Государство как произведение искусства: между эстетизацией и рационализацией

Может ли эстетическое чувство помочь в конструировании гармоничного публичного пространства, в котором так вольно дышит человек

В апреле 2010 года в Институте философии Российской академии наук в Москве прошло заседание Московско-петербургского философского клуба (МПФК). Прежде надо заметить, что само создание подобной философской «фабрики мысли», скажем, 100 лет назад стало бы явлением общественной и интеллектуальной жизни страны. Сегодня общество обольщено другими авторитетами – экономисты, историки, психологи. Впрочем, кто сказал, что юрист, бизнесмен или политик не может философствовать?

Но тут возникает другой вопрос: а зачем вообще философии – или любой иной отрасли гуманитарного и естественно-научного знания (если, конечно, философию вообще можно назвать отраслью знания) – конкурировать за общественное внимание? Ну вот хотя бы для того, чтобы предложить еще один способ конструирования идеального государства – государство как произведение искусства. В дискуссии на заседании МПФК по этой теме, сокращенный вариант которой мы предлагаем вашему вниманию, участвовали:

Петр Давидович Баренбойм – адвокат, кандидат юридических наук, заведующий лабораторией конституционной экономики Института экономики переходного периода, член правления Международной ассоциации юристов; Георгий Генрихович Бернацкий – профессор Санкт-Петербургского государственного университета экономики и финансов, доктор юридических наук; Ирина Павловна Голованова – старший юрист компании «Сквайр, Сандерс энд Демпси ЛЛС»; Абдусалам Абдулкеримович Гусейнов – академик, директор Института философии РАН, заведующий кафедрой этики философского факультета МГУ имени М.В.Ломоносова, доктор философских наук, профессор, член управляющего совета МПФК; Александр Владимирович Захаров – член управляющего совета МПФК, старший вице-президент Сбербанка России, кандидат экономических наук; Лев Олегович Иванов – заместитель заведующего лабораторией конституционной экономики Института экономики переходного периода, кандидат юридических наук; Сергей Юрьевич Кашкин – заведующий кафедрой права Европейского союза Московской государственной юридической академии имени О.Е.Кутафина, доктор юридических наук; Владимир Ильич Лафитский – заместитель директора Института законодательства и сравнительного правоведения при правительстве РФ, кандидат юридических наук; Алексей Алексеевич Ливеровский – декан юридического факультета Санкт-Петербургского университета экономики и финансов, профессор, доктор юридических наук; Вадим Михайлович Межуев – главный научный сотрудник Института философии РАН, доктор философских наук, профессор, член управляющего совета МПФК; Игорь Дмитриевич Осипов – профессор кафедры истории русской философии Санкт-Петербургского государственного университета, доктор философских наук; Игорь Святославович Филиппов – заместитель декана исторического факультета МГУ имени М.В.Ломоносова, доктор исторических наук, профессор, член управляющего совета МПФК; Владимир Ильич Шевченко – заведующий сектором философских проблем политики ИФРАН, профессор, доктор философских наук; Игорь Григорьевич Яковенко – кандидат культурологических наук, доктор философских наук, член правления фонда «Институт развития», член Ассоциации политических экспертов и консультантов (АСПЭК), член Философского общества РАН.

Редакция «НГ-науки»

Там, где… эгоизм теряет мрачную окраску и уступает почему-либо место другим побуждениям, возникает новая историческая жизнь и государство приобретает характер творчески построенного здания, другими словами, оно становится произведением искусства.

Якоб Буркхардт, «Культура Италии в эпоху Возрождения»

Гусейнов: Государство как произведение искусства – тема неожиданная, необычная, в этом сила и слабость этой темы <…>. Если говорить о «государстве как произведении искусства», что прежде всего должно иметься в виду? С одной стороны, эстетическое оформление государства, парадность, ритуальность, одним словом – все, что связано с дизайном пространства государства.

С другой стороны, то место, которое отведено культуре и искусству в государственных приоритетах. Этот аспект темы уходит своими корнями как раз в Ренессанс, во времена расцвета итальянских государств.

