В Боснии и Герцеговине то ли сменилось, то ли не сменилось верховное руководство: у России и США, сербов и бошняков разное мнение на этот счет. При этом Республика Сербская не только вспомнила о своем желании отделиться от БиГ, но и объявила бойкот ее органам власти. Новый кризис в республике называют самым опасным со времен боснийской войны. И начало новой бойни во многом зависит от благоразумия Запада.
Формально наверху властной вертикали Боснии и Герцеговины находится сложносоставной триумвират из серба, хорвата и бошняка. Но последнее слово всегда остается за так называемым верховным представителем. Ближайший исторический аналог такого поста – генерал-губернатор (чтобы не сказать – рейхскомиссар). То есть заведомый иностранец, который управляет чужой страной и обладает исключительными полномочиями.
Например, он может отстранить любого чиновника, в том числе выбранного народом, и запретить любому политику участвовать в выборах. Может издавать свои аналоги указов, если сложносоставной триумвират не смог прийти к консенсусу по тому или иному вопросу. Может отменять любые решения формальных властей, если они, по его мнению, нарушают принципы Дейтонского соглашения, положившего конец боснийской войне – самой кровавой в Европе со времен Гитлера.
Такой исключительный институт был придуман для того, чтобы боснийские сербы, хорваты и мусульмане не начали убивать друг друга вновь. Работенка, стоит заметить, неблагодарная, и на этом посту (а всего, вместе с нынешним, было уже восемь верховных представителей) редко когда задерживаются дольше, чем на два-три года.
Однако Валентин Инцко просидел в кресле представителя больше 12 лет. Нельзя сказать, что из-за особых успехов. Нельзя даже сказать, что по собственной воле.
По ряду критериев он хорошо подходил для такого поста, поскольку отлично владеет сразу несколькими языками, включая сербскохорватский и русский, а по происхождению – австрийский словенец, то есть человек для региона не чужой и претендующий на некую «равноудаленность» от сторон конфликта. Но на практике Инцко отстаивал интересы политического Запада и хронически не мог найти взаимопонимания с сербами.
Беспрецедентная продолжительность его мандата связана с тем, что Россия, отойдя от периода «лихих девяностых», перестала «подмахивать» в ООН западные резолюции по Боснии, выступив с предложением сделать бессрочный институт верховного представителя конечным и после оговоренного срока предоставить жителей Боснии самим себе. Страны НАТО на это не соглашались, так Инцко оказался привязан к своему креслу: если уйдет, назначение его сменщика в Совбезе ООН может заблокировать Москва, а вся власть верховного представителя – от Совбеза.
Инцко терпел и «сторожил место», но есть предел и его терпению. Вроде как 1 августа его наконец-то сменил немец, соратник Ангелы Меркель Кристиан Шмидт, но именно «вроде как»: Совбез ООН этой «пересменки» не утверждал, так что наличие у Шмидта хоть каких-нибудь полномочий – вопрос спорный. Москва и примкнувший к ней Пекин по-прежнему требуют вернуться к вопросу о том, что Босния должна стать по-настоящему суверенным государством и избавиться от колониальной администрации.
Таким образом (подчеркнем это еще раз), легитимность любых решений Шмидта может быть оспорена. Как, собственно, и решений самого Инцко в рамках так называемых боннских полномочий, которые Совбезом ООН тоже утверждены не были. Это создает для БиГ неиллюзорную угрозу, поскольку Инцко не просто ушел, громко хлопнув дверью, а чиркнул спичкой, находясь посреди «порохового погреба Европы».
Дело в том, что незадолго до отставки его хронический конфликт с сербской общиной вышел на пиковые показатели. Начали его, надо признать, боснийские сербы – точнее, их парламент, где по случаю очередной годовщины со дня образования республики решили присвоить награды ее основателям, включая Радована Караджича и других политиков, осужденных МТБЮ за преступления против человечности.
То, что на приговорах МТБЮ клейма ставить негде, известно в Белграде и кое-кому в России. Для Инцко в этом вопросе нет тонкостей – Караджич и Ко ответственны за массовые убийства в Сребренице, поддержание культа вокруг которых было одной из главных его задач на посту верховного представителя.
Поэтому он достал свои «боннские полномочия» и зарядил «ответку» сербам: принял закон, по которым за героизацию военных преступников и отрицание геноцида в Сребренице можно сесть в тюрьму на срок от шести месяцев до пяти лет.
Политический кризис, который разразился после этого, теперь сравнивают с предвоенными временами. В плане накала страстей в последующей истории Боснии аналогов попросту нет – горшки сейчас бьют так, как четверть века не били.
Республика Сербская (РС) по сути ушла в автономное плавание, отозвав своих депутатов из общебоснийского парламента и своего представителя из властного триумвирата. Нынче это бывший президент РС и самый влиятельный сербский политик страны Милорад Додик. По сути нового закона он заявил следующее:
«Ключевой является воля народа. Если мы смолчим и согласимся с этим решением, то это будет означать, что сербы не имеют ни истории, ни будущего, ни права на свою позицию, а являются аморфной, ничего не значащей массой, которая слушает то, что говорят иностранцы. Если оппозиция будет с нами, я готов поддержать все их предложения, вплоть до провозглашения независимости Республики Сербской».
При этом полномочий «нового верховного» (Шмидта) сербы не признают, а на закон Инцко ответили собственным, согласно которому этот самый закон на территории РС не действует. У парламента РС подобных полномочий тоже нет, но кто сейчас рискнет ему это объяснить, а главное – какими средствами?
В такие моменты на Балканах принято пророчить новую войну – страшную и разрушительную, потому что для ее начала сложились все условия. Есть неопределенность верховной власти и управленческий вакуум. Есть неразрешимый конфликт, упирающийся в национальное чувство. Есть очевидная тенденция к сепаратизму и обострению политической лексики. Есть гордое и хорошо вооруженное население – если даже не брать в расчет почти мифические «схроны времен войны», легальных «стволов» в Боснии тоже предостаточно, оружие там любят.
Тем не менее рискнем предположить, что войны все-таки не будет – по крайней мере, пока. В силу того, что она никому по-настоящему не выгодна.
В первую очередь она не выгодна «большой Сербии» – Белграду и лично президенту Александру Вучичу. В период прошлой боснийской бойни он был юн и горяч, ввиду чего отметился несколькими памятными заявлениями в духе «кровь за кровь» и «не отступать, не сдаваться». Сейчас он гораздо больше озабочен оживлением сербской экономики и приближением мечты о членстве в ЕС, над чем работает в плотной кооперации с Брюсселем. Учитывая виртуозное умение Вучича играть в многовекторную политику, он расшибется в лепешку для того, чтобы боснийские сербы умерили пыл и не превратили свое существование в головную боль для Белграда.
Россию сложившаяся в Боснии модель тоже в общем-то устраивает. Да, в Москве хотели бы упразднения института верховного представителя, поскольку верховные представители в БиГ играют за команду ее соперников – атлантистов и прицельно работают на минимизацию российского влияния на Балканах. Но в условиях, когда в одну телегу впряжены лебедь, рак и щука, это является гарантией того, что телега не сдвинется с места, сиречь Босния останется вне блока НАТО, несмотря на все попытки ее туда втянуть.
Что же касается Запала, то его стратегия действий в БиГ имеет долгосрочный характер и направлена на упразднение РС как элемента, блокирующего атлантическую интеграцию Боснии в целом. По крайней мере, сами боснийские сербы абсолютно в этом уверены и ждут, что за уголовной ответственностью за отрицание геноцида рано или поздно последует упразднение их гособразования по принципу «нельзя давать слова республике, совершившей геноцид».
Именно поэтому вкупе с законом о том, что нововведение Инцко сербов не касается, был принят еще один – об ответственности тех, кто будет называть Республику Сербскую «результатом геноцида», а боснийских сербов «народом, совершившим геноцид». Для должностного лица БиГ, покусившегося при этом на суверенитет РС, он предусматривает тюремный срок до двенадцати лет.
Казалось бы, все эти события дают атлантистам и боснийским западникам шанс на то, чтобы форсировать процесс «антисуверенизации» сербов. Пойдут они на это или нет, зависит от того, кто они на самом деле – политики или маньяки. Политик должен понимать, что обострение политического конфликта в БиГ (например, через попытку отстранить Додика) в конечном итоге перечеркнет всю 25-летнюю работу в Боснии, рискует стать отправной точкой для новой войны и обещает в случае успеха весьма малоценный приз – вступление Сараево в НАТО через три-пять лет, а не 10-15, как планировалось.
А вот маньяк продолжит чиркать спичками, ведомый одной лишь навязчивой идеей – идеей о полном вытеснении России с Балкан при том, что ее скромные позиции там не представляют никакой угрозы для западных интересов.
Представляется, что решения в Брюсселе, Вашингтоне и Берлине пока что принимают не маньяки. Пока что.
