Макс Фишер (Max Fisher)
Американский политический дискурс часто исходит из представления о силе американской гегемонии, не соответствующего действительности
Соединенным Штатам все труднее навязывать свою волю, но все же мы можем вести за собой мир. Вопрос в том, как убедить мир следовать за нами.
Вот несколько больших глобальных проблем, которые США в последнее время пытались и не сумели решить:
* Недавнее испытание Северной Кореей ракеты дальнего радиуса действия, которое Америке не удалось остановить ни дипломатией, ни угрозами.
* Новая война между двумя Суданами, прервавшая непрочный мир, над которым США работали несколько лет.
* Продолжающаяся резня мирного населения в Сирии — найти приемлемое решение не могут ни американские дипломаты, ни американские генералы.
* Закручивание гаек военным режимом Египта. Дела настолько плохи, что США несколько недель бились над тем, чтобы вызволить задержанных работников американских неправительственных организаций.
* Создание на палестинской территории новых израильских поселений, против которых выступают США, считая их препятствием на пути к миру на Ближнем Востоке.
* Отказ президента Йемена уходить со своего поста, несмотря на то, что он дал соответствующее обещание, а США его гарантировали.
* Непрекращающаяся война Афганистана с самим собой — и отсутствие перспектив мира после десяти лет войны под предводительством США.
* Ядерные разработки Ирана, которые, скорее всего, продолжаются, несмотря на американские санкции и недавние переговоры о разоружении по инициативе США.
США не бессильны. Они существенно снизили накал большей части этих конфликтов и в каждом из этих случаев возглавляли международные усилия. Но картина складывается четкая. Мир велик и сложен, и возможности США в нем ограниченны. Мы самая могущественная страна на свете, но это не делает нас боссами. Это может показаться очевидным — но, похоже, американский внутриполитический дискурс, не говоря уже об иностранных дискурсах, часто исходит из представления о силе американской гегемонии, не соответствующего действительности.
В своих важнейших внешнеполитических выступлениях президент Обама, равно как и его предшественники, постулирует необходимость и абсолютность американского доминирования в мировых делах. Нет ничего дурного в том, чтобы заявлять, что Ирану не будет позволено создать ядерное оружие, или что на Ближний Восток придет демократия. И нет ничего дурного в том, что американский лидер рассуждает об этих вопросах с американской точки зрения. В конце концов, США — самая сильная и богатая страна мира, и поэтому она лучше всего подходит на роль помощника. Но существует отличие между помощью и решением проблем, так же, как существует отличие между тем, чтобы предложить свое лидерство и добиться того, чтобы другие последовали за тобой. По всей видимости, мы верим во второе (как и многие неамериканцы, например, в Египте, где принято считать, что египетской политикой заправляют из-за рубежа, хотя, на самом деле, похоже на то, что влияние США тает там с каждым днем), представляя себе Соединенные Штаты гораздо более могущественными, чем они есть на самом деле.
Отчасти это связано с внутренней политикой. Вероятно, Митт Ромни совершил умный политический шаг, ухватившись за произнесенные при включенном микрофоне комментарии Обамы президенту России Дмитрию Медведеву о том, что США до выборов не могут пойти на еще одну сделку по сокращению вооружений. Ослабление военного потенциала США политически непопулярно (даже если на самом деле нам не нужны все эти тысячи ядерных боеголовок), равно как и идея уступок другой, не самой дружественной стране. Со стороны Обамы политически рискованно начинать жесткие и, возможно, даже болезненные переговоры с соперничающей державой — может быть, потому что это конфликтует с идеей рейгановской эпохи о том, что сила и благость, неотъемлемо присущие Америке, позволяют нам диктовать свои условия всему миру. Но даже Рейган шел на компромиссы и торговался с Москвой, хотя и он чувствовал, что этого не нужно делать во время выборов.
Таков великий конфликт между тем, как лидеры США ведут внутреннюю и внешнюю политику: первая требует уверенности в себе, вторая — смирения. Но они не являются нераздельно связанными. Оттого ли, что наша политическая система выдвигает лидеров, твердо убежденных в силе Америки, или оттого, что она вынуждает этих лидеров выглядеть сильнее, чем они есть на самом деле, часто может показаться, что США никак не могут добиться желаемого. Мы не можем остановить рост израильских поселений, иранские ядерные разработки, гражданскую войну в Судане, СПИД в Африке и терроризм в Пакистане, хотя американские президенты продолжают утверждать, что мы справимся с поставленными задачами.
Было время, когда казалось, что мы имеем больше влияния на то, как ведут себя другие страны. «Синие» страны, изображенные на этой карте альянсов в «холодной войне» по состоянию на 1980 год, почти всегда — или неизменно —следовали в русле политики США. Отчасти это связано с тем, что тогда мы обращались к ним с более простыми просьбами: одно дело поручить пакистанским генералам обучение боевиков для борьбы с Советским Союзом и совсем другое — попросить их передать власть демократическим институтам. Но угроза советского господства давала нам общую цель, которая делала сотрудничество более привлекательным, а американское лидерство — более желанным. Большой красной угрозы, которая сплотила бы большинство стран мира под американским лидерством, уже нет. Другим странам мы не нужны так, как раньше.
Хорошая новость состоит в том, что американские и глобальные интересы по-прежнему совпадают довольно часто. Это неслучайно. США делают больше, чем любая другая страна, для поддержания глобального мира, сотрудничества и свободной торговли. Пускай весь остальной мир не нуждается в Америке для защиты от Советского Союза, но он нуждается в политическом и экономическом порядке, создаваемом Соединенными Штатами. Таково американское лидерство нового типа. Когда Китай вдвое сократил импорт нефти из Ирана, что стало мощным ударом для Тегерана и импульсом для усилий по изоляции Ирана, предпринимаемых под руководством США, это было не потому, что Обама вызвал председателя КНР Ху Цзиньтао и дал ему соответствующее указание. США посредством множества трудных и порой болезненных дипломатических и экономических маневров нашли способ согласовать американские и китайские интересы.
Сила такого рода помогает США продвигать демократию, сотрудничество и свободу торговли — взгляните, например, на то, как открывается Бирма, или на примечательно мирное усиление роли Китая в мире — но менее эффективна, когда необходимо остановить гражданскую войну или убедить диктаторов сделать то, что может угрожать их правлению (или жизни). Если иранские лидеры считают, что им нужна ядерная программа, чтобы уберечься от американского вторжения, то они ее продолжат. А логику этнического конфликта или религиозного терроризма вряд ли удастся преодолеть при помощи, скажем, американских торговых инициатив.
Когда интересы США совпадают с глобальными, вдруг оказывается, что мы весьма эффективно ведем за собой мир: изоляция Ирана, убеждение Судана позволить отделиться южной трети страны или ограничение злоупотреблений Китая в сфере торговли — вряд ли всего этого мы добились бы самостоятельно. Но не произошло бы этого и без лидерства США. Это означает, что американское лидерство во все большей степени заключается в поиске возможностей для сотрудничества и компромисса, чем, скажем, в мощи наших вооруженных сил или силе наших идей, хотя и это не лишнее. Порой президенту США приходится говорить своему российскому коллеге, что он предложит определенные уступки в том случае, если Россия утилизирует свое ядерное оружие, доставшееся от Советского Союза, или сократит поставки вооружений в Сирию. Это не самое ура-патриотическое видение американского лидерства, и вряд ли оно будет хорошо воспринято в ходе политической кампании. Но таков мир, в котором мы живем.
Источник: rus.ruvr.ru.
Рейтинг публикации:
|