Но мне кажется, эту тему - государство как произведение искусства - можно понимать не только в том смысле, что государство, как и всякое иное явление, имеет свой эстетический аспект. И оно может быть осмыслено с эстетической точки зрения. Государство, на мой взгляд, может быть понято в качестве произведения искусства и в прямом значении - наподобие того, как мы понимаеми в прямом значении - государство как произведение искусства, как, скажем, роман Толстого "Война и мир" или опера Чайковского "Евгений Онегин". Такой подход может пролить некий новый свет на понимание государства <…>.

Согласно Аристотелю, политика - это публичное пространство, которое создается общением свободных граждан, нацеленных на высшее благо. Его основной является справедливость как принципиально новый способ организации отношений между людьми в рамках этого пространства в отличие от того, как эти отношения задаются, скажем, социальной или экономической необходимостью, где обязательно должны быть иерархия, насилие и так далее.внутри которого люди и ведут разговоры, совершают поступки, которые имеют определенную нацеленность - на высшее благо. Потом появляется справедливость как принципиально новый способ организации отношений между людьми в рамках этого пространства в отличие от того, как эти отношения задаются, скажем, социальной необходимостью, где обязательно должны быть иерархия, насилие и так далее. Здесь принципиально другая ситуация, связанная с тем, что мы обобщаем в понятии справедливости ее назначение быть цементирующим основанием этого публичного пространства.

Почему же государство есть произведение искусства? Да просто потому, что государство - это то, что создают граждане в процессе своего общения, когда они общаются ради прекрасной цели, руководствуясь нормами справедливости. Это означает, что нет каких-то изначально данных канонов того, каким должно быть государство. Государство не является экземпляром какой-то серии, частным случаем неких общих схем. Оно есть изначальная, самодостаточная, прекрасная в себе, каждый раз индивидуальная реальность в том виде, в каком ее создают конкретные люди, которые стремятся к лучшей жизни. И при таком понимании государство, конечно, есть произведение искусства. Граждане в их совместной деятельности творят и создают свой общий дом, аналогично тому как отдельный художник создает произведения, воплощая в них свои идеальные устремленияиз такого подхода вытекает, что государство - это то, что создают граждане в процессе своего общения, когда они общаются ради прекрасной цели и в формах прекрасной деятельности. Это означает, что нет каких-то изначально данных канонов, что государство не является экземпляром какой-то серии, частным случаем какихто законов. Оно есть изначальная, прекрасная в себе реальность в том виде, в каком ее люди создают.

И при таком понимании государство, конечно, есть произведение искусства. Граждане в их совместной деятельности творят и создают то, что отдельный художник создает своим индивидуальным творчеством, когда он пишет роман, рисует картину и так далее.

Но здесь возникают вопросы: является ли наше государство, как оно представлено, союзом граждан и где эти граждане?

Баренбойм: Государство как произведение искусства, как тема и концепция вытекает из вопроса соотношения государства и культуры. Политологи, философы и тем более юристы, как мне кажется, привыкли несколько снисходительно относиться к идеям представителей художественной литературы и искусства, например, о природе того же государства.

Поэт Евгений Евтушенко написал: «Плохой вкус – это рычаг политики... Плохой вкус – это наша национальная проблема... Когда политика, ведущая себя, как путана, напяливает подвенечное платье, плохой вкус не делает ее девушкой... Употребление блатного лексикона, чтобы «стать ближе к народу», это плохой вкус... Считать войну до победного конца единственным выходом, даже если война бесконечна, – это плохой вкус... Да и сам наш парламент – это выставка вопиюще плохого вкуса некоторых избирателей... Считать, что спасение России лишь в устаревших системах, скомпрометированных историей, – в монархии, в капитализме, в тоталитарной версии социализма, не предлагая ничего нового, – – это плохой вкус». Строки из книги «Памятники не эмигрируют» (2005) заслуживают цитирования, хотя их автор, на мой взгляд, не может считаться мыслителем уровня Бродского, провозгласившего в своей нобелевской лекции необходимость развития эстетической концепции государственности в качестве противовеса современному государству.

Мандельштам в трех стихотворениях 1933 года («Мы живем, под собою не чуя страны...», «Квартира тиха, как бумага...» и, конечно, «Власть отвратительна, как руки брадобрея...») лучше выразил суть сталинской государственности, чем тысячи (в основном последующих томов) философских, исторических и юридических исследований. Именно о нем (сознательно) и Бродском (невольно) очень удачно сказал Евтушенко:

...Немыслим профессионал-пророк.

Бессмертны лишь герои-дилетанты,

Неловкие с эпохой дуэлянты,

Не знающие, как нажать курок. <…>.

Николай Рерих, которого все знают как художника, а многие знают его и по другим каким-то увлечениям, в том числе по политической деятельности невероятного направления, оказался еще и теоретиком государствоведения, теоретиком государства как произведения искусства. Он продолжил мысль Буркхардта о приоритете культуры в государстве и мысль Достоевского о том, что красота спасет мир, оформив их в конкретные юридические формы.

Пакт Рериха есть набор идей, каким должно быть государство и каким должен быть путь к тому, чтобы государство стало произведением искусства. По Рериху, это такое государство, в котором доминантой является культура. Кажется, утопическая мысль, очень абстрактная, легко может быть оспорена с таких же абстрактных позиций. Но Рерих с этой наивной формулой покорил половину земного шара, то есть почти половину независимых государств того времени. Он не только добился от них поддержки этой идеи, но и подвиг их к подписанию конкретного юридического документа – Пакта Рериха, значимость которого до сих пор еще не осознана, а идеи не воплощены в жизнь. Завтра <15 апреля> будет как раз 75-летие, когда в кабинете Франклина Рузвельта в Овальном офисе в Белом доме 21 государство подписало Пакт Рериха.

В чем суть этого короткого документа? Рерих быстро убедился после Первой мировой войны, что ничего сделать нельзя с ростом уровня насилия и агрессии, который существует в мире. Поэтому он добивался обуздания военной силы, запрета для военных разрушать произведения культуры и науки, в том числе и университеты, которые оказывались под защитой Пакта Рериха. Он выдвинул простую и – я еще раз говорю – наивную мысль, чтобы запретить уничтожать произведения искусства в ходе войн. Был принят документ о приоритете культуры над военной необходимостью.

Советский Союз, надо сказать, приглашенный к участию в этом пакте, замалчивал его и не подписывал. Сразу после войны появилась Гаагская конвенция ООН, где идеи Пакта Рериха и сам пакт упоминаются в тексте конвенции, но его главная мысль была перевернута: военная необходимость была поставлена первой, а затем уже шла речь о защите культурных объектов.

В соответствии с этой конвенцией каждая страна должна представить список своих культурных объектов, которые после регистрации их в ООН подлежат защите в случае военных действий. И Советский Союз, и нынешняя Россия до настоящего времени не подали список своих культурных объектов в соответствии с этой конвенцией для защиты от войны <…>.

Государство как произведение искусства – это то государство, в котором поощряется творчество; которое верит в идеалы.

Что касается Пакта Рериха, у нас среди юристов почти никто не знает о существовании этого документа. Поэтому мне кажется, что государство как произведение искусства – это государство, где ценятся идеи Пакта Рериха. <…>

Межуев: Я сторонник не сакрализации государства, не его эстетизации, а его рационализации. Потому что эстетизация государства – это есть своеобразный вид его сакрализации.

Теория государства, которая была разработана Аристотелем и Платоном в какой-то степени (Платон просто больше преимущества отдавал не политикам, а философам), – это была теория для избранных. Это была теория свободного пространства, но только предназначенного для граждан, для эллинов, и то – не для всех, а для афинских эллинов. Эллины были свободнорожденными, а все остальные – варвары, и их судьба – быть рабами.

Только возникает вопрос: а кто их кормить будет? Кто будет заниматься производством? Кто будет заниматься созданием тех жизненных благ, без которых слишком много философией не позанимаешься? Здесь возникает другая проблема – государство должно определиться в отношении этих вопросов. Ну хорошо, оно будет вольным сообществом философов, художников и кого-то еще. Тогда непонятно, зачем нужна политика.

В Новое время государство, конечно, обрело иные функции. Оно стало синонимом уже не избранных, не полиса, а общества.

Если общество – это прежде всего сфера приватности, тогда спрашивается: каким здесь должно быть государство? Государство выступает действительно как некоторая машина, но никак не эстетическая конструкция. Это во времена Возрождения можно было так говорить, потому что Возрождение, конечно, было очень эстетизированное мировоззрение. В Новое время государство выступает как машина, которая принуждает частных собственников, людей, преследующих свой частный интерес, действовать так, чтобы они не перегрызли друг другу горло, – вот его главное назначение.

Государство здесь выступает не функцией произведения искусства, оно выступает функцией правового государства. Правовое государство – это и есть рационализация государства, есть правовой рационализм. Что там эстетически можно объяснить – я понятия не имею! <…>

Правовое, рациональное государство патронирует не художника, а потребителя. Единственное, оно обязано обеспечить следующее. Все то, что создал художник как свободный творец, должно дойти до потребителя. Это и обеспечивает государство демократическое в отличие от недемократического государства, которое патронирует искусство. Буркхардт мог как угодно описывать деяния государства, но он не жил в Новое время. Он описывал не эпоху демократии правового государства, а жизнь отдельных княжеств и королевств итальянского периода Ренессанса.

Совершенно очевидно, что жить в XXI веке и идти по пути эстетизации и сакрализации государства, отбрасывая момент рационализации, это путь в никуда. А что такое рационализация – я повторяю еще раз: введение государства в правовое пространство, вот чего мы никак в России не можем достигнуть.

Яковенко: Безусловно, в государстве присутствует эстетическая составляющая. Иными словами, государство в глазах его подданных, в глазах его граждан выступает как эстетический феномен. Видимо, это связано с природой сакрального. Государство сакрально – нравится это Вадиму <Межуеву> или мне или не нравится, но такова реальность. А сакральное понимается как антитеза безобразного.

Но дело в том, что эстетическое субъективно, всякое суждение эстетическое есть суждение вкуса, а вкус – вещь субъективная. <…> Можно говорить о государстве как об искусстве, выражающем дух общества. В этом отношении это искусство, но говорить о том, что государство объективно или универсально прекрасно, с моей точки зрения, сложно.

Я так полагаю, что сакрализация государства коренится в природе государства. Люди не могут относиться к государству только как к некоторому социальному или политическому институту. Это вещи довольно известные, и нет смысла об этом много говорить. Любое государство всегда будет себя эстетизировать. Оно всегда будет работать на ритуальные формы, на самопредставление, всегда будет самовыражать себя некоторым образом, который предполагает особое отношение к государству. И в этом отношении оно неотделимо от искусства. Только, я повторяю, это очень частное искусство, по частному поводу, которое адекватно конкретному данному обществу, данной локальной цивилизации и данной эпохе.

Шевченко: Государство как организация совместной жизни людей на определенной территории есть очень часто результат неосознанного творчества по законам красоты и вместе с тем оказывается постоянно создаваемой и пересоздаваемой конкретной вещью, которую можно рассматривать и как произведение искусства. <…>

Государство как деятельность и верховной власти, и низов озабочено прежде всего не эстетикой и не рационализацией. Любое государство, в том числе и российское, если оно желает и далее существовать в истории, должно быть озабочено тем, как преуспеть в истории, говоря сегодняшним штампом – как быть конкурентоспособным на мировой арене. И вместе с тем оно стремится так или иначе к реализации «общего блага» для всех, носителем которого оно и является. <…>

Для нас самая главная проблема – это не строительство демократических институтов на западный манер. Самая главная проблема для российского государства – это как избежать реальной и большой опасности выпадения из истории.

Сегодняшние рассуждения об эстетике и рационализации российского государства должны быть соотнесены с той великой целью, которую мы должны перед собой ставить. Иначе выпадение из истории неизбежно, и оно может привести к тому, что мы станем еще одной Грецией или Египтом, куда будут ездить туристы, чтобы посмотреть культурное достояние великого прошлого страны. Сегодня мы наблюдаем, что идущий вот уже 20 лет процесс деградации и регресса российского общества замедлился, но он еще не остановлен. Деградация по всем параметрам – социальным, культурным, экономическим, политическим – продолжается. И в этом отношении нужно еще раз поставить вопрос о том, чем же действительно сегодня должно заниматься государство.

