Проект Уошо (Washoe)

Честь «первого контакта» — разговора представителей разных видов — принадлежит шимпанзе Уошо и ее воспитателям, супругам Аллену и Беатрисе Гарднерам. К тому времени уже было известно, что животные способны мыслить: они могут решать задачи «в уме», то есть не только методом проб и ошибок, но и придумывая новые варианты поведения.

Это доказал немецкий психолог Вольфганг Келер, проводивший свои знаменитые исследования интеллекта шимпанзе еще в начале ХХ века. В одном из его экспериментов обезьяна после ряда неудачных попыток сбить высоко висящий банан палкой или достать его, взобравшись на ящик, садилась, «задумывалась», а потом вставала, ставила ящики один на другой, взбиралась на них с палкой и сбивала цель.

Правда, добиться особых успехов в воспитании Гуа им не удалось, а вот Дональд стал обезьянничать: развитие его речи замедлилось, зато он научился в совершенстве подражать крикам и повадкам Гуа и даже стал вслед за ним обгрызать кору с деревьев. Испуганным родителям пришлось прекратить эксперимент, Гуа отправили в зоопарк. Другой паре психологов, супругам Хейс, воспитывавшим шимпанзе Вики, с огромным трудом все-таки удалось научить ее произносить несколько слов: «мама», «папа», «чашка».

Лишь в 1966 году этологи Аллен и Беатриса Гарднер, просматривая фильмы о Вики, обратили внимание на то, что та хотела и могла общаться с помощью знаков: например, очень любила кататься на машине и, чтобы сообщить о своем желании людям, придумала приносить им изображения автомобилей, которые вырывала из журналов. Неспособной к речи ее делал не недостаток ума, а устройство гортани. И тогда Гарднерам пришла в голову идея обучить шимпанзе языку жестов, которым пользуются глухонемые.

Так начался «проект Уошо» (Washoe).

Уошо и ее семья

Будущая первая леди в мире шимпанзе была 10-месячным детенышем, пойманным в Африке: первоначально ее предполагали использовать в космических исследованиях — судя по всему, она была просто рождена для славы.

Гарднеры воспитывали Уошо как собственного ребенка. Она не просто запоминала жесты, при помощи которых к ней обращались приемные родители, но и задавала вопросы, комментировала собственные действия и действия своих учителей и сама заговаривала с ними.

Первым ее «словом» стал знак «еще!»: еще пощекотать, обнять, угостить или познакомить с новыми словами. За первый год жизни с Гарднерами Уошо освоила 30 знаков-слов амслена — американского языка глухонемых, за первые три года — 130 знаков. Овладевая языком в той же последовательности, что и ребенок, она научилась объединять знаки в простые предложения. Вот, например, Уошо пристает к одному из исследователей, чтобы он дал ей сигарету, которую тот курил: следуют знаки «дай мне дым», «дым Уошо», «быстро дай дым». В конце концов исследователь сказал: «Попроси вежливо», — на что Уошо ответила: «Пожалуйста, дай мне этот горячий дым». Впрочем, сигарету ей так и не дали.

Оказалось, что Уошо строит обобщения не хуже, чем это делают маленькие дети, начинающие овладевать языком. Например, один из первых выученных ей знаков — «открой!» — она сначала применяла, когда хотела, чтобы ей открыли дверь комнаты, потом стала использовать его для открывания всех дверей, потом для ящиков, контейнеров, бутылок и наконец даже чтобы открыть водопроводный кран.

Обезьяна правильно использовала личные местоимения, представления о прошлом и будущем (в будущем ее интересовали в основном праздники, например Рождество, которые она очень любила), порядок слов в предложениях (например, отлично понимала разницу между «Ты щекотать меня» и «Я щекотать тебя»). Иногда Уошо пыталась «заговорить» не только с людьми, но и с другими существами. Однажды, когда за автомобилем, в котором она ехала, с лаем погналась собака, Уошо, до смерти боявшаяся собак, вместо того чтобы, как обычно, спрятаться, высунулась из окна и стала отчаянно жестикулировать: «Собака, уходи!»

