«Без войны он – не император»
Эксперт считает, что американская пропагандистская машина дала сбой внутри страны
«Сияющий град на холме» считался символом Штатов, Америка должна была одним лишь своим видом, одним только образом оказывать влияние на другие страны», – заявил газете ВЗГЛЯД политолог Борис Межуев. Он рассказал о том, как менялся стиль внешнеполитической риторики Вашингтона в последние десятилетия и почему теперь ее антироссийский тон заметно повысился.
Как сообщала газета ВЗГЛЯД, представитель Госдепартамента США Джен Псаки во вторник заявила, что позиция России при обсуждении вопроса о применении химоружия в Сирии противоречит мнению остальных участников международного сообщества. «Мы, конечно, видели комментарии министра иностранных дел Лаврова. Он плывет против течения, против международного общественного мнения, и что более важно – против фактов», – считает Псаки.
Сутки спустя сенатор Джон Маккейн дал свой «ответ» на статью Владимира Путина, опубликованную ранее в американской газете The New York Times. Несмотря на то, что большую часть статьи российский лидер посвятил ситуации в Сирии, а также самопровозглашенной «американской исключительной роли в мире», экс-кандидат в президенты США, выступая в российском издании «Правда.ру», предпочел коснуться иных тем.
В частности, Маккейн назвал себя даже более пророссийским политиком, чем члены правительства страны, а также обвинил российские власти в том, что они «наказывают несогласие и арестовывают оппонентов; манипулируют выборами; убивают журналистов; пишут законы, устанавливающие непримиримость в отношении секс-меньшинств».
О том, почему американские политики ужесточают свою риторику в адрес Кремля, в интервью газете ВЗГЛЯД рассказал соредактор сайта Terra America, политолог Борис Межуев.
ВЗГЛЯД: Борис Вадимович, главная функция политической риторики, как известно – это убеждение людей в «правильности» того или иного политического подхода. Кто лучше справляется с этой задачей в широкой перспективе – США или Россия?
Борис Межуев: В этом смысле проблемы и у США, и у России. Америка долгое время лидировала, это очевидный факт. Но сейчас, судя по происходящему, пропаганда дала сбой. Очевидно, что военная пропаганда работала, но нельзя сказать, что она была очень сильной, сравнимой с той, что работала перед кампанией в Ираке.
Борис Межуев (фото: russia.ru)
|
Пропаганда дала сбой, натолкнувшись на нежелание американского народа участвовать в военных действиях. Мне кажется, уровень «мягкой силы» американского правительства по отношению к собственному населению приблизился к российскому. Они где-то на одном уровне, может быть, все еще с небольшим перевесом со стороны США. Однако кризис «мягкой силы» в США уже заметен.
ВЗГЛЯД: Как вообще менялся тон внешнеполитической риторики самих США – со времен отцов-основателей?
Б.М.: Сам по себе идеологический экспансионизм не использовался США в те времена. «Сияющий град на холме» считался символом Штатов, Америка должна была одним лишь своим видом, одним только образом оказывать влияние на другие страны.
Впоследствии родилась мощная идея либерального интернационализма, которая провозглашала – если Америка выходит в мир ради уничтожения тиранов, то она должна предлагать свой вариант мирового порядка, но в последний раз к ней прибегли во времена президентства Джорджа Буша-старшего.
ВЗГЛЯД: Теперь эта идея ушла в область конспирологии?
Б.М.: Да, но идея мирового порядка существовала всегда. Конспирология связана с подозрением, будто за всем этим стоят некие масонские парасоциалистические силы. Однако латинский термин «мировой порядок» (novus ordo seclorum – прим. ВЗГЛЯД) используется на американских купюрах и не является «конспирологическим». Для Буша-старшего этот термин и вовсе стал реальным обозначением того «нового мира», который построят США при поддержке ООН.
Потом возникла идея демократического фундаментализма – силового распространения демократии, совершенно новая тема, введенная Бушем-младшим. Ранее, при Картере, существовал определенный демократический мессианизм, однако он проводился через какие-то тонкие политические технологии, пакты.
ВЗГЛЯД: Если прочитать, например, речь Картера в 1980 году, когда советские войска вошли в Афганистан, и недавнюю речь Обамы по Сирии, можно заметить куда большую решительность Картера. С чем это связано? Что изменилось?
Б.М.: Риторика, с одной стороны, понижается, а с другой – становится гораздо более жесткой. В то время одностороннее применение силы ограничивалось существованием Варшавского блока. Если рассмотреть пример Рейгана, то при всей своей жесткой риторике он не совершил ни одного вторжения. И это при том, что он орал, бряцал разнообразным оружием и изображал из себя ковбоя. Состоялись ли реальные военные акции? Никаких, кроме провальной попытки ввода миротворческих войск в Ливан и высадки на остров Гренада. Его максимумом было вооружение никарагуанских повстанцев, этим, пожалуй, Рейган и запомнился.
А сейчас нет никакого сдерживающего фактора. У людей уже появляется привычка к тому, что каждый американский президент должен отметиться очередной войной, поскольку без войны он – не император. Появилось какое-то имперское сознание, как в Риме. Несмотря на то, что сами американцы не хотят воевать, престиж президента-императора все теснее связан с войной, другое дело, что войны не слишком удачные.
ВЗГЛЯД: Как бы вы оценили выпады Джен Псаки и Джона Маккейна в адрес Кремля? Можно ли сказать, что когда у вашингтонских политиков не хватает аргументов, они часто пытаются скрыть это за пустым обличительным пафосом?
Б.М.: Что касается статьи Маккейна и этого заявления, то все дело в том, что зародился такой мем: «Россия – друг диктатора». Это явная попытка уменьшить престиж России в связи с удачным миротворческим предложением и попытка ее осадить. Ясно, что этого следовало ожидать и что это будет использоваться в дальнейшем.
ВЗГЛЯД: Некоторые блогеры сравнивают письмо Маккейна по форме и содержанию с немецкими листовками времен Великой Отечественной...
Б.М.: Это отвратительный прием. Фраза: «Россияне, вы заслуживаете лучшего президента» заставляет предположить, что, может быть, и американцы заслуживают того же? Это системное противодействие, основанное на следующей логике – «мы, конечно, понимаем всю проблему с Асадом и химическим оружием, мы не хотим воевать, но при этом гордиться вам нечем, наоборот – вам надо стыдиться того, что вы в плохой компании и у вас плохой имидж».
Буквально вчера я услышал фразу: «Россия – друг диктатора» от одного из участников Валдайского форума. И тут же схожее заявление Маккейна. Те же самые тезисы звучат и в интервью одного – казалось бы, абсолютно независимого – левого публициста, которое мы собираемся публиковать в Terra America.
ВЗГЛЯД: Как вы считаете, почему ответ на статью Путина был представлен со стороны США именно посланием Маккейна? Почему для этого не был выбран какой-то более тонкий политик-интеллектуал?
Б.М.: У нас – ресурсное общество, и у них – тоже. Существует ресурс русофобии, и кто-то должен ее представлять, желательно тот, кто аккумулирует ее в себе. Есть и Линдси Грэм или другие сенаторы. Но Маккейн все-таки – бывший кандидат в президенты США, шутки шутками, а мог бы стать президентом, и просто воплощает в себе всю американскую русофобию.
Несмотря на то, что он представляется «другом русского народа», русский народ отлично понимает, что объектом его атаки является президент, законно выбранный большинством. Заявления вроде: «Вы дураки, сами не понимаете своего несчастья, вам было бы гораздо лучше, если бы вами правил какой-нибудь мой приятель» – это, конечно, просто оскорбление населения чужой страны. Просто человек занял нишу главного русофоба, по крайней мере, русофоба в Сенате.
Во всем этом есть прямой намек на то, что Обама не смог ничего возразить Путину после его статьи и отвечать за него должны мы, его формальные оппоненты. И мы сделаем это, выиграв очко в пользу республиканской партии. Плюс здесь присутствует фактор самой республиканской партии, расколовшейся на два крыла – интернационалистское и изоляционистское.
ВЗГЛЯД: Как известно, с 90-х годов и во внутреннюю жизнь России вошли американские политические технологии – пиар, профессиональный спичрайтинг, имиджмейкеры... Они прижились здесь в чистом виде или все же с российской спецификой?
Б.М.: Они прижились... Глубины я не замечаю, но что касается внешних атрибутов, то безусловно. Политтехнологии – это то, что у нас развивалось даже порой с некоторым перехлестом по сравнению с США. Там пиар – совокупность представлений о работе с общественным мнением, а у нас он превратился в какое-то сознательное введение общественного мнения в заблуждение, в создание каких-то мифических угроз и так далее.
У нас изучался американский опыт, перенимались методики таких технологов, как, например, Дик Моррис или Карл Роув, серьезно изучались их приемы по ведению избирательных кампаний, многое бралось на вооружение.
Разумеется, значительная часть технологий придумывалась самостоятельно, одно время многие деятели пиара утверждали, что в чем-чем, а в этом Россия превзошла весь Запад и даже может экспортировать так называемые «гуманитарные технологии» за рубеж. Был значительно развит коммерческий пиар, широко распространялись корпоративные «тренинги лояльности», все это в общем нашло отражение в работе руководства страны.
Но в целом мне кажется, что власть прибегала к активному использованию этих технологий при наличии сильной угрозы, как это было, к примеру, в 2000 году, в период кризиса и сложностей, наличии «оранжевой» опасности или прихода некой «элитной фронды», как в 99-м.
Сейчас же, когда таких угроз нет, нет и политического пиара в старом смысле этого слова, он стал гораздо более умеренным, спокойным. И куда менее креативным.
Источник: Взгляд.
Рейтинг публикации:
|
