В том, что произошло в 1982 году, есть и моя вина. За год до тех событий, обсуждая проблему Фолклендских островов в колледже Оксфордского университета, где я тогда преподавал, мы с коллегами пренебрежительно отзывались о споре за эти территории, считая его не представляющим интереса, так что у присутствовавших там высоких военных чинов из Аргентины, находившихся в нашей стране с визитом, сложилось впечатление, что Британия не будет сражаться за такой бесполезный трофей. Действительно, вряд ли кого из британцев заботила судьба этих «далеких земель», о которых они к тому же весьма мало знали. Тем не менее, вывод о том, что они не будут воевать, оказался ошибочным, ведь этот вопрос стал делом принципа.

На момент вторжения, которое произошло 2 апреля 1982 года, Великобритания практически не имела никакой материальной заинтересованности в Фолклендских островах. Однако позволить хунте безнаказанно ввести войска и установить контроль над островами - это было для нее почти так же немыслимо, как смириться с захватом Польши со стороны гитлеровской Германии. Обращение к насильственным методам поставило под угрозу мир во всем мире, а ведь противоречия, существовавшие между сторонами, можно было бы утрясти путем умеренных компромиссов. Сегодня, через 30 лет после боевых действий, начавшихся тогда, почти не остается надежд на разумное разрешение этого затянувшегося спора. Тому виной два обстоятельства – во-первых, последствия войны, а во-вторых, экономические перспективы островов, ведь в данной сфере произошла настоящая революция.    

Война обострила чувства противоборствующих сторон, так что перспектива урегулирования конфликта путем переговоров стала просто невероятной. Оба противника заняли неразумную позицию уверенности в собственной правоте и взаимных обвинений, которые часто выглядели необоснованными. В день, когда произошло вторжение, одна моя знакомая из Аргентины села в такси на Парк-Лэйн, еще не зная о том, что начались боевые действия. «Я из Аргентины», - радостно объявила она, когда таксист лениво поинтересовался, откуда она приехала. «Вон из машины! – немедленно потребовал водитель, - чертовым аргентинцам не место в моем такси».  

Несколько месяцев спустя, когда война уже закончилась, моя жена была крайне удивлена при встрече с паломником из Аргентины у входа в собор испанского города Сантьяго-де-Компостела, хотя этот человек вел себя гораздо более вежливо. Пилигрим торжественно пожал ей руку, объяснив, что не причисляет мою супругу к лицам, виновным в пиратстве, умышленной агрессии, военных преступлениях и насилии, совершенных ее правительством. Слов нет, поступок паломника выглядел гораздо пристойнее, чем действия таксиста, однако оба продемонстрировали дремучее невежество, которое и стало источником разногласий между сторонами.  

В некотором отношении война принесла пользу обеим странам. Британцы получили редкую возможность поздравить себя с победой в боевых действиях, что они и делали, преувеличивая героизм своих военнослужащих и забывая о жестокостях войны. Аргентинцы, со своей стороны, смогли поменять диктатуру на демократический строй и утешиться мыслью о том, что, как обычно, только вероломство и измена помогли Туманному Альбиону победить, ведь англичане, несущие колониализм на кончиках своих штыков, потопили крейсер «Бельграно» (Belgrano), действуя исподтишка.  

Находясь в плену этих иллюзий, ни одна из сторон не хочет посмотреть правде в глаза и объективно оценить все безрассудство и глупость той войны. Чтобы понять аргентинцев,  следует учитывать то, что граждане этого государства, как правило, рассматривают историю своей родины как целую серию неудач и разочарований. Бог, считают они, создал Аргентину великой страной, однако каждый раз, когда появлялась  возможность доказать это на деле, ее жители на корню губили замыслы Господа, позволяя диктаторам подавлять себя, а иностранцам красть их природные ресурсы.  

То, что, столкнувшись с британскими войсками, аргентинские солдаты, призванные на военную службу, вели себя вяло и инертно, вполне можно понять. На самом деле, такое поведение выглядело даже разумным, ведь глупо отдавать свои жизни за не имеющие никакой ценности острова, потакая мерзкому тщеславию генерала Гальтьери (Galtieri) и его клики. Вместе с тем, полное поражение в войне стало источником стыда и стремления уйти от действительности, ведь это происходило в стране, чей национальный гимн заканчивается словами «Поклянемся умереть, покрыв себя славой!»

Британцы, в свою очередь, стали жертвами цыганского проклятия: «Пусть вам будет суждено вести войны и побеждать в них!». Победа потребовала огромных расходов от экономики страны, и так страдающей от недостатка средств, и заставила потратить еще больше ресурсов на оборону и инвестиции в отвоеванные земли. Эти издержки было необходимо оправдать, а по возможности и возместить, поэтому надежды на мирное урегулирование спора с Аргентиной стали еще более несбыточными. Таким образом, шанс свалить с плеч бесполезную, не имеющую никакой ценности колонию обернулся обязательством удерживать ее любой ценой. Затем начался процесс экономических изменений, что еще дальше отодвинуло перспективы долгосрочного мира. В 1990-х годах  рыболовный промысел в окрестных водах вдруг оказался весьма прибыльным, и рыболовецкие флоты многих стран мира подали заявки на получение соответствующих лицензий. В последующие десятилетия появились и упрочились возможности для такого выгодного предприятия, как добыча нефти.

Просочившиеся слухи о наличии запасов нефти в этом районе отравляют все попытки начать наконец переговоры. Риторика противоборствующих сторон выглядит весьма неубедительной. С британской стороны раздаются монотонные заклинания о праве островитян на самоопределение, как будто эту горстку заинтересованных людей нельзя удовлетворить - читай «подкупить» - имея под рукой такие ресурсы. Аргентина продолжает скулить о несправедливости, утверждая, что первоначальный  захват англичанами островов в 1833 году был неправомерным поступком, как будто это имеет сегодня какое-то значение. В итоге британцы по-прежнему контролируют Фолкленды. Когда острова не представляли никакого интереса, решить их судьбу было весьма просто. Однако сегодня ставки в игре возросли, так что значимость проблемы сильно увеличилась.

В минувшее десятилетие был момент, когда Великобритания и Аргентина могли бы договориться и совместно пожинать плоды выгодного предприятия. Однако точно так же, как хунта похоронила шансы на разумное разрешение конфликта, приняв безрассудное решение в 1982 году, президент Нестор Киршнер (Nestor Kirchner) разрушил все надежды на мирное урегулирование в 2007 году, в одностороннем порядке отказавшись подписывать уже составленные протоколы соглашения о коллективном использовании ресурсов. Он считал, что тем самым почтит память жертв в 25-летнюю годовщину той войны, отвлечет внимание электората, встав в позу героя, и совершит хорошо продуманные действия, которые позволят ему заключить более выгодную сделку.

Между тем, президент оказался неправ во всех отношениях. Он лишил свою страну потенциального участия в прибылях, которые обещают стать весьма заманчивыми, и создал ситуацию, когда правительство Великобритании просто не может вернуть то, что он утратил. У его вдовы, которая сегодня занимает пост главы государства, нет выбора – ей остаются только попытки оправдать действия своего покойного мужа или скрыть его ошибки. Ее пустые угрозы неспособны изменить ситуацию, хотя, возможно, и позволяют несколько заретушировать неудобную правду. В любом случае, проблема остается неразрешимой, так как Аргентина не может отказаться от своих притязаний, а Великобритания – примириться с ними.   

В настоящее время Фолклендские острова выглядят плохо защищенными, Если бы Аргентина решилась на вторжение, на этот раз вряд ли можно было бы ожидать, что мировая общественность однозначно встанет на сторону Британии. Дело в том, что крупные нефтяные компании имеют обыкновение поддерживать победителей. Такого развития событий, конечно, не предвидится, однако только потому, что Аргентина сегодня является по-настоящему демократическим государством, и ее граждане готовы голосовать за войну не больше, чем дичь за охотника. Вместо этого можно ожидать тупиковой ситуации, которая продлится долго. Тем временем островитяне будут богатеть, а в отношениях между Великобританией и Аргентиной по-прежнему наблюдаться застой.    

Когда появится следующий шанс для мирного урегулирования проблемы – а это вполне может случиться в течение ближайших 20 лет вследствие переговоров о пересмотре международных соглашений, касающихся эксплуатации богатств Антарктиды – острова, возможно, поменяют государственную принадлежность, а оставшиеся природные ресурсы стороны разделят по-братски. Наверное, только тогда мы наконец сможем взглянуть правде в глаза и понять, что не имеет абсолютно никакого значения, кто правит на пресловутых островах и как они должны называться – Фолклендскими или Мальвинскими.

Фелипе Фернандес-Арместо – историк, автор нескольких книг, одна из которых носит название «Северная и Южная Америка: история двух континентов» (The Americas: A History of Two Continents).