Тем временем в лабораторию Гарднеров привезли несколько других недавно появившихся на свет шимпанзе. Они быстро учились и вскоре начали общаться друг с другом на языке жестов. И когда у Уошо родился детеныш, он начал учиться жестам, наблюдая уже не за людьми, а за другими обезьянами. При этом исследователи не раз замечали, как Уошо «ставит ему руку» — поправляет жест-символ.

В апреле 1967 года Уошо впервые употребила соединения из слов. Она попросила «дай мне сладкое» и «иди открой». В это время шимпанзе была в таком возрасте, когда человеческие дети впервые начинают пользоваться комбинациями из двух слов. Сравнение способностей человека и обезьяны явилось следующим направлением исследований. Но этот аспект принес Гарднерам и некоторые неприятности. Дело в том, что на первых порах кое-кто из ученых не признавал способность Уошо говорить. Роджер Браун, профессор Гарвардского университета, известный своими исследованиями развития речи у детей в раннем возрасте, считал, что Уошо не всегда твердо соблюдает правильный порядок слов и, следовательно, не понимает связей между различными категориями слов, придающих предложению определенный смысл. Якоб Броновски и лингвист Урсула Беллуджи опубликовали острую статью, в которой утверждалось, что Уошо не может разговаривать, так как она никогда не задает вопросов и не употребляет отрицательных предложений. Наконец, лингвист Ном Чомски категорически заявил, что мозг шимпанзе не приспособлен к тому, чтобы животное могло разговаривать.

Исследования тем временем давали все новые и новые результаты, которые Гарднеры анализировали и тщательно сравнивали с имеющимися данными о развитии речи у детей. И вскоре критики были вынуждены снять некоторые из своих возражений

Роджер Браун признавал, что порядок слов не играет решающей роли. В некоторых языках, например финском, он не столь важен, как в английском. Расположение слов в предложении не играет большой роли и в языке глухонемых АСЛ. Да и дети сами нередко нарушают порядок слов, но… превосходно понимают друг друга.

Гарднеры пришли к выводу, что дети и обезьяны очень близки в том, что касается ответов на вопросы, составления двучленных предложений, употребления существительных, глаголов и прилагательных, а также порядка слов в предложении. Незнакомые с грамматическими нормами, дети, как и шимпанзе, стремятся заменить целые предложения одним-двумя словами.

Проверка показала, что Уошо свободно задает вопросы и употребляет отрицательные предложения. Обезьяна способна пользоваться знаками «нет», «не могу», «хватит». Уошо охотно листала иллюстрированные журналы, спрашивая у людей: «Что это?» Высказывания же Чомски об ограниченных возможностях мозга шимпанзе просто не поддаются проверке: до сих пор не существует методов, позволивших бы выяснить этот вопрос. Лишь недавно американский ученый Норман Гешвинд приступил к опытам с целью установить, имеется ли в мозгу шимпанзе область, аналогичная той, которая у человека регулирует речевую деятельность.

Когда в 1970 году Гарднеры закончили свою работу с Уошо, ей угрожала опасность отправиться в один из биомедицинских центров «на опыты» и если не погибнуть, то уж во всяком случае провести остаток дней в небольшой одиночной клетке. Ее, а потом и других шимпанзе, проходивших обучение в лаборатории, спас ассистент Гарднеров Роджер Фаутс, создавший «Обезьянью ферму», на которой и живет теперь «семья Уошо» — колония «говорящих» обезьян.

Горилла-профессор

Результаты исследований «семьи Уошо» казались совершенно невероятными, но в 70-е годы несколько групп независимых исследователей, работавших с разными видами человекообразных обезьян, подтвердили и дополнили эти данные. Пожалуй, самой способной из всех 25 «говорящих» обезьян оказалась горилла Коко, живущая неподалеку от Сан-Франциско. Коко — настоящий профессор: она употребляет, по разным оценкам, от 500 до тысячи знаков амслена, способна понять еще около 2000 знаков и слов английского языка и, решая тесты, показывает коэффициент интеллекта, соответствующий норме для взрослого американца.

Впрочем, как и у других «говорящих» обезьян, основное развитие ее речи и интеллекта происходило в первые годы жизни (как правило, талантливые обезьяны доходят в развитии речи до уровня двухлетнего ребенка, а в некоторых отношениях — трехлетнего). Вырастая, они во многом остаются подобны детям, по-детски реагируют на жизненные ситуации и предпочитают игры всем другим способам времяпрепровождения. Коко до сих пор играет в куклы и игрушечных зверей и разговаривает с ними, смущаясь, правда, когда кто-то застает ее за этим занятием.

