К закрытию готовится, пожалуй, самая крупная M&A-сделка на российском нефтесервисном рынке посткризисного времени. Речь о слиянии сейсмических активов «Интегры», американского сервисного гиганта Schlumberger и «Геотек Холдинга», который на четверть контролируется бизнесменом Геннадием Тимченко. О перспективах объединенной компании, состоянии рынка и собственных планах на будущее в интервью корреспонденту РБК daily ЕВГЕНИИ КОРЫТИНОЙ рассказал президент «Геотек Холдинга» и один из основных акционеров новой компании НИКОЛАЙ ЛЕВИЦКИЙ.
— Долго готовилась сделка?
— Год.
— Почему она происходит сегодня, не в самых спокойных рыночных условиях?
— Сегодня есть все предпосылки, чтобы именно российская компания смогла стать мировым лидером в сейсмической отрасли. С одной стороны, у нас крупнейший сейсмический рынок: достаточно на карту взглянуть. С другой — в мире начинает доминировать китайская компания BGP, «дочка» CNPC. Многие компании, причем не только локальные, но и крупные мировые игроки, чувствуют прессинг с их стороны. Они сокращают число сейсмопартий, сливаются, кто-то вообще уходит с рынка. У тех же PGS десять лет назад было 13 партий, сейчас их совсем нет на рынке (в наземной сейсмике. — РБК daily).
— О каких регионах идет речь?
— В первую очередь страны Латинской Америки и Африки. Там китайцы делают больший объем наземной сейсмики, и локальные компании уже не могут составлять конкуренцию. Мы надеемся зайти на эти рынки через совместные предприятия с местными игроками или приобретение каких-то компаний. Используя наши технологические и кадровые возможности, мы можем составить серьезную конкуренцию BGP. Сегодня самое удачное время. Мы разговаривали с заказчиками, им тоже нужна альтернатива китайцам.
— Какой экономический эффект вы ожидаете от такого объединения?
— Здесь есть несколько аспектов. Во-первых, речь об использовании оборудования. Работа у нас носит ярко выраженный сезонный характер: мы в лучшем случае работаем с ноября по апрель. А другие полгода дорогостоящее оборудование простаивает. И если мы сможем задействовать это оборудование в проектах за рубежом, так, чтобы оно работало круглогодично, — экономическая эффективность будет намного выше. У объединенной компании будет более 260 тыс. каналов, это оборудование на сумму около 300 млн евро. Мы становимся достаточно крупными, у компании появляются необходимые средства на модернизацию производства, на НИОКР.
— Ну а что касается прибыли?
— Это будет зависеть от того, как грамотно мы проведем интеграцию. Простор для синергии огромный — во многих регионах есть два параллельных офиса, куча дублирующих функций. Сокращение накладных расходов — наша основная задача, учитывая, что их уровень в объединенной компании примерно 3 млрд руб. Даже снижение на 15% дает почти 500 млн руб., а это большие деньги для нашей отрасли. Среднестатистический конкурент для нас — это компания с пятью-шестью сейсмопартиями, но у нее такой же офис, бухгалтерия и прочее, то есть уровень накладных расходов в 2—3 раза больше, чем будет у объединенной компании. Мы планируем на второй год после объединения получить не менее 15 млн долл. синергического эффекта.
— А сколько придется потратить? Наверняка подсчитывали объем инвестиций.
— В ближайшее время инвестиций не потребуется, если, конечно, не будет серьезных проектов или зарубежных приобретений. У нас достаточно большой задел прочности по оборудованию, все затраты в рамках амортизации. Единственное, что нам необходимо, — единые стандарты по качеству жизни для наших сотрудников, спецодежда и так далее — это и будут главные статьи расходов сейчас.
— Кого вы можете назвать конкурентами для объединенной компании?
— Сейчас, по большому счету, есть только Китай. Кроме него… CGG Veritas и еще несколько крупных игроков.
— Но с CGG Veritas «Геотек» уже вроде подружился? Если мне не изменяет память, вы создали совместное предприятие (СП) в морской сейсмике?
— Уже нет. СП не будет. Так не бывает, чтобы с обоими обвенчаться. Мы должны были сделать выбор: либо идти СП в одном сегменте, либо в полное объединение активов. Мы выбрали второе, это автоматически аннулировало все договоренности с CGG Veritas.
— И что же получается: вы в преддверии масштабной разработки арктического шельфа остались без судов?
— Мы можем работать со Schlumberger и, безусловно, планируем развивать это направление совместно. Возможность совместной работы на шельфовых проектах предусмотрена соглашением.
«Антишлюмберизация»
— По поводу Schlumberger в составе новой компании есть очень много вопросов. Государство в отношении этой компании настроено неоднозначно. Уже несколько лет говорят о «шлюмберизации» рынка, что они захватили всю отрасль и так далее. И вот опять крупное объединение…
— У нас выходит наоборот, мы уменьшаем долю Schlumberger на рынке наземной сейсмики. Сначала у них было 100% в «ПетроАльянсе», потом 25% в объединенной компании с сейсмикой «Интегры», а теперь 12% у нас. С этой точки зрения получается «антишлюмберизация» (смеется).
— Тем не менее ваши коллеги из других компаний говорят, что стратегия ведения бизнеса Schlumberger — в конечном итоге получить контроль в любом СП.
— Я не хочу, чтобы это интервью было рекламой или антирекламой Schlumberger. Мы хорошо понимаем, что нам нужно от этого партнерства. Это технологии и поддержка в других регионах. Мы свою международную экспансию собираемся осуществлять при поддержке Schlumberger. В любую точку мира ткни — там есть представительство Schlumberger. Если что, можно теперь обратиться в два места — российское посольство и представительство Schlumberger (смеется). Важно понимать, что для нас они стратегические партнеры. Это не контролирующий акционер, и пока ничто не подсказывает нам, что они хотят серьезно увеличивать свою долю или получить контроль. Пока все участники сделки довольны своими долями.
— Есть такой аргумент: они иностранцы, а информация о недрах является стратегической.
— Мы вместе с заказчиком в любом случае сдаем все материалы в государственные геолфонды, а не раздаем акционерам. Поэтому опасение беспочвенно.
— Как ФАС относится к такому партнерству?
— Мы подали в ведомство все необходимые документы.
— И какую долю рынка займет объединенная компания, по вашим подсчетам?
— Скажем так, статистически мы проходим по всем необходимым показателям. Без монополизации. В стране огромное количество сейсмопартий, у нас на тендер в регионах по 20 компаний заявляется. У ФАС, как мне кажется, не должно быть никаких вопросов.
— Но вы же наверняка предварительно обсуждали этот вопрос с чиновниками?
— Естественно, мы о любых таких планах информируем профильные министерства и ведомства, и к нам в этой ситуации есть пристальное внимание. За нами наблюдают, иногда поддерживают.
— А мешают?
— Знаете, нет. Если мы говорим о федеральных чиновниках, такого, чтобы серьезно мешали, нет. Если говорим про региональных — то были ситуации вплоть до абсурда. Такая шантрапа вымогала деньги! У нас количество согласований по каждому проекту, как в строительстве, а то и больше, так как мы работаем в природоохранной зоне. Я вообще считаю, что у государства избыточное количество контролирующих функций, как говорится, на местах.
Государство и издержки
— У государства есть свои планы на геологоразведку. Вот создали Росгеологию, год назад говорили, что и геофизиков объединят в какой-нибудь госхолдинг. По слухам, именно вас прочили в руководители такой госкомпании.
— Такого доверия мне никто не оказывал. Я вообще считаю, что не государево это дело заниматься подрядными и сервисными работами. Эта отрасль уже совершенно конкурентна, она на 90% частная. Зачем там усиливать государство? Геологоразведка — это сервис, а в сервисе побеждает тот, у кого ниже издержки. Государство самый плохой борец с издержками.
А любые другие методы поддержки такой компании уже не рыночные, это ограничение конкуренции. Не хватает мощностей в отрасли? Хватает. Инвестиции есть. Создать просто для того, чтобы с нами поконкурировать? А если еще и денег туда бесплатных дать, то это вообще нож в спину всем рыночным отношениям. Лучше их учителям раздать.
