Возможна ли организация обывателей?

В начале 90-х годов мы пытались определить, какой общественный строй возникает. Я поначалу называл его «советский строй, в котором наверх поднялось дно». Потом, по мере искоренения остатков «советского», я составил такую модель, навеянную американскими фильмами: «город, в котором власть захватила банда». Эта модель открыта развитию: банда организует себе «защитный пояс», оплачивает помощников, налаживает порядок и пр., а какие-то герои вступают в борьбу, поначалу при скептической пассивности обывателей и т.д. В СССР был хороший фильм-аналог «Никто не хотел умирать».


Главный вопрос был: возможна ли организация обывателей? К началу 2000 г. стал проглядывать фундаментальный фактор: демонтаж народа как субъекта исторического процесса. Это был тяжелый вывод, тем более, что политика государства в этом плане никакого оптимизма не вызывала (и не вызывает) – оно оказалось еще менее дееспособно, чем позднее советское.

Я стал читать социологическую литературу. Монблан фактов в ней рос, объяснения пока были несвязными. На Западе стали осторожно говорить о признаках «исчезновения общества». Это ведь тоже система, которая может развалиться из-за социальных и культурных изменений, а может быть и демонтирована. Эти предчувствия были уже в начале ХХ века (дискуссия Вебера с Зиммелем о грядущем постиндустриализме).

Пошли работы об «исчезновении предприятия» – технология все расписала, и социальные связи между работниками стали не нужны.

Предприятие утратило свою главную функцию – не производство пиджаков и телефонов, а воспроизводство социальных групп.

Для собственников предприятие стало лишь источником денег, и буржуазия превратилась в «новых кочевников», инвестиции и заводы двигаются по всему миру за деньгами, «деньги – родина безродных». Исчезают группы («классы» и пр.), общество теряет структуру и тоже исчезает, «безродные» со своими деньгами сращиваются с уголовным миром – господствует «союз париев верха и париев низа».


Еще в 1990 г. на Западе мыслители (особенно из старых консерваторов и простонародья) надеялись на СССР с его трудовыми коллективами и предприятиями-общинами. Не вышло. «Безродные» его уничтожили, советский культурно-исторический тип в городе сник, а вдохнуть в него новую жизнь Суслов не умел.

К 2010 году российские социологи маленькими мазками, но создали великолепную картину дезинтеграции нашего общества – по всем главным общностям. Несколько социологов вникли в западные теоретические (туманные) разработки и дали ценные наметки для нашего анализа. Но дальше дело у них не пошло – замолчали, будто кто-то их напугал. Или сами испугались своих неизбежных выводов.

Власть игнорирует эту проблему жестко и тотально. Вероятно, правильно делает ввиду отсутствия теории и моделей, ищет пути ускользнуть от чудовища (как, впрочем, и на Западе). Жаль. По моим расчетам, у нас осталось достаточно культурного материала, чтобы овладеть этой реальностью, если бы государство не было временщиком.

Я уже далек от политики, но для молодежи вижу спасение в решении самой срочной задачи – запустить процесс новой сборки социокультурных общностей некриминального типа. Пусть они поначалу будут разными, но связанными в сеть, хотя бы редкую. Теории и идеологии будут дорабатываться в ходе достраивания их познавательных и социальных структур.


Но эта работа будет идти в не очень благоприятных условиях – без ресурсов, но и без драконовского давления государства. Может быть, для некоторых продвинутых – и в катакомбах. Но главное, это не будет равномерным стационарным процессом, ростки не взойдут по всему полю. Нужны зародыши, центры кристаллизации. Когда они появятся, к ним и потянутся молекулярные массы.

Нетерпимость, вера в догмы и любовь к собственным идеям появлению таких зародышей сильно мешают. В этом ЖЖ я и пытался маленькими порциями давать полезные для этой работы сведения.

Сергей Георгиевич Кара-Мурза, ведущий эксперт Центра

Рейтинг публикации:

5

Комментарии (0) | Распечатать

Добавить новость в: