого годится и более современный материал.
«Путину удалось заставить правящий класс взять на себя минимум социальной ответственности»
Вы постарались пройти лабиринтами российских преобразований. На каком этапе находится сегодняшняя Россия?
Трудный вопрос! Используя этот образ, можно сказать, что Россия вышла из лабиринта, пройдя путь трансформации. После ликвидации советского консенсуса Горбачёвым и Ельциным, Путин установил для России минимальный государственный консенсус, в котором новые правящие силы страны сошлись в едином мнении, что сохранить Россию необходимо. Новый правящий класс - это очень разные фракции: по большей части это олигархи с завязанной на них бывшей теневой экономикой, но и региональные «царьки», различные группировки в спецслужбах, прозападная часть общества, т.е. либералы и их клиентура. Благодаря нефтяному буму Путину удалось стабилизировать страну экономически и добиться от правящего класса минимальной социальной ответственности, т.е. обеспечить уплату налогов, выплату зарплат, пенсий, возобновление выплаты хоть каких-то социальных пособий и т.д. Сделал он это для того, чтобы восстановить в стране социальное согласие или точнее — социальное спокойствие.
Если это всё, чего ему удалось добиться, то едва ли этого будет достаточно для того, чтобы сформировать из России процветающую мировую державу. Не использовал ли Путин другие шансы, кроме тех, что выпали ему по милости нефтяного бума?
Да, конечно. Он форсировал дальнейшую приватизацию производства. Второй виток приватизации, а именно приватизацию сектора общественного воспроизводства — коммунальных и социальных учреждений и услуг — в 2005 году он провести не смог. Ему пришлось это на время отложить по истечении второго срока своих полномочий. Медведев стоит перед задачей продолжить политику Путина и в то же время, помимо восстановления минимальных государственных структур, достичь новых форм экономического и общественного взаимодействия. В особенности предпринять неоднократно проваливавшуюся попытку создать жизнеспособный средний класс. Финансовый кризис мешает ему в этом, наглядно доказывая подвластность экономики и жизни финансовым спекуляциям, но одновременно и укрепляя те силы в России, которые опираются на формы коллективного самообеспечения, исторически складывавшиеся как «общинные», и на внутреннее производство. Вопрос о том, решиться ли российское правительство сделать ставку на описанный мной симбиоз международного промышленного производства и товарообмена и традиционного коллективного самообеспечения, включающего самостоятельное внутреннее хозяйствование и обращение к ресурсам собственной индустриальной базы, остаётся открытым. Снизу, в народе, это происходит спонтанно, хотя бы уже в силу элементарного желания обезопасить себя от непредсказуемых рисков и возможных будущих кризисов.
Ефим Бершин, с которым Вы вели переписку и беседы, назвал президенство Путина «удавшейся революцией». Что бы Вы выделили в качестве основных элементов этого революционного преобразования?
«Путинский национализм носит чисто реставрационный, прагматичный, никоим образом не программный характер»
Прежде всего, я хотел бы пояснить следующее: мы говорим в книге о типичной для России революции сверху и приходим к выводу, что революции снизу, как ни странно, не происходит. Что же касается революции сверху, то, как я уже говорил, главным здесь было обещание Путина восстановить государство, чем он и занимается, шаг за шагом, совершенно непритязательно и прагматично. И еще раз: он позаботился о том, чтобы предприниматели и государство снова стали платить налоги и зарплату, а общий уровень жизни, несмотря на все подорожания, медленно, но верно повышался для большинства населения. Вдобавок он покончил с коррупцией ельцинской «семьи». Он остановил разбазаривание ресурсов, газа и нефти. Он реформировал «Газпром», превратив его из «магазина самообслуживания», чем его считали во времена Ельцина в народе, в инструмент правительства. Он остановил дальнейшую приватизацию нефтяных ресурсов, помешав Михаилу Ходорковскому продать свой «ЮКОС» американской фирме «Тексако». С опорой на «Газпром» он провалил попытку «атлантического альянса» — США и Евросоюза, отрезать Россию от ее традиционных путей транспортировки нефти и газа. И последнее по счету, но не по значимости — он предотвратил отделение Чечни. Он сделал это жестоко, но заметно оздоровил одну из наиболее болезненных проблем общества, досаждавшую людям. Вводом войск в Чечню Путин продемонстрировал, что он не собирается мириться с дальнейшим распадом страны. И тем самым, нашел отклик в сердцах большинства российского населения, которое из-за распада СССР и нашествия толп иностранных советников с каждым годом чувствовало себя все более униженным. Другими словами: Путин вернул уважение к России, а с ним и самоуважение простым людям, включая и его националистические оттенки. Но называть это национализмом — просто нелепо. Путинский национализм носит чисто реставрационный, прагматичный, никоим образом не программный характер.
Россия в современной истории довольно долго была объектом западной политики и интересов. Во времена Ельцина американские лоббисты, можно сказать, находились у рычагов управления российским государством и его политикой, организовывали избирательные президентские кампании и обесценивание рубля. Это все уже преодолено и осталось в прошлом?