Все меньше мы занимаемся проблемой развития российского государства в сегодняшней весьма динамичной истории, и все больше мы ставим в центр внимания трудности внедрения западных ценностей в российское общество. Самым лучшим решением этого вопроса будет, если Россия распадется на 30–40 маленьких, по-настоящему демократических государств. Вот тогда действительно в каждом из них можно построить настоящую демократию – маленькую, аккуратную, где все будет рационализировано, эстетически красиво и никакой сакральности. Неужели мы обречены на такой бесславный конец российского государства? <…>

Лафитский: Я вернусь к теме нашего заседания – государство как произведение искусства. Я выскажу такую четкую мысль, четкий тезис – государство не возникло бы, если не было бы искусства. Можно приводить много примеров. Израиль был создан только благодаря Торе и другим священным книгам Танаха. Не было бы этих священных книг, не было бы Израиля. Появление священных гимнов Авесты Заратустры привело к созданию древнеиранского государства.

Если мы пойдем дальше на восток в Индию, мы увидим, что без «Рамаяны», без «Махабхараты» не было бы ни арийских княжеств, ни древнеиндийских царств. Можно упомянуть такие великие памятники, как поэма Гесиода, «Илиаду» и «Одиссею» Гомера. Без них не было бы эллинского мира. То есть искусство так или иначе, но рождало государство. И в дальнейшем искусство сопровождало развитие государства, оно оценивало государство, оно корректировало его развитие.

И последний тезис. Сейчас есть два пути – либо путь искусства, либо путь технократизма. Как раз я стою за то, чтобы государство развивалось по пути искусства, а не технократизма, который убивает душу государства.

Филиппов: Мне кажется, что в конечном счете нет уж такого большого противоречия между рационализацией государства и его эстетизацией. В конце концов математика может быть даже очень красивой. В этом смысле нашему государству, мне кажется, недостает как рационализации, так и определенной эстетизации. <…>

У нас действительно много делается для сакрализации государства. Разрабатываются ритуалы. Они могут быть и красивыми. Но сказать, что управление страной у нас организовано как-то красиво, было бы невозможно. Так же, как нельзя сказать, что оно организовано рационально. Об этом неприятно говорить, но смотрите на наших депутатов – как они выглядят и как они себя ведут.

Мне кажется, что в известных границах рационализация и эстетизация государства совместимы.

Голованова: Во многом споры и дискуссии между философами и юристами возникают в силу того, что все-таки юристы исходят из понимания государства как средства. Классическое определение государства, которым оперирует современная доктрина, это, в общем-то, концепция государства как средства. То, о чем сегодня говорил академик Гусейнов, – это все-таки государство как цель. Без понимания этого водораздела мы вряд ли сможем благотворно дискутировать на данную тему. И, в частности, тема сегодняшнего заседания – государство как произведение искусства – это прежде всего разговор о государстве как о цели.

Второе мое замечание состоит в том, что принципиально различаются между собой достаточно одномерная романская концепция государства и метафизическая германская концепция государства. Только при ясном понимании того, что это абсолютно разные подходы, возможна плодотворная дискуссия.

Кашкин: Мы в ходе дискуссии как раз и пытаемся увидеть государство как средство, ведущее к цели. Улавливаете? И через эту призму мы выделяем в государстве несколько важных элементов.

Это искусство создания государства, искусство управления государством, далее – культура управления государством, которая разделяется на политическую культуру, правовую культуру и нравственно-этическую культуру. Последняя тоже есть составная часть государства как произведения искусства. При этом никуда не денешься еще от одной стороны – красота государства как гармония исторически изменчива, как и всякая красота.

Осипов: Я услышал в главных докладах три варианта определения того, что есть государство как произведение искусства.

В предыдущих выступлениях говорилось о том, что в государстве должна быть гармония – это есть аристотелевская мера. Государство есть мера гармонии между чем и чем? Между формой и содержанием. А дальше можем уже определять, насколько, в какой мере одно соответствует другому. Я согласен с тем, что говорил Гусейнов. У Аристотеля речь идет не просто об эстетической форме, в том числе об этической форме. Государство Аристотеля – это государство дружбы, которое, скажем так, красиво выстроено.

Второй вариант понимания государства как искусства, о чем говорил Баренбойм, это то, что государство как искусство имеет некую культурную функцию. Я согласен с этим. Мне кажется, это очень важная тема, которая не разработана, прежде всего это касается культурной политики. На основе чего мы можем говорить о культуре как о юридическом явлении, имеющем правовые основания? Главная часть культурной политики – культурное право, оно вообще выпало из нашей государственной практики, его просто не существует.

Здесь Рерих очень интересен как яркий пример человека, который вообще не был юристом, но он дошел до юридических оснований того, что мы называем культурой.

Третий вариант мне более близок. Первоначально государства все-таки творило не просто государство, но власть. Мы можем говорить о власти, об эстетике власти. Властвующая персона – как бы ее ни называть: царь, император – пыталась творить государство. В Древнем мире, конечно, к этому процессу подключались 15–20% греков/римлян, которые участвовали в процессах творчества государственных форм бытия. Но 80%, конечно, были лишены этой возможности.

Суть демократии, когда мы начинаем говорить о современной ситуации, заключается в том, что правовое государство как раз и выступает средством, чтобы подключить к процессу творчества как можно больше людей. Я считаю, что единственная форма достижения гармонии в современном государстве – это, конечно, юридическая форма. Других способов творить государства нет. <…>

Сегодняшняя дискуссия, мне кажется, является формой такой беседы, которая, собственно говоря, и демонстрирует бытие государства как некий творческий процесс. А где его еще творить в интеллектуальной форме? Здесь, на нашем круглом столе.

Иванов: Говорят, что наиболее близким аналогом Конституции России является французская Конституция. Но взгляните на наше государство и на Францию – это совершенно разные вещи. Исходя из этого сравнения я вижу прежде всего очень плодотворный подход, связанный с тем, чтобы дать феноменологическое описание нашего государства. <…> Далее.

Отношения власти и, скажем, электората, наши межличностные отношения на уровне коллектива по сравнению с каким-либо европейским научным учреждением, а мне приходилось с ними сотрудничать, это, вы знаете, большая разница. И так во всем. Было бы очень важно описать то, что можно назвать нашим государственным бытом. В свое время француз де Кюстин описал николаевскую Россию, он оставил для последующих поколений очень интересный срез тогдашней нашей жизни. И вот если бы мы сегодня смогли получить, условно говоря, такое описание, мы тогда, наверное, сказали бы: вот наше государство как произведение искусства. Это может быть сделано и в виде научного трактата.

Бернацкий: Будем ли мы рационализировать государство или, напротив, его поэтизировать – все равно мы, по-моему, рисуем некоторый идеал государства, к которому стремимся или который хотим на Земле создать. А идеал, видимо, имеет и рациональные, и эстетические черты. Можно сказать, что идеал – это рационально-эстетический конструкт, который мы создаем в теории и к которому мы хотим приблизиться в жизни. <…>

Поэтому, мне кажется, когда мы говорим об идеале государства и политико-правовом идеале, нужно иметь в виду, что этот идеал часто сталкивается с культурой народа. К примеру, американцы насаждают этот политико-правовой идеал демократического государства в Ираке, но ничего из этого не получается. Ирак не хочет жить по модели американцев. Я не думаю, что мы сейчас можем насадить такой идеал и в Китае. Китай живет и процветает, но они не хотят западную модель государства насаждать у себя в обществе.

Если мы берем разнообразие культур в мире, то тот идеал, который сейчас сформулирован – политико-правовой, правовое демократическое государство, – это далеко не идеал для многих стран, и далеко не всегда он формирует тот тип личности, который мы с радостью примем.

Захаров: В начале нашей дискуссии уже было отмечено, что тема «Государство как произведение искусства» неожиданная и необычная. Спору нет. А вот насколько выбранная тема актуальна? Насколько важно в начале ХХI века вновь вернуться к разговору, начатому более 100 лет назад швейцарским мыслителем о «государстве как сознательно задуманном построении»?

Некоторые современные ученые полагают, что будущее невозможно предсказать, его нужно создавать. В условиях, когда миром правит многообразие, по их мнению, именно вопросы, а не ответы определяют будущее.