— Тогда какую роль вы отводите государству в геологоразведке?
— Первое — государство должно брать на себя часть расходов по фундаментальным исследованиям, это должно быть четко прописано в частно-государственном партнерстве. Инвестировать в венчурные проекты, новые технологии, перспективные разработки. Не просто в НИИ, которых становится все больше, а именно в конкретный понятный продукт. Тем самым государство поддерживает частный бизнес, внедряет инновации, а мы, повышая эффективность, рассчитываемся с государством налогами и созданием новых рабочих мест.
— Вы на такое партнерство с государством готовы?
— Я думаю, что в контексте Росгеологии мы к ним с этим вопросом придем.
— А второе?
— До 2001 года существовал налог на восстановление минерально-сырьевой базы (ВМСБ). Если нефтяная компания не потратила деньги на геологоразведку, то должна была заплатить их в бюджет. Алексей Кудрин тогда говорил, что деньги разворовываются и используются нецелевым образом, и налог отменили. Да, нефтяники наверняка утаивали какую-то часть этих средств и не доводили до конечного потребителя, но после отмены ВМСБ геологоразведка просто рухнула. У нефтяников пропал стимул тратить вообще. Пока государство выставляет участки на аукционе, компании пойдут и купят уже разведанные, не выставляет — ну и бог с ними. В конце концов, что такое для нефтяной компании падение добычи через десять лет на 20%?
— Ерунда, хотите сказать?
— С точки зрения акционеров и рентабельности, может быть, все и не так уж плохо: доберут за рубежом, кого-то купят, кэш накопят, который могли бы потратить на геологоразведку. Условно говоря, для нефтяной компании падение добычи не так критично, как для государства, которое теряет в этой ситуации намного больше. Поэтому именно государство должно максимально стимулировать, точнее, создавать условия для увеличения числа заказов. Каждый город Западной Сибири начинался с поселка геологов. То же самое должно идти и в Восточной. Но те средства, которые тратятся сейчас, несоизмеримо малы по сравнению с тем, что направлялось на разведку Западной Сибири. Тогда тоже многое тратилось бездумно — в Союзе денег не считали, можно было и поменьше, но результат налицо.
— Вот вы говорите, что с 2001 года рынок сильно просел. Как он выглядит сейчас?
— За последние десять лет он существенно не менялся. Есть определенная синусоида: то растет, то падает приблизительно на 10%. Раньше я писал письма, просил обратить внимание, что нам, конечно же, нужно как можно больше средств тратить на поиски нефти и газа, коль мы от них так сильно зависим. Но потом появилась программа Минэнерго, где прописано, при каких условиях уровень добычи нефти в стране будет стабилен. Там четко и ясно указан объем геологоразведочных работ — объем сейсмики должен быть увеличен в четыре раза от сегодняшнего. Спрашивается, зачем писать письма в правительство, если само правительство приняло эту программу. И тех средств, которые там описаны, достаточно, для того чтобы в нашей стране разрабатывались новые месторождения.
— Уже пошли какие-то средства из этой стратегии?
— В этом году небольшой рост. Но те цифры, которые заложены, в разы больше того, что делается сегодня.
— То есть геологоразведка страдает от недостатка инвестиций?
— Не инвестиций, а заказов. Ни нефтяники, ни государство не стремятся заказывать геофизические работы. Наземная сейсмика — уникальная отрасль, потому что все используют приблизительно одно и то же оборудование, и технологически «Геотек» не уступает ни одному из западных конкурентов. За последние три года мы инвестировали в оборудование почти 300 млн долл.
Работаем как минимум в ноль
— Заказов мало, местных игроков, как вы говорите, много…
— Никогда не было такого, чтобы на тендер выходили менее пяти компаний.
— В таких условиях приходилось сбивать цену на тендере, чтобы получить заказ?
— После кризиса была вообще ценовая война. Сейчас по большинству контрактов мы вернулись на докризисный уровень, но тем не менее цены очень низкие, и это вам скажет любой геолог. Многие наши заказчики и сейчас продолжают ориентироваться на цену 2009 года, уж больно было хорошо для них, а мы работали с 20—30% убытка. Фактически мы техвооружение произвели не за счет прибыли, не за счет заказчика, а благодаря российским и иностранным акционерам, увеличивая капитал, выпуская акции.
