Причины ленинской разрухи, последствия Брестского «мира», и как русская революция помогла Германии

Одна из основных реакций на рассказ о порожденной революцией и гражданской войной катастрофе – а как же Первая мировая война?! Это же из-за нее вся разруха!

Нет, не из-за неё.

Благоволите посмотреть на график реального национального дохода для территорий в границах будущей СССР, составленной Маркевичем и Харрисоном.

Как видим, ни в 1914, ни в 1915, ни в 1916 гг. никакого масштабного падения национального дохода в России не происходило.

Если вам угодно – то вот цифры: если национальный доход 1913 г. принять за 100%, то в 1914 г. он составил 97,6%, в 1915 г. – 102,3%, в 1916 г. – 92,5%. Ухудшение есть, но ничего катастрофического. В 1917 г. национальный доход обрушивается 82,1% – это заслуга и Временного правительства, и с октября 1917 г. большевиков. Все уже хуже, но никакого сравнения с дальнейшим.

1918 г. – 50,1%, 1919 г. – 42,7%, 1920 г. – 42%, 1921 г. – 38,2% от уровня 1913 г. В 1921 г. военный коммунизм отменяют и начинают НЭП – и сразу начинается рост экономики.

Примерно такую же картину дают и подсчеты других экономистов (см. на график).

Так что Первая мировая война никакой экономической катастрофы не породила (минус 7,5% национального дохода это тяжело, но не катастрофично), катастрофу породили революция и гражданская война.

Невозможно проводить парад в честь Победы над Германией перед зиккуратом с саркофагом человека, который сделал всё, чтобы Россия проиграла другую войну с Германией, и который подписал самый позорный договор в русской истории — полную и безоговорочную капитуляцию России перед уже проигравшей Германией в Брест-Литовске, согласно которой:

– от России отторгались территории, на которых проживало 56 миллионов человек (треть населения бывшей Российской Империи), в том числе 40% промышленных рабочих;

– вместе с ними страна теряла 27% пахотных угодий, 26% всей железнодорожной сети, 33% текстильной промышленности, 90% сахарной промышленности, 73% металлургической промышленности, 89% добываемого до революции каменного угля, а также огромное число промышленных предприятий;

– Балтийский флот покидал свои базы в Финляндии и Прибалтике, Черноморский флот передавался Центральным державам;

– Россия обязывалась к выплате 6 миллиардов марок репараций и возмещению убытков в размере 500 млн золотых рублей (до конца войны немцам успели отправить 93,5 тонны золота из предназначенных 245,5 тонн и отдали бы всё, если бы не победа стран Антанты в ноябре 1918 года).

Между тем реальное положение Германии было близко к катастрофе — военной, экономической и демографической (на 1917 год у немцев оставалось последние 180 тыс. мобрезерва).

Эрзац господствовал во всём.

Зима 1916–1917 годов стала «брюквенной зимой», когда брюква, сваренная с картофелем, составляла основной рацион немецких семей. В тылу резко (почти на треть) повысилась смертность — в основном от болезней, связанных с недоеданием.

По свидетельству Пауля Фрёлиха, одного из лидеров спартаковского движения, уже весной 1918 года в Германии «продовольственное положение стало безнадежным. Голодные пайки понижались с каждым месяцем. Свирепствовали эпидемии. Люди падали замертво на улицах…».

В целом за годы войны от голода и недоедания в Германии умерло около 760 тыс. человек. Цифра обнародована в начале 1920-х годов в рейхстаге специальной комиссией.

В начале января 1917 года Верховный главнокомандующий на Востоке, начальник генерального штаба Гинденбург пришел к твердому убеждению, что Германия не сможет выдержать еще одну военную зиму: «Дела не могут идти хуже, чем сейчас. Эта война должна быть завершена любыми способами и как можно скорее».

Заместитель начальника генерального штаба Людендорф: «Наше положение было чрезвычайно затруднительным и почти безвыходным. О наступлении думать не приходилось, мы должны были держать резервы наготове для обороны. Нельзя было надеяться также на то, что какое-либо из государств Антанты выбудет из строя. Наше поражение казалось неизбежным в случае, если война затянется».

«Я отнюдь не являюсь сторонником бесполезных рассуждений, но я всё же должен дать себе отчёт в том, как сложилась бы обстановка, если бы русские в апреле или мае перешли в наступление и одержали хотя бы незначительные успехи. Мы оказались бы тогда, как и осенью 1916 г., втянутыми в чрезвычайно тяжёлую борьбу. Наличие боевых припасов у нас также значительно снизилось бы. Когда теперь я мысленно переношу русские июльские успехи на апрель или май, то с трудом представляю, как бы верховное командование вышло из создавшегося положения. В апреле и мае 1917 г., несмотря на одержанную победу на Эне и в Шампани, только русская революция спасла нас от гибели".

Таким образом большевики виновны не только в том, что накануне полного истощения Германии вывели Россию из числа стран-победительниц и усадили на скамью проигравших, но ещё и в том, что благодаря им мировая бойня не закончилась в 1917 году, а продлилась почти до конца 1918 года (за счет высвобождения немецких сил на Восточном фронте).

Рейтинг публикации:

14

Комментарии (3) | Распечатать

Добавить новость в: