Почему, спустя уже три года после того как разразился кризис государственного долга, европейские страны до сих пор не могут его преодолеть? Что не так во всех принимающихся друг за другом планах? Чего не хватает? Как так получилось, что весьма широкий и полный план по спасению испанских банков убедил финансовые рынки всего на несколько часов? Почему, в целом, европейские страны неспособны восстановить доверие?
Конечно, есть множество технических ответов. Европейские планы всегда грешили отставанием от жизни, запутанными концепциями, неточностями и, чаще всего, замедленной их реализацией из-за различных соображений политической повестки дня. Все это так. Однако главное – не это. Главная причина находится в Берлине. Кризис тянется, и ему не видно конца, а его причины следует искать в немецком представлении о европейской солидарности, а также в том, как Германия представляет себе свою роль в крупнейшем конфликте, которым отмечено наше время, между рынками и государствами.
На этот счет во многом могут просветить произведения Чарльза Киндлбергера (Charles Kindleberger), великого историка кризиса 1929 года. По словам американских экономистов Бредфорда Делонга (Bradford DeLong) и Барри Эйхенгрина (Barry Eichengreen), написавших предисловие к его новому изданию, сходство нынешнего кризиса с кризисами 1930 годов становится все более пугающим (1). Киндлбергер вначале объясняет, что финансовые рынки могут быть охвачены паникой и надолго перестают быть рациональными: становится слишком сложно их успокоить. Затем он показывает, что маленькая страна может дестабилизировать ситуацию в крупных объединениях из-за эффекта домино. В 1931 году кризис направляется в венскую Европу, затем распространившись на Германию, Лондон, а оттуда уже повсюду. Сегодня Греция, доля которой в европейском ВВП составляет менее 3%, угрожает самому существованию еврозоны.
Как остановить эту заразительную панику? Благодаря доброжелательной гегемонии страны-лидера. Киндлбергер объясняет Великую депрессию отсутствием гегемонии. До 1914 года гарантом мировой системы была Великобритания, после 1945 года эстафета перешла к США, а 1929 год пришелся на некий промежуточный период. «Великобритания уже больше не могла, а США еще не могли. Каждая из стран приняла тогда решение защищать свои собственные интересы. Общие мировые интересы канули в Лету, и интересы отдельных стран последовали за ними».
В ситуации доброжелательной гегемонии сильная страна соглашается заботиться об общей стабильности в условиях паники на рынках. Она учитывает интересы стран, переживающих кризис, является их кредитором и потребителем последнего шанса. Короче, она говорит: «Я всегда буду рядом».
В четверг 14 июня Ангела Меркель выступала перед Бундестагом на подготовительном заседании к саммиту «Группы двадцати» в Мексике. Чтобы снять всякие сомнения, канцлер вновь подтвердила приверженность Германии Европе и ее намерение содействовать общим усилиям с целью возобновления экономического роста. Она напомнила, что добиться того, чтобы Европа выступала единым фронтом – это «историческая задача». Однако она также предостерегла своих партнеров от искушения возложить решение мирового кризиса на плечи одной Германии, чьи силы не стоит переоценивать.
Вот в чем проблема. Госпожа Меркель говорит совершенно противоположное тому, что следует говорить. Германия отказывается быть такой державой-гегемоном в Европе, то есть страной, которая навязывает всей семье свою дисциплину, но вместе с тем спасает ее сбившихся с пути членов, в том числе греков! И которая, что особенно важно, громко заявляет об этом и действительно претендует на это место. Германия отказывается играть эту роль по вполне похвальным причинам: они связаны с ее прошлым. Но кто же еще сможет это сделать в Европе? Франция в чем-то похожа на Великобританию 1929 года: 35 лет бюджетного дефицита ее дисквалифицировали, и сегодня социалистическое правительство опять пытается хитрить с мерами жесткой экономии.
Логично было бы, если бы этим столь ожидаемым лидером стал франко-немецкий тандем. Вместо того чтобы искать согласия на заседаниях по спасению еврозоны, которые следуют одно за другим, и вырывать уступки у Берлина, пришло время вместе составить план по восстановлению доверия. Его разделы вырисовываются уже сейчас: бюджетный союз, банковский союз, гармонизация налоговых и социальных политик, и все это должно быть обрамлено политическим союзом. Берлин должен согласиться на финансовую и экономическую взаимность, а Париж – на то же самое в политике. Но для этого еще нужно, чтобы у народов этих стран было общее представление об европейской солидарности.
1) Новое предисловие к Чарльзу Киндлбергеру «Мир в депрессии, 1929-1939». www.voxeu.org
