Перевод с немецкого
01.09.2012 г.
ГДР был детищем этого Советского Союза и потому потерпел крах вместе с ним, вместе со своими доморощенными проблемами. На берлинской галерее Eastside-Gallery в октябре 2010 г.
фото AP
Интервью Роберта Алертца
Бруно Малов 75 лет, сын коммуниста-эмигранта, родился в Москве, приехал в Германию в возрасте 10 лет. После окончания школы и учебы в Московском институте международных отношений (ИМО) поступил на дипломатическую службу в Берлин в Отдел Международных отношений ЦК СЕПГ, став впоследствии его руководителем. Малов, отец четырех дочерей, входит в состав совета старейшин Левой партии.
- Среди некоторых детей эмигрантов, уехавших в прошлом в Советский Союз, вошло в моду на страницах печати отрекаться от своего прошлого, заниматься публицистическим отцеубийством. Им гарантирован оглушительный успех на страницах буржуазной печати…
Разумеется, я не принадлежу к фракции Руге и Либманна. Мои воспоминания о Советском Союзе, о моем отце и его изгнании из страны свободны от любого желания свести счеты с кем бы то ни было – я сам родился в Москве, потом прожил с родителями в Астрахани и несколько лет в Узбекистане.
- Пожалуйста, расскажите о вашем отце. Кроме того факта, что вы носите его имя, о нем мало что известно.
Его звали, как и меня - Бруно, это верно. И, чтобы избежать путаницы, в Советском Союзе меня звали Бруно Брунович Малов. Некоторые до сих пор меня так называют. Отец был в «Союзе Спартака» и в Коммунистической Партии Германии, членом окружного управления района Берлин-Бранденбург. Он представлял партию в окружном парламенте района Берлин-Кройцберг, а с 1924 по 1933 гг. - членом профсоюзного отдела ЦК КПГ, с1930 г. - вступил в Государственное руководство (Революционную профсоюзную оппозицию), в частности от полиграфистов, и, наконец, став опытным типографом, работал в издательстве «Бюксенштайн». Он был очень известным профсоюзным функционером того времени. В1933 г. его разыскивало гестапо. Он залег на дно, некоторое время прятался на еврейских кладбищах Берлина и через прозрачную границу с помощью немецких и чешских товарищей переехал в Прагу.
- У него была семья?
Да, конечно. Мать – она перебивалась случайными заработками и моя сестра Хедвиг,1925 г.р., которые поехали вместе ним. Мать фашисты арестовали, но потом отпустили, потому что у неё была желтуха. Они обе выехали из Германии с помощью товарищей.
- С побегом вашего отца началась эта драма.
Да, можно так сказать. В погранзоне он упал и серьезно повредил позвоночник, так что его пришлось в Праге отправить в больницу. Поскольку даже в госпитале рыскали агенты гестапо, немецкие друзья и чешский товарищ по имени Копта вывезли его оттуда и подготовили выезд в Советский Союз. Нельзя было просто эмигрировать. Требовались решение и документ. Документы подписал Фритц Хеккерт, представитель КПГ в исполнительном комитете Коминтерна и которого нацисты лишили гражданства. В Москве отец стал ответственным секретарем Международной комиссии рабочих Полиграфического института при Профинтерне (Красный профсоюзный интернационал RGI) и работал в профсоюзном отделе Исполкома Коминтерна.
- Кажется, в 1937 году в ходе партийной чистки он попал в «Чека», не так ли?
Я знаю об этом по рассказам других и из более поздних публикаций. Так вот, согласно ним отца арестовали в1937 г., и потом, из-за травмы спины его парализовало, по этой причине он не попал в лагерь. С тех пор он оказался прикован к кровати. Я знал своего отца до начала 1950-х гг. только лежащим в постели.
- Ваш отец из-за этой парализации стал инвалидом. На этом его политическая деятельность закончилась?
- Ни в коем случае. До сих пор я вижу, как он лежа диктовал тексты для листовок и других антифашистских изданий. И теперь я подхожу к моменту, который, возможно спровоцировал ваш первоначальный вопрос. Этот человек, мой отец, был сильно побит жизнью, имелись все причины, чтобы жаловаться на судьбу – но, тем не менее, он, до конца своих дней в 1964 году был прикован к постели и инвалидной коляске. После нападения Гитлера на СССР, как и все другие немцы, он, инвалид, вынужден был уехать из Москвы. Проехав множество станций мы, в конце концов, поселились в Ташкенте, где в 1944 году я пошел в школу и стал октябренком. Подобные условия даже для здоровых людей очень суровые. Но отец всё это вытерпел. Он оставался верен своим убеждениям, никогда не показывал слабости, продолжая быть закоренелым оптимистом. Прежде всего, он сохранил внутри себя свой безграничный юмор. Его веселость «светила нам в окружавшей нас мрачной атмосфере» - так написала о нем Инге фон Вангенхайм в своей книге «В чистом поле». В этом отношении он был для меня примером. Позже в моей жизни несколько раз возникали периоды, когда я опускал руки и чувствовал, что скоро впаду в отчаяние. Но я вспоминал о той силе, которая была у отца, это помогало, как помогает до сих пор.
- Понятно, это называется духовная сила, воля к жизни, совсем не связанная с политическими убеждениями.
Эти понятия я бы не отделял друг от друга. Стойкость и моральные качества в определенной мере коренятся в политических убеждениях.
- Но ведь он несколько раз переживал жизненные потрясения, хотя и был коммунистом.
И да и нет. Разумеется, нас глубоко потряс XX съезд КПСС, а также этот договор с гитлеровской Германией, который, конечно, позволял выиграть время, однако, в своем секретном дополнении противоречил нормам международного права. Один из выводов отца звучал так: Парень, в партии никогда не проявляй преданность к кому бы то ни было, служи делу! Нужно, гласит его заповедь, всегда абстрагироваться, никогда не связывать идеалы и страсти с конкретным человеком. Ни у одного партийного руководителя нет качеств Мессии, это всё люди из плоти и крови, со своими сильными и слабыми качествами.
- Это также относилось и к Сталину?
Разумеется. Вальтер Рунге в своей книге «Ледоход на Енисее» писал, что само преступление Сталина заключалось в том, что он предал поруганию великую идею освобождения труда. Все другие злоупотребления, которые сегодня ассоциируются со «сталинизмом», кстати, этот убойный термин антикоммунистов и антисоветчиков я не использую - являются плодом той эпохи, а не социалистических идей и принципов. По этому поводу вы можете прочитать в моей книге.
Знаете, в наши дни Путин упоминается в роли Сталина, я тоже постоянно сравниваю его со Сталиным и даже полностью приравниваю к нему. В своей книге я цитирую Бориса М., моего русского друга, бывшего дипломата высокого ранга. Он не говорит, плох или хорош Путин как президент, но, по его словам, в наше время нет другого лидера в Москве с таким большим авторитетом как у него. Борис полагает, что Путин сохранил единство России и до сих пор успешно предотвращает мечту ЦРУ расколоть страну на «княжества», с которыми Западу будет легче вести дела. Это объясняет, почему Запад сегодня сохраняет на повестке дня проблему Путина, хотя его первоначально называли «демократом чистой воды». Москва, как и Пекин, подвергается нападкам. Как великие державы Россия и Китай являются препятствиями в глобальной империалистической политике. Они вмешиваются в её сферу влияния и, в том числе, своими вето в ООН.
- А Сталин?
Он объединил страну, советский народ в борьбе против империалистических оккупантов. И таким останется. И именно поэтому из него делают парию и требуют выкинуть из истории России. Причем сегодня они делают это даже еще яростнее, чем после 1956 года.
- Ваша семья в 1947 г. вернулась в Берлин, в чужую тогда для вас страну. Вы знали немецкий язык?
Бруно Малов
Фото Франко Шумана
В то время моей родиной был Советский Союз. Однако я вырос и воспитывался в двуязычной среде, в школе и во дворе меня называли «фрицем». Особенно это было нелегко во время войны, меня били, я ходил весь в слезах. Потом всё повторилось во время учебы, теперь уже в Берлине - там я был «Иваном». Но, тем не менее, в Узбекистане, когда мы играли в войнушку, мне разрешали «воевать» на стороне партизан.
Да, привыкать к жизни в Германии мне было сложно, но мне повезло познакомиться в Советском Союзе с немецкими друзьями. Например, с Вильгельмом Пиком, который пришел к нам в гости на Валльштрассе сразу после нашего приезда. У меня есть письма из переписки моего отца с Пиком и другими товарищами. Я помню один ожесточенный спор, скажем так, который произошел в Москве. Пик сказал: «Бруно не надо платить партийные взносы, он инвалид и у него мало денег». И тогда отец возмущенно спросил, что, мол, теперь он не полноценный член партии? Пик ничего не смог возразить. Так мой отец выплачивал всю сумму в партийную кассу.
В Ташкенте мы были вместе с Карлом Полаком, евреем, который, сразу после получения докторской степени эмигрировал в Советский Союз. Он стал одним из отцов проекта конституции, опубликованного СЕПГ в1946 г. для обсуждения всей Германией, а с1949 г. воплотившийся в первую конституцию ГДР. В том году Полак был профессором Лейпцигского университета на кафедре Государственного и международного права. После образования Государственного Совета, он вошел в состав этого правительственного органа, где проработал до самой смерти в1963 г.
Или я вспоминаю Габриелу Хэниш, которая впоследствии вышла замуж в ГДР, стала госпожой Штаммбергер и работала лектором в издательстве «Дитц». В1932 г. она приехала в Москву вместе со своим мужем Вальтером и работала в Институте Маркса-Энгельса. Хэниша арестовали и расстреляли в1938 г. как «шпиона», а в 1941 году ей, с двумя детьми и другими попутчиками, пришлось, как и нам, уехать в Узбекистан. Там сначала умерли её сыновья, а в1945 г. и её партнер. Она работала учителем в Узбекистане до1954 г. Также мы дружили с Густавом и Инге фон Вангенхайм.
- Трудные судьбы, забытые жизненные истории. И ваша собственная биография также не менее впечатляюща и интересна. В июле, на ваше 75-летие вышел ваш сборник «Мы вросли в историю и поэтому несем ответственность. Тексты с 2004 по 2012 гг.» В аннотации от издательства говорится, что это ваша первая книга. Почему нет ваших мемуаров?
Я считаю, что не подхожу для мемуаров, которые бы иссушили меня. Я остаюсь в том времени, в котором живу, и изучаю накопленный опыт. Я постоянно пишу статьи, делаю доклады, сочиняю речи, составляю аналитические записки. Так что от меня может быть определенная польза для понимания сегодняшних событий, которые я черпаю из пережитого опыта. Однако, я был бы не против, если бы кто-нибудь мне помог с мемуарами.
- Вы ведь были, например, переводчиком на Советско-германских встречах в верхах, а также присутствовали на встречах Хонеккера и Брежнева в Крыму.
И каждый раз я после этого заболевал.
- Что, это было настолько плохо? Кое-какая информация известна из протоколов.
Эти протоколы опубликованы мной, а иногда кем-то без моего согласия. Вот в чем была проблема: Брежнев на конфиденциальные переговоры являлся со своей командой - с Громыко, Черненко и другими советниками. Я же сидел один вместе с Хонеккером на другой стороне стола. Кроме того, я был не только «длинным языком» Хоннекера, как говорят в России. Мне приходилось слушать, время от времени что-то пояснять, переводить и вести протокол (стенографией не владел). Словом, максимальная концентрация сил. Когда мы возвращались в Берлин и напряжение спадало, у меня поднималась температура. То есть ты попадаешь в ситуацию, когда не можешь отключить свой мозг, мысли и чувства из-за разочарования недостатком необходимой открытости и доверия между обеими сторонами.
- То есть отсутствовал обмен мнениями в непринужденной атмосфере, не было диалога, а было два монолога. Так?
Точно. Хонеккер всегда появлялся с большим количеством бумаг и оперировал цифрами и процентами о том, как у нас всё успешно развивалось, а Брежнев делал то же самое, но в более приблизительных и общих чертах. Потом он мне рассказывал, что снова плохой урожай и сколько на это было потрачено техники.
Время от времени на повестке дня вставал германский и китайский вопрос. Москва всегда считала, что ГДР как по первому, так и по второму пункту занимает неприемлемую позицию и Хонеккер берет на себя те вещи, которые являются прерогативой только Москвы.
- Такую позицию разделяли также преемники Брежнева, в частности Горбачев.
Ну, по моему впечатлению, подтвержденному впоследствии русскими оригинальными текстами и дневниками, такое недоверие начало расти уже в 1973-1974 гг. Аргументом, почему Ульбрихт был заменен Брежневым по инициативе Хонеккера, то есть первый человек в партии, который считался авторитетным гуру и в некоторых вопросах, том числе - в политике Германии, являлось то, что он якобы отдалялся от линии Москвы. И вот неожиданно такое обвинение пало на Хонеккера. Москва не разрешала самодеятельности ни в отношении Бонна, ни в отношении Пекина. Ерих это чувствовал и, очевидно, также знал о секретных каналах взаимодействия между Москвой и Бонном.