Сегодня модернизация – ключевое слово в современном российском политическом лексиконе. При этом толкование этого термина имеет достаточно широкий диапазон. В узком смысле под модернизацией понимается придание экономике инновационного характера. В широком понимании этого слова речь идет о необходимости достаточно серьезных изменений во всех основных сферах общественной жизни: экономической, политической и социальной. Из уст политических экспертов нередко звучат весьма образные метафоры на заданную тему. Вот одна из них: «Российская модернизация – это такой политический евроремонт, наполненный инновационным технологическим содержанием».

Можно спорить о том, как назвать процесс обновления общества: политическим евроремонтом или построением правового государства. Для определенной части мыслящей элиты ясно одно: изменения в стране необходимы. Остается лишь ответить на вопрос о сути предстоящих изменений. Подходы здесь могут быть самыми различными. Например, когда речь зашла о создании в России своей Силиконовой долины, на вопрос о том, чего не хватает для реализации этого проекта, председатель правления Института современного развития (ИнСоР) Игорь Юргенс ответил: «Адекватного законодательства, инфраструктуры, культуры общества». И далее добавил: «Проект получится, если будет готовиться свободными людьми в свободной стране, в творческих условиях». А в подготовленном в феврале 2010 года ИнСоРом докладе «Россия ХХI века: образ желаемого завтра» содержится утверждение, что без социально-политической модернизации невозможна и экономическая.

Это означает, что наше общество должно готовиться к переменам или по меньшей мере осознать их необходимость. Для этого необходимо создать определенные предпосылки. Одна из важнейших предпосылок – реализация задачи построения правового государства.

В связи с этим можно сказать, что разработка доктрины понятия правового государства на уровне ХХI столетия – это не благое пожелание, а обязанность государства и общества. Эстетические же концепции государственности могут стать ключом к разработке понятия правового государства, то есть понимания, в каком государстве мы живем, а точнее – какое государство надо строить.

Сама концепция государства как произведения искусства не была сформулирована Буркхардтом в каком-то законченном виде. Она сводилась в основном к мысли, что государства и их правители того времени считали достижения в сфере культуры и искусства крайне важными для укрепления престижа государства и их собственного. В итоге это привело к государственной защите и поощрению наук и искусства. Отсутствие четкости в формулировании концепции нетрудно объяснить ее, с одной стороны, интуитивной творческой очевидностью, с другой – крайней трудностью увязывания с реальной государственной жизнью. <…>

Главное положение философско–правовой концепции государства, разработанной Николаем Рерихом, гласит: обязанностью государства является поддержание и развитие духовной общности проживающего в нем населения. При этом государство должно быть в первую очередь ориентировано в своей созидательной деятельности на расцвет будущих поколений и на эволюционное построение новой будущей цивилизации с помощью развития и поощрения образования и культуры. Эстетическая модель государства дает науке конституционного права и философии права необходимые подходы для начала разработки доктрины правового государства, которая, в свою очередь, должна обеспечить конституционную основу Возрождения в России и создание в ней (говоря словами Рериха) «государства будущего».

Сегодня на повестке дня стоит вопрос о возможности достижения идеи правового государства с высокой эстетической составляющей. <…>

Гусейнов: Мне кажется, возможно, даже против ожидания, у нас разговор получился. В заключение мне хотелось бы подчеркнуть только одну мысль, прозвучавшую здесь. Хорошо было показано, что эстетизация государства не противоречит его рационализации. Хочу еще добавить и сказать – эстетизация государства совсем не означает и необязательно ведет к его сакрализации. Вадим Михайлович Межуев в своем выступлении хорошо сформулировал одну вещь. Он сказал, что в свободном публичном пространстве каждый свободный человек создает свое произведение искусства – он создает себя, свою собственную жизнь. Это совершенно замечательная мысль.

Но особенность публичного пространства в том, что это такое пространство, где все мы граждане, и в той мере, в какой мы граждане, тоже все вместе создаем одно произведение. Это произведение есть государство. <…> Мы же создаем сами свое государство! Центральная власть – откуда она? Она формируется в соответствии с теми конституционными началами, которые мы задаем. И напрасно думать, что государство – это некая иррациональная реальность, которая находится вне сознательного контроля людей. Это такая социальная вещь, которая создается людьми. Одни ее формы рушатся, другие создаются в ходе творимой людьми своей собственной истории.

Рейтинг публикации:

0

Комментарии (0) | Распечатать

Добавить новость в: