Народная артистка СССР Ирина Колпакова — о том, почему Цискаридзе «не будет подавлять ничто ленинградское»
Фото: ИТАР-ТАСС/Интерпресс/Валентин Барановский
На тему событий вокруг Академии русского балета (АРБ) высказались едва ли не все заметные фигуры российского балетного мира. Молчала лишь народная артистка СССР Ирина Колпакова, которую Владимир Мединский прочил на место председателя худсовета АРБ. Балерина призналась корреспонденту «Известий», что «ни с кем не разговаривает», но все же согласилась ответить на вопросы.
— Одна из главных претензий к Николаю Цискаридзе, претендующему на пост ректора АРБ, — московская выучка. Вы — ученица хранительницы петербургских традиций Агриппины Вагановой. Существует ли сейчас разница между балетными школами двух столиц?
— У нас везде, во всех учебных заведениях страны действует одна система Вагановой. Но, естественно, Москва и Петербург — разные города, поэтому там немножко разная исполнительская манера. Москва — город более динамичный, поэтому и московские танцовщики двигаются более динамично. Но нам, петербуржцам, тоже надо этой динамикой овладевать.
— Принято считать, что петербургская школа, грубо говоря, более техничная, а московская — более эмоциональная.
— Это зависит от тех, кто выходит на середину сцены, а не от школы. Невозможно эмоциональность воспитать в училище.
— Николай Цискаридзе говорил, что ключевой фактор различий — размер сцены Мариинского и Большого театров.
— Не знаю. Мы танцевали на сцене Большого театра без особых проблем. У них покат больше, а у нас спокойнее — в этом и была вся трудность.
Я вообще не понимаю, зачем нужна вся эта дурацкая конфронтация? Прекрасные артисты выходили из стен Мариинского театра и работали в Большом и наоборот. То, что я читаю, возмущает меня невероятно. Со многими педагогами мы учились вместе, я их хорошо знаю. И сейчас вижу их с сердитыми лицами, с пеной у рта. Откуда такая злоба?
— Многие обиделись на то, как прошла сама процедура смены власти.
— Да, но в новостях я читаю о таких процедурах постоянно. Видимо, у нас так и делается.
— Может, стоило сначала спросить коллектив, а не назначать лидера сверху?
— Это для меня очень сложный вопрос. Спросили бы коллектив — коллектив бы ответил: «Хотим господина Фомкина». Да, сверху назначать сложно, но иногда надо разрубать узлы.
— Вы кандидатуру Алексея Фомкина не поддерживаете?
— Вот госпожа Дорофеева говорила, что господин Фомкин — ее преемник, она его готовила. А по-моему, она должна была объявить открытый конкурс, а не готовить сидящего у нее за спиной преемника. Вы читали научные работы Алексея Фомкина про православие и балет? Наверное, это интересно. Но почему он этим занимается, будучи проректором по учебно-методической работе Академии имени Вагановой? А теперь он хочет быть ректором. Видимо, будет писать еще больше.
На днях он выступал перед депутатами и объяснял, что «Цискаридзе — представитель идеологически иной системы». Что он этим хочет сказать депутатам, которые ничего не понимают в балете? Значит, Колю надо в Следственный комитет вести и выяснять, какая у него идеологическая система? Он ведь всю жизнь выходил на сцену идеологически неверного Большого театра!
А еще господин Фомкин сказал: «Да, мы можем танцевать на одной сцене, но у нас не может быть сближения профессионального». Да у нас нет разобщения профессионального! В наше время никогда даже не обсуждалось — московская школа или ленинградская. Мы с Колей Фадеечевым (экс-премьер балета Большого театра. — «Известия») выходили на сцену Большого в па-де-де из «Спящей красавицы». Если бы у нас не было «профессионального сближения», как бы мы вышли?
— Есть еще одна альтернатива ректору Цискаридзе — солист Мариинского театра Илья Кузнецов.
— Он учился у моего мужа, Владилена Семенова. Хороший артист, на него приятно смотреть, ему веришь, но это чуть-чуть другая категория, нежели Коля. Илья говорит о последних событиях: «Они хотят навязать чужой стандарт». Откуда чужой? Из Москвы? А когда Дэвид Холберг в Большом театре танцует премьеры, ему кто-нибудь говорит, что он навязывает чужой стандарт? А почему ярчайшая представительница московской школы Наташа Осипова приезжает в Петербург и вызывает у всех восторг? Знаете, в мое время был железный занавес, и это было очень обидно. Мы не ездили за рубеж без контроля, к нам никто не ездил, иностранные балеты у нас не шли. А сейчас вешают железный занавес между Москвой и Петербургом!
— Педагоги апеллируют к истории: якобы всегда во главе академии стояли петербуржцы, а теперь править бал будет москвич.
— Всегда? А Петипа был петербуржец? А Иогансон? А Чекетти? А балерины-итальянки, танцевавшие все премьеры в Мариинском театре? Наша школа складывалась из множества источников, которые Ваганова объединила в своей методике.
Москвич Цискаридзе учился у лучшего мужского педагога нашего времени — Петра Антоновича Пестова. Мы с супругом были на его вечере в Нью-Йорке, на который съехались все его ученики. Это была настоящая элегантность — ленинградская элегантность, и чистота — вагановская чистота.
Но главное, что Коля — это личность и интеллектуал. На сцене дурака от образованного человека можно отличить всегда: у глупого и движения глупые. Только закостенелость не дает педагогам академии радоваться, что пришел действительно профессиональный, харизматичный человек. У него надо учиться — это будет особенно полезно для мальчиков, для педагогов мужского класса. Я понимаю, что коллективу сейчас тяжело, но давайте же попробуем! Ведь это интересно — попробовать. В жизни всегда должно происходить что-то новое. Иначе — скучища, рутина, этак и умереть можно раньше времени.
— Николай Максимович известен прямотой своих высказываний, из-за чего был замешан в многочисленных скандалах — например по поводу реконструкции Большого театра.
— Ну а что делать, если там папье-маше вместо золота и низкие потолки? Нужно об этом говорить честно? Вообще-то нужно. Но сейчас, я думаю, у Коли другое положение. Я верю в его интеллект, который поможет ему обойти все острые углы.
— Его первое решение — продлить контракт с худруком АРБ Алтынай Асылмуратовой — свидетельствует, что вы, возможно, правы.
— Алтынай — тоже личность, она замечательно работает. И если она любит академию, то я думаю, что было бы логично хотя бы попробовать работать с Колей, а не говорить, что без госпожи Дорофеевой она не может. Все говорят, что Вера Алексеевна стояла за академию горой и не пускала Гергиева. А я спросила Валерия Абисаловича, правда ли, что он хочет забрать здание. Он ответил: «Ну это же чушь, что вы такое говорите? Ну как я могу это сделать?»
— Правда ли, что Валерий Гергиев предложил вам возглавить худсовет АРБ?
— Да. Мы с ним часто встречаемся и в Петербурге, и в Нью-Йорке. Но поскольку мне уже 80 лет и я никогда в жизни ничего не возглавляла и возглавлять не хочу, я ответила: «Большое спасибо, Валерий Абисалович, но я не могу». Он сказал: «Вас понял». Представьте, я сейчас иду по улице на худсовет, а мне вдруг плохо. И что? Все переживают, ищут другого председателя.
— Ваша тезка Ирина Александровна Антонова в 91 год — президент Пушкинского музея.
— Я в восторге от этой женщины. Но она-то всю жизнь руководила, а я всю жизнь выходила на сцену и сейчас тоже работаю в зале, только в другом качестве — учу тому, чему меня научила Агриппина Яковлевна Ваганова.
— А стать ректором академии вам не предлагали?
— Слава богу, до такого абсурда не дошло.
— Что вы думаете по поводу инициатив Гергиева — создания Национального центра искусств, сближения Мариинского театра и АРБ?
— Когда я танцевала в театре, мы всегда репетировали на Зодчего Росси. Это было одно здание — школа и театр. Помню, как мы учениками подсматривали в щелочку, как Петр Андреевич Гусев репетирует с молодыми балеринами. Это было захватывающе. Я не говорю, что сейчас академию и театр надо соединять таким образом. Не надо. Сейчас в театре есть свои залы, и это удобнее, чем ездить туда-обратно. Но школа должна работать в одном ритме с театром — таково мое убеждение. У них должно быть единое дыхание. Это должен быть единый организм — не административно, а художественно.
— Как вы считаете, идеалы Вагановой воплотились в жизнь? Школа держит заданный ею уровень?
— Агриппина Яковлевна была гениальным педагогом, она и других педагогов сама обучала, поэтому в школе преподавали ее же ученики. Вагановой больше нет, и сохранить всё ее наследие — нюансировку, руки — невозможно. Потому я и думаю, что школа должна двигаться дальше. А сближение с Большим театром — это один из самых естественных путей развития. Тем более что Коля — умный человек и он не будет подавлять ничто ленинградское. Я в этом глубоко убеждена.
— Если Цискаридзе попросит вас прилететь и позаниматься с учениками и педагогами, согласитесь?
— С удовольствием. Только надо позвать. Пока не зовут.
Источник: Известия.
Рейтинг публикации:
|