К растущему ключевому недоверию добавилась еще, скажем так, деградация Брежнева. В расцвете жизненных сил он был интересным, интеллигентным человеком, даже немецкие женщины были им очарованы. Я помню комплименты, сказанные актрисой Ирмой Мюнх. Однако в конце1974 г. у Брежнева, очевидно, был сердечный удар. Таблетки, которые потом ему пришлось принимать, имели большой побочный эффект. Однажды, это кажется, было в 1976 году во время Берлинской конференции коммунистических и рабочих партий, я стоял рядом с ним в отеле «Штадт Берлин» и мы смотрели на город. Временами с ним невозможно было разговаривать, он был психически полностью отстраненным.
- Но физически он сохранил свой пост вплоть до смерти в 1982 г.
Да, но ответственные политические решения принимались с 1970-х гг. уже министром обороны Устиновым, министром иностранных дел Громыко и руководителем КГБ Андроповым, который потом стал генеральным секретарем, пока не скончался в феврале1984 г.
- Не было ли в этом системной ошибки, когда судьба Советского Союза и, тем самым - Социалистического мира, явно жизненно зависела от здоровья первого человека в руководстве?
А не было системной ошибки, когда Барак Обама, едва став президентом США, получил Нобелевскую премию мира?
- Ну, это же совсем разные персонажи.
Мне так не кажется. Это естественно, когда партии, страны и сообщества ориентированы на отдельных руководящих лиц, от которых им несложно избавиться, даже когда видно, что они не соответствуют или перестали соответствовать их ожиданиям.
- Существует пророческая фраза Ленина: «Ничто не может навредить нашей революции так, как мы сами». Когда мы тогда читали эти слова, то не подозревали, насколько он был прав. Вы предполагали тогда, что рождается что-то неправильное?
Нет, я не принадлежу к тем, кто задним числом всё лучше знает и догадывается, куда ведет путь. Легко умничать задним умом. Если ты родился в Советском Союзе как я, вырос где-то в Центральной Азии, а после перенес свой центр жизненных интересов в середину Европы, то у тебя появляется совсем другое ощущение геополитических масштабов, чем у того, кто всю жизнь безвылазно провел в маленьком саксонском городке. Если удалось практически и фактически вырвать у империализма и его механизмов подавления и порабощения 1/6 часть Земли; если все попытки вернуть себе этот кусок были успешно отбиты - интервенцию после первой мировой войны, империалистическую войну на уничтожение с 1941- по 1944, Холодную войну в 40-х гг., 50-хх гг… то тогда возникает самоуверенное чувство: Мы непобедимы! И это только вопрос времени, следует подождать, пока империализм не погибнет в своих противоречиях. Он не предлагает никаких программ решения проблем Человечества и будущее будет красным!
Если пролететь из Москвы до Владивостока через множество часовых поясов, над гигантскими лесами на просторах Сибири со всеми богатствами и ресурсами, которые необходимы для разумного осмысленного производства, то ты думаешь успокоено как о чем-то само собой разумеющимся: этого хватит в качестве основы для создания справедливого мира, свободного от эксплуатации, где человек для человека был бы своим и не становился эксплуатируемым или волком. И, самое главное, советские собеседники всегда говорили, успокаивая: «Wsjo budjet, Бруно, терпение, уже скоро». Это было определенное прекраснодушие, от которого, врать не буду, я сам не избавился.
- Это было не только наивностью. Я интерпретирую это так: была уверенность, что социализм проложит себе дорогу, независимо от того, кто стоит во главе партии.
Ну да, это кажется мне очень упрощенным. Я не хочу говорить ни о субъективном факторе в истории, ни о гибели Советского Союза в отдельности, во всяком случае, касательно нашего краха. ГДР был детищем этого Советского Союза и, тем самым, он вынужденно потерпел крах вместе с ним, вместе с нашими доморощенными проблемами. Власть не опиралась на крепкие убеждения и стойкость миллионов. И стыдно признать, что сталось с так называемой «социалистической сознательности масс».
Мы должны снова начать сначала, не во всем, есть теоретические разработки и опыт нашей истории, который можно использовать. Как известно, революционеры должны пройти два испытания: первое - преследование и пытки в борьбе за власть и второе - испытание властью, если она завоевана. Как показал опыт, второе испытание мы не выдержали. Надо начинать сначала.
Книга Бруно Малов
Bruno Mahlow: Wir stehen in der Geschichte und in der Verantwortung. Texte 2004 bis 2012. verlag am park in der edition ost, Berlin 2012, 331 Seiten, 19,95 Euro
_____________
* Статью Бруно Малов см. http://perevodika.ru/articles/18705.html?sphrase_id=130528
Источник: perevodika.ru.
Рейтинг публикации:
|