И да, и нет. Признаюсь: это типично русский ответ. С одной стороны, выступление Путина в 2007 году на мюнхенской конференции НАТО по безопасности отчетливо показало, что Россия готова выйти из-под установленной в результате перестройки опеки со стороны США и Евросоюза. Своим участием в грузинской войне 2008 года тандем Медведев-Путин недвусмысленно продемонстрировал, что Россия не потерпит дальнейшего окружения со стороны НАТО, США и ЕС. Министр иностранных дел Лавров заявил, что страна в настоящее время не только желает, но уже и обладает возможностями проведения в жизнь такой политики. Благодаря проектам газопроводов «Северный поток» и «Южный поток», которые были инициированы не только совместно с итальянским концерном ENI, но в которые активно включились и страны юго-восточной Европы, а также Австрия, Россия при посредничестве «Газпрома» торпедировала недвусмысленную политику создания «транспортных коридоров» в обход своей территории, с помощью которых атлантические державы пытались вытеснить Россию с международного рынка нефти и газа. В общем и целом, накануне финансового кризиса Россия снова уверенно стояла на ногах. С другой стороны, кризис выявил и то, что новая мощь страны существенным образом основывается на продаже сырьевых ресурсов, в то время как технику и новейшие технологии приходится закупать за рубежом. Тот факт, что Россия снова сама распоряжается своими ресурсами, уже, как было сказано, шаг на пути к восстановлению былой мощи, но одновременно и признак сильной зависимости. С другой стороны, эта зависимость, в общем-то, не сильнее зависимости Евросоюза от российских поставок. В этом отношении обоюдная зависимость представляет собой скорее основу для двухсторонней кооперации, чем для одностороннего воздействия Запада на Россию.
Станет ли Россия просто еще одним капиталистическим колоссом среди других капиталистических колоссов?
Держа руку на пульсе путинской России, ощущаете ли Вы снова биение сердца этой мировой державы?
Да, несомненно! Причем это сердцебиение, прошу заметить, выражает куда больше, чем просто новые властные проявления. В книге «Биение сердца мировой державы» я совместно с моим собеседником Ефимом Бершиным постарался выявить историческую «кардиограмму» России: распад, хаос, упадок, одним словом — Смута, и новый подъем к новому величию и новому самопониманию, затем снова хаос и опять новый рывок — вот характерные периоды развития России вплоть до наших дней. Что будет после Путина? Это вопрос. Станет ли Россия просто еще одним капиталистическим колоссом среди других капиталистических колоссов? Или ее временное выздоровление сможет породить новое самопонимание? Уже хотя бы потому, что простое заимствование прежней философии роста, этого «символа веры» капиталистического мира, не имеет никаких перспектив. Не говоря уже о потенциале развития, заключенном в исторической традиции коллективных форм собственности, ориентированной на конкретное производство на местах. Вот тот пульс, о котором сегодня идет речь.
В своей книге Вы говорите также и о «глобальной Смуте», когда, к примеру, все больше людей теряет свои рабочие места в сфере наемного труда. Может ли стать выходом из этой ситуации русский тип самообеспечения и «общинного» коллективизма?
Сегодняшнее промышленное производство с его автоматизацией и роботизацией требует все более интенсивного использования персонала, с другой стороны, оно все больше сокращает сферу физического труда. Одновременно население планеты растет по экспоненте. Проистекающая из этого ситуация очевидна: все больше людей исключаются из процесса производства. Это значит, что при сохранении существующей организации общества, при которой работа является синонимом работы по найму, они лишаются заработка и пропитания, и при растущих возможностях промышленного производства обрекаются на нищету и даже голод.
«Все большее освобождение человека от тягот физического труда предоставляет огромный шанс»
И что этим людям делать?
Все большее освобождение человека от тягот физического труда предоставляет огромный шанс на привлечение высвобождающихся сил к достижению иных социальных, этических, творческих, обще-моральных и культурных целей. Если общество организует работу иначе, то это вполне возможно. То есть, если оно с одной стороны ограничит интенсификацию труда путем сокращения человеческого участия до необходимого уровня, а с другой создаст предпосылки для того, чтобы высвобождаемые силы могли развиваться благодаря непосредственной творческой деятельности в своей собственной сфере применения, а также, в социальной и культурной сферах. Весьма интересные условия для такой организации труда предоставляет родившийся в ходе российских преобразований симбиоз традиционного коллективного самообеспечения общества, с опорой как на собственную индустриальную базу, так и на возможности международного промышленного товарообмена. В этих условиях вполне могут возникнуть импульсы будущего развития. В условиях мирового кризиса я считаю пристальное наблюдение за этим гибридом жизненно важным.
«Россия — это, безусловно, модель»
«Россия — модель мира?», — так ставите Вы достаточно провокационный вопрос в последней части своей книги. Может быть, этими мыслями успели проникнуться упомянутые в начале нашей беседы участники дискуссии в передаче «Ночное кафе», пропагандирующие разведение картофеля. Вы действительно считаете описанную российскую модель перспективной?
Все вышесказанное уже почти содержит в себе ответ на этот вопрос. Хотелось бы лишь добавить, что российское развитие в конечном итоге — лишь поучительный пример. Надо признаться: чрезвычайно поучительный, учитывая, что Россия, пошедшая по этому пути развития дальше других, теперь возвращается из последней великой утопии, созданной человечеством, и что закончилось все это для нее намного плачевней, чем для всех остальных. Поэтому на примере России острее всего заметно отсутствие внятного ответа на крушение утопии о лучшей жизни. Зато, вместо этого есть много моделей сосуществования индивида и общества, отличных от тех, которые до сих пор практиковались при социализме и капитализме. Россия, в той мере, в которой она реализует симбиоз промышленной модернизации и собственного внутреннего производства, нацеленного на самообеспечение, динамичного индивидуального развития и глубокого коллективистского единения, позволяет различить элементы, из которых может возникнуть подобное сочетание. Это не какой-то исключительный российский путь. Россия лишь его пример. Может быть ей самой сперва придется пройти обходными путями сверхиндивидуализации. Но пристально вглядываясь в социальное устройство России можно, однако, так или иначе, понять, как интенсивное производство и традиционная ориентированность на самообеспечение могут взаимодополнять друг друга. В этом отношении Россия — это, безусловно, модель.
Господин Элерс, большое спасибо за эту беседу.
Источник: inoforum.ru.
Рейтинг публикации:
|