Коко очень любит кошек (у нее была своя кошка, которая недавно умерла), любит рисовать. Рисунки Коко можно посмотреть на ее сайте http://www.koko.org/index.php, где также можно узнать последние новости из жизни гориллы, которой уже под сорок (шимпанзе и гориллы могут жить до 45–50 лет).

Сейчас ученые хотят вывести «очеловечивание» Коко на новый уровень — они собираются научить ее читать.

Дрессированные животные или братья по разуму?

Тем не менее выводы из этих исследований оказались слишком скандальными и совершенно неприемлемыми для большей части научного сообщества. С одной стороны, «говорящие» обезьяны оказались ложкой дегтя в бочке меда рассуждений философов и психологов о пропасти между человеком, обладающим сознанием, и животными, подобными автоматам, управляемым рефлексами и инстинктами.

С другой стороны, атаковали лингвисты: согласно доминирующей в американском языко­знании концепции Ноама Хомского язык — это проявление генетической способности, свойст­венной только человеку (кстати, в издевку одну из «говорящих» обезьян назвали Ним Чимски).

По мнению критиков, жесты обезьян — это не осмысленные знаки, а простое подражание исследователям, в лучшем случае «условные рефлексы», приобретенные в результате дрессировки. Экспериментаторы, разговаривая с обезьянами, якобы все время делают им подсказки, сами того не осознавая — мимикой, взглядом, интонацией, и обезьяны ориентируются не на их слова, а на невербальную информацию.

«Говорящих» обезьян сравнивали с Умным Гансом — орловским рысаком, владелец которого «научил» коня считать и отвечать на вопросы. Потом оказалось, что Ганс просто реагировал на едва уловимые движения своего тренера.

Одной из целей Рамбо было как можно меньше поощрять обезьян за правильные ответы. Взрослые обезьяны, с которыми работала Сэвидж-Рамбо, не проявляли особых талантов и только усугубляли ее скепсис. Но в один прекрасный момент малыш Канзи — сын одной из этих обезьян, все время вертевшийся возле матери, — вдруг начал по собственной инициативе отвечать за нее. До этого момента его никто ничему не учил, исследователи вообще не обращали на него особого внимания, но отвечал он блестяще.

Вскоре обнаружилось, что так же спонтанно он научился понимать и английский, а вдобавок проявил немалый талант к компьютерным играм. Постепенно благодаря успехам Канзи и его сестры Бонбониши от скепсиса Сэвидж-Рамбо не осталось и следа, и она начала предъявлять научному миру доказательства того, что ее «говорящие» шимпанзе знают три языка (йеркиш, амслен и около 2000 английских слов), понимают значения слов и синтаксис предложений, способны к обобщению и метафоре, разговаривают друг с другом и учатся друг у друга.

По мнению ученого, обезьяны часто догадываются о намерениях говорящего, даже не понимая значения слов. Как если бы человек следил за «мыльной оперой» с выключенным звуком телевизора. Ведь смысл все равно будет понятен. Рамбо подтвердил это наблюдение, проведя эксперимент, сравнив понимание предложений у 8-летнего Канзи и у девочки Али 2-х лет.Тестирования продолжалось с мая 1988 до февраля 1989 года. Из 600 устных заданий и Канзи выполнял 80%, и Али — 60%. Например, «поставь тарелку в микроволновку», «вынеси ведро на улицу», «налей лимонад в кока-колу», «набери сосновых иголок в сумку» и т.д.Такое удивительное языковое поведение обезьян ставит очевидный, хотя и неоднозначный вопрос: можно ли считать, что язык Уошо, Канзи и Коко близок языку двухлетнего ребенка, или же это совсем другой «язык», лишь немного похожий на человеческий?

С результатами исследований Сэвидж-Рамбо было очень сложно спорить. Тем, кому дорога человеческая исключительность, осталось лишь утверждать, что все-таки языку, который используют обезьяны, еще очень далеко до человеческого. Как в анекдоте: «На арену цирка вышла свинья и сыграла на скрипке виртуозную пьесу. Все восторженно аплодируют, и лишь один зритель не хлопает, равнодушно поглядывая на сцену. “Вам не понравилось?” — спрашивает его сосед. “Да нет, неплохо, но — не Ойстрах”».

В мире животных: культура, образование, эмоции

«Животные лишены сознания». Этот тезис — последняя надежда утвердить исключительное положение человека среди других живых существ, дающая нам моральное право держать их в клетках, использовать для опытов и строить заводы для производства «живого мяса».

Но еще в середине ХХ века появилась этология — наука о поведении животных. И наблюдения этологов позволили совсем по-другому взглянуть на психические способности животных.

Выяснилось, что человекообразные обезьяны (как и слоны, и дельфины) обладают самосознанием, по крайней мере на телесном уровне: они узнают себя в зеркале. Спектр эмоций, проявляемых ими, очень богат. Например, по наблюдениям этолога Пенни Паттерсон, гориллы любят и ненавидят, плачут и смеются, им знакомы гордость и стыд, сочувствие и ревность…Одно из последних исследований, выполненное британскими биологами из университета Сент-Эндрюс, показало даже, что у дельфинов есть подобие постоянных имен друг для друга.

Это уже не инстинкт, а культурный навык, который передается из поколения в поколение. В последние годы появляется все больше исследований культурных традиций у обезьян, и слово «культура» употребляется там без кавычек.

Однако, как утверждает Евгений Панов, «высокий уровень развития орудийной деятельности человекообразных обезьян указывает на их способность рационально планировать длинные последовательности действий. Однако это не приводит к возникновению развивающейся материальной культуры».

Но, может, обезьянам это просто не нужно? Вспомним афоризм Дугласа Адамса: «Человек всегда считал, что он разумнее дельфинов, потому что многого достиг: придумал колесо, Нью-Йорк, войны и так далее, в то время как дельфины только тем и занимались, что развлекались, кувыркаясь в воде. Дельфины же со своей стороны всегда считали, что они намного разумнее людей — именно по этой причине».

Да, мозг человекообразной обезьяны весит в три раза меньше, чем наш, но это еще не делает нас исключением среди других живых существ: у дельфинов, китов, слонов мозг куда больше, чем наш. Исследователи придумали сравнивать не объем мозга, а отношение веса мозга к весу тела. Но вот незадача — впереди нас по этому коэффициенту оказались лабораторные мыши.

Потом Гарднеры работали с тремя шимпанзе. Мойе (на суахили ее имя означает «один») шесть лет, Тату («три») идет четвертый год, Ннэ («четыре») — самец, ему два с половиной года. Уошо незадолго до начала этой фазы была выведена из эксперимента. Все шимпанзе попали на ферму не позднее, чем на четвертый день после рождения. С самого начала они жили по строгому, научно обоснованному режиму. У каждого животного свое жизненное пространство — спальня, место для игр, ванная и столовая. С каждым питомцем работают три сотрудника, на строго спланированных занятиях они быстро обучают шимпанзе языку АСЛ. Учителя привыкли пользоваться им — одна из сотрудниц сама глухая, остальные — дети глухих родителей. В присутствии животных все сотрудники на ферме общаются только при помощи АСЛ, так что шимпанзе никогда не слышат человеческой речи.

Рабочий день на ферме начинается в семь утра, когда служители будят шимпанзе. Ежедневно определяется «знак дня» — новый знак, который воспитатели стараются ввести при подходящей ситуации в обиход своих питомцев, создавая как можно более естественные условия для пополнения их словаря. После обязательного утреннего туалета — завтрак, включающий, помимо прочего, стакан теплого молока. И во время еды шимпанзе приучаются к самостоятельности: они должны сами повязать себе нагрудник и есть без посторонней помощи. После еды следует чистка зубов и чистка шерсти щеткой.

Если нет жары, шимпанзе ходят в одежде, которую должны сами надевать. Они стелют постели и занимаются уборкой. Как правило, обезьяны способны подтереть пролитую жидкость, вымыть посуду, исполнять другие поручения. Все это благотворно отражается на познании языка и позволяет избежать избалованности.

До и после обеда проводятся занятия. Полчаса — тренировка в применении знаков, и еще полчаса — просмотр иллюстрированных журналов, книг. Так называемыми «педагогическими» играми их побуждают к рисованию, отбору предметов из определенного ряда, забавам с кубиками, их учат вдевать нитку в иголку и даже шить. Установлено, что внимания у шимпанзе хватает на тридцать минут. А чтобы избежать перенапряжения, дважды в дневное время их отправляют спать. Около семи вечера они купаются и до сна резвятся в длинных легких одеждах, чтобы шерсть хорошо просохла.

При таком образе жизни Мойя приобрела словарный запас, исчисляемый 150 знаками, а Тату — более чем 60. Один раз в неделю все исследователи собираются вместе, чтобы обсудить результаты работы, в том числе эволюцию программы «знаки от шимпанзе к шимпанзе». В некоторые недели фиксировалось до 19 актов общения между животными при помощи АСЛ. Большинство из них сводятся к знакам «иди играть» или «приходи щекотать» (шимпанзе очень любят, когда их щекочут). Случалось, что Мойя, охотно катающая Тату на себе, подавала сигнал «сюда», показывая на свою спину, куда Тату должна была забраться. Мойя обозначала Ннэ знаком «ребенок», ворковала над ним и давала ему пить из своей бутылки, в то время как сам Ннэ по причине, известной лишь ему самому, называет Мойю печеньем.

Это поколение шимпанзе, как показали сравнения, обогнало Уошо в развитии, поскольку знакомство с языком АСЛ у них начато раньше и они с первых дней находились в более благоприятной «стимулирующей» среде.

Разговорные возможности человекообразных обезьян успешно исследуются в США и по программам четырех других экспериментов.

А вот эксперимент, проводившийся с шимпанзе в Колумбийском университете Нью-Йорка, недавно был прерван. Причины, побудившие профессора психологии Херба Террейса капитулировать, вызвали серьезные споры среди коллег.

Четыре года назад Террейс начал эксперимент, в ходе которого шимпанзе Нима (его полное имя Ним Чимпски — намек на американского лингвиста Нома Чомски) обучали также языку АСЛ. Ним осваивал язык жестов столь же усердно, как и другие «вундеркинды», и даже сам протягивал воспитателям руки, чтобы те показали ему новые знаки. Он успешно прошел «детскую» фазу языкового развития, изобретая новые знаки, и научился… обманывать и браниться. Несмотря на все это, Террейс пришел к выводу, что шимпанзе не способны правильно строить предложения. В своих опытах Террейс обращал внимание не на то, как пополняется словарный запас Нима, а на грамматику его высказываний. Ним, составляя комбинацию из двух слов, соединял слова вполне осмысленно. Некоторые слова, например, «больше», оказывались у него всегда на первом месте, другие, например, «мне», «меня», — на втором. Ним видел, что фразы «дать мне» и «мне дать» построены неодинаково. Но дальше, как утверждает Террейс, он не пошел. И здесь как раз начинаются различия в использовании разговорных навыков между маленькими детьми и шимпанзе

Во-первых, если шимпанзе строят комбинации из трех и более слов-знаков, то третий и последующие элементы лишь в редких случаях содержат дополнительную информацию они либо повторяют уже использованный жест, либо добавляют имя к личному местоимению — «играть (со) мной Ним(ом)» Из 21 четырехчленного предложения, которые образовал Ним, лишь одно не содержало повторов. В детском же языке подобные повторы, по данным лингвистики, почти не наблюдаются.

Второе различие заключается в том, что лингвисты называют средней длиной выражения. Дети употребляют, становясь старше, все более длинные и сложные фразы. В два года средняя длина предложений у них примерно такая же, как у Нима,— 1,5 слова (или знака), но в последующие два года длина фраз у Нима росла очень медленно, тогда как у детей (как глухих, так и здоровых) она резко увеличивается.

И семантика у Нима отличалась от детской. Ему была недоступна связь между семантическим значением знака и способом его употребления. Позиционная связь между, например, чем-то съедобным и соответствующим глаголом для Нима не существовала — он не видел никакой разницы между «есть орех» и «орех есть». Из этого следует, доказывает Террейс, что шимпанзе не понимают того, что говорят.

И наконец, Террейс провел тщательный анализ кинофильмов, на которых были запечатлены «беседы» Нима с человеком, и сравнил эти результаты с исследованием разговоров между детьми и родителями. Дети рано начинают понимать, что разговор — это своего рода игра, в которой участники постоянно меняются ролями: сначала скажет один, затем другой. Ребенок редко перебивает собеседника или говорит одновременно с ним. У Нима примерно в 50 процентах случаев высказывания вклинивались в речь собеседника.

Существуют три способа поддержать разговор после того, как партнер закончил говорить: можно повторить фразу другого полностью, можно частично воспроизвести сказанное и добавить нечто свое и, наконец, можно сказать что-то совершенно новое Дети до двухлетнего возраста повторяют за родителями до 20 процентов их высказываний. На следующий год доля повторений падает до двух процентов. Ним, однако, на протяжении всего третьего года жизни имитировал 40 процентов фраз своих учителей. Дети до двух лет дополняют сказанное собеседником в 20 процентах случаев, а к трем годам поддерживают таким образом половину разговоров. У Нима добавления не превышали 10 процентов

Между обезьяной и человеком

Одна из главных проблем состоит в том, что мы везде ищем «подобия» нашему разуму и нашему языку, не в силах представить ничего иного.  «Говорящие» обезьяны — совсем иные существа, чем их природные сородичи, «глупые обезьяны», по определению Уошо. Но людьми они так и не становятся, по крайней мере в глазах самих людей.

Уошо назвали в честь местности в штате Невада, где жили Гарднеры. Впоследствии выяснилось, что на языке индейского племени, исконно обитающего в этой местности, «уошо» означает человек. Человеком себя считала и сама Уошо. «Она такой же человек, как и мы с вами», — говорит о своей Коко ее воспитатель Пенни Паттерсон. В эксперименте по разделению фотографий на две категории — «люди» и «животные» — Вики, знающая всего-то три слова, свое фото уверенно клала в группу «люди» (как и все другие «говорящие» обезьяны, с которыми проводили этот эксперимент). Фото своего собственного «неговорящего» отца она так же уверенно и с видимым отвращением клала в группу «животные» вместе с фотографиями лошадей и слонов.

Судя по всему, у лингвистов и биологов просто нет аргументированного ответа на этот вопрос. И главная причина разногласий в том, что до сих пор нет устоявшихся определений и понятий.То, что ребенок и обезьяна воспринимают человеческий язык по-разному — это безусловно. Но «говорящие» обезьяны классифицируют действительность сходным с человеком образом. Они делят явления окружающей действительности на те же категории, что и люди.Скажем, знаком «беби» все обученные обезьяны обозначали и детей, и щенят, и кукол. Уошо делала жест «собака» и когда встречала собак, и когда слышала собачий лай, и когда видела их изображения — независимо от породы. Тоже самое делают дети.Горилла Коко, увидев на пальце у Пенни колечко, «сказала»: «ожерелье-палец». А шимпанзе Уошо называла лебедя «птица-вода». Что это, как не язык ребенка? Тот ведь тоже, когда видит самолет, говорит «бабочка».Более того, жених Коко горилла Михаэл, усвоивший язык жестов в весьма позднем возрасте, проявлял чудеса смекалки! Он апеллировал абстрактными понятиями, такими как прошлое, настоящее и будущее.

Однажды он рассказал о том, что когда он был маленький и жил в джунглях, охотники убили его маму.В отличие от людей, «говорящие» обезьяны проблему «идентификации» своего языка давно решили: по их мнению, он — безусловно человеческий. А раз язык — уникальный признак человека, то, значит, и сами они «стали людьми». Этот их вывод подтверждался неоднократно.Уошо, например, не сомневаясь, причисляла себя к роду людей, а других шимпанзе называла «черными тварями». Человеком считала себя и Коко. Когда предложили отделить фото животных от фото людей, она уверенно поместила свое изображение к изображениям людей. А вот фотография ее волосатого и голого отца была ею пристроена к стопочке слонов, лошадей и собак.

Как нам относиться к этим существам? В славном советском фильме «Приключения Электроника» была точно та же проблема: для взрослых Электроник — говорящий робот, и его можно и нужно «включать-выключать», дети же ясно видят: это — человек, даже больше человек, чем его близнец Сыроежкин.

Сегодня на сторонников защиты прав животных смотрят как на сентиментальных психов. Но, возможно, завтра все изменится, ведь когда-то и рабов или представителей других человеческих рас не считали за людей.