— Как отразится объединение компаний на ценах? Изменится ценовая политика?
— Цена должна быть адекватной. Мы призываем участников рынка не демпинговать. Но мы не можем повышать цену выше рыночного уровня и диктовать условия заказчику. Он всегда может снять заказ. Сделать в этом году геологоразведку или в следующем для него, как правило, без разницы. Будем задирать цену, и доля объединенной компании упадет до 5%. Были случаи, когда госкомпании выигрывали тендер по любой цене, а потом кричали государству: «Дайте денег, геологоразведка в опасности!» Эта ситуация недопустима на рынке.
— Какова сейчас доля убыточных контрактов в портфеле заказов «Геотека»?
— В этом году мы не брали контракты любой ценой. Есть несколько, но это старые. Сейчас мы как минимум работаем в ноль. Стремимся к адекватной маржинальной доходности.
— Как выглядит портфель заказов на следующий год?
— У нас нет доминирующих заказчиков. В нашем портфеле заказов есть почти все, а после объединения с сейсмикой «Интегры» будут абсолютно все.
— Какую прибыль «Геотек» планирует получить по итогам года?
— Мы пока не раскрываем цифры. Выручка осталась примерно на уровне прошлогодней — 400 млн долл. Мы подготовимся к листингу и тогда откроем все наши карты.
— И когда он состоится?
— Мы планируем уложиться в окно для листинга на основе отчетности 2011 года до сентября 2012 года.
— Готовите допэмиссию по этому поводу?
— Она не предполагается, дополнительный капитал нам не нужен, во время листинга все акционеры получат пропорциональные доли в новой компании. У меня останется почти 27% компании, у Volga Resources — 13%. Как я понимаю, именно эти цифры всех больше всего интересуют. У Schlumberger — 12%, у акционеров «Интегры» — 36%.
Амбиции глобальной компании
— Что будет с «Геотеком» как брендом? Под каким названием будете работать?
— Не факт, что мы сможем использовать этот бренд за рубежом, но в России, вероятнее всего, да. Сейчас идут последние согласования по названию, в ближайшее время мы этот вопрос утрясем. Конечно, бренд «Геотек» нам очень дорог, и он будет участвовать в этом имени.
— За скобками сделки осталось несколько активов «Геотека» — два буровых предприятия.
— Приоритетом дня нас является сейсмика. Невозможно строить глобальную компанию сразу в двух направлениях.
— Будете продавать?
— Мы открыты для любых предложений.
— А покупать что-нибудь будете? Помимо возможных сделок с иностранцами, для мировой экспансии. «Газпром нефть», например, еще не весь сервис продала.
— Что касается «Газпром нефти», то мы сознательно в каротаж (геофизическое исследование скважин. — РБК daily) не пошли. Вообще мы надеемся, что государство выставит на приватизацию те компании, в которых у нас есть миноритарные доли, — это «Сибнефтегеофизика» и «Ставропольгеофизика». Они серьезно недоинвестированы, но мы не можем их серьезно включать в нашу стратегию. Мы там спящий инвестор. Для страны было бы лучше их приватизировать, а в план по приватизации они не попали.
— Каковы ваши личные планы относительно этой объединенной компании? Кто будет ею руководить?
— В долгосрочной перспективе я себя вижу скорее в составе совета директоров, нежели исполнительным директором. В «Геотеке» я изначально и был председателем совета директоров, и только кризис вынудил стать генеральным директором. По духу я больше предприниматель, чем человек, занимающийся операционной деятельностью. Но роль совета директоров в управлении компании будет огромной. Пока у нас базовая кандидатура — это Марио Русев, которого и брали с прицелом на объединенную компанию.
— Вы видите это своим основным бизнесом?
— Конечно, это дело жизни. Могу сказать, что мои амбиции — создать глобальную компанию с российской пропиской.
Источник: rusenergy.com.
Рейтинг публикации:
|
