За Аляску в суд

Неизбежная уступка. История продажи Аляски.



Вчера камрад Punto выложил заметку "В России подан иск о признании недействительным договора о продаже Аляски Соединенным Штатам". http://new.aftershock.su/?q=node/26893 К сожалению, в ней очень слабо раскрыта история вопроса. А именно ПОЧЕМУ Аляска была продана. В предлагаемой статье история и причина сделки раскрыта более полно.

Итак: Продажа Аляски – следствие русско-американской «дипломатической идиллии».

Подписание договора о продаже Аляски.

Создатели телевизионной передачи «Русская Аляска. Продано! Тайна сделки», вышедшей в эфир канала «Россия–1» 31 мая 2011 года, вновь попытались уверить телезрителей в том, что уступка императорским правительством русских владений в Северной Америке Соединённым Штатам не имеет достаточно внятных политических и экономических объяснений. В очередной раз «исследователи» не смогли обойтись без намёков на то, что представители высшего руководства Российской империи могли действовать исходя лишь из личной материальной заинтересованности в этом деле.

Великий князь Константин Николаевич

Прежде всего указующий перст направляется в подобных случаях на генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича, одного из идеологов так называемых «Великих реформ», бывшего одним из главных сторонников этой сделки. И у кого-то может сложиться впечатление, что великий князь действовал как современный лоббист, а не как представитель царствующего дома.

Между тем, генерал-адмирал приводил в пользу своего мнения о необходимости для России избавления от заокеанских владений и, так сказать, континентального сосредоточения, вполне разумные, в том числе геополитические, как сказали бы сегодня, аргументы. Например, после Крымской войны, вполне продемонстрировавшей стратегическую слабость излишне растянутых коммуникаций, в 1857 году он писал канцлеру А. М. Горчакову: «Североамериканские Штаты, следуя естественному порядку вещей, должны стремиться к обладанию всей Северной Америкой», а наша империя «должна всячески стараться укрепляться в центре своём, в тех сплошных коренных русских областях, которые составляют по народности и вере настоящую и главную силу её».
Но идея эта разделялась не только близким кругом великого князя Константина или канцлера Горчакова. Поддержал её, например, и адмирал граф Е. В. Путятин, видный русский военный и дипломатический деятель, много сделавший для утверждения России на Дальнем Востоке.

Сторонники теории «предательской продажи» предпочитают не упоминать о том, что сам генерал-губернатор Восточной Сибири, легендарный Н. Н. Муравьёв-Амурский (хабаровский памятник которому помещён на современной пятитысячной купюре), ещё довоенной весной 1853 года представил императору – не либеральному реформатору Александру II, а самому Николаю I – свою записку относительно укрепления положения России на реке Амур и на острове Сахалин, и… о необходимости тесных отношений Петербурга с Вашингтоном.

Генерал-губернатор Николай Муравьёв-Амурский.

«Владычество Северо-Американских Штатов во всей Северной Америке так натурально, – писал Муравьёв-Амурский, – что нам очень и жалеть не должно, что двадцать пять лет назад мы не утвердились в Калифорнии, – пришлось бы рано или поздно уступить её, но, уступая мирно, мы бы могли взамен получить другие выгоды от американцев. Впрочем, теперь, с изобретением и развитием железных дорог, более ещё, чем прежде, должно убедиться в мысли, что Северо-Американские Штаты неминуемо распространятся по всей Северной Америке, и нам нельзя не иметь в виду, что рано или поздно придётся им уступить североамериканские владения наши. Нельзя было, однако ж, при этом соображении не иметь в виду и другого: что весьма натурально и России если не владеть всей восточной Азией, то господствовать на всём азиатском прибрежьи Восточного океана. По обстоятельствам мы допустили вторгнуться в эту часть Азии англичанам… но дело это ещё может поправиться тесной связью нашей с Северо-Американскими Штатами»[1].

Очевидная сегодня серьёзность мысли Муравьёва-Амурского о жизненной необходимости для нас освоения тихоокеанского побережья, Приамурья и Сахалина была тогда недоступна для многих. Об этом свидетельствует, в частности, известная (по мемуарам адмирала Г. И. Невельского) попытка руководства Русско-Американской компании в лице её директора барона Ф. П. Врангеля, побуждаемого корпоративными интересами, создать у императорского правительства ложное мнение «об Амуре как о реке бесполезной», объявив о невозможности, якобы, судоходства в её устье.[2]

Именно в связи с необходимостью ускоренного освоения наших гигантских сибирских и дальневосточных территорий и в видах более тесного сближения с Соединёнными Штатами императорское правительство решило заранее уступить последним русскую колонию в Северной Америке. При этом нужно иметь в виду, что Петербург стремился к достижению этих целей вовсе не любой ценой.

Так, например, проект Байкало-Амурской магистрали, впервые выдвинутый американцем П. М. Коллинзом (!), русские власти в 1857 году посчитали «преждевременным», несмотря на очевидные экономические выгоды, которые этот проект сулил. В частности, было признано нецелесообразным – в отсутствие ещё не построенной железной дороги из центра России в Иркутск – тесно привязывать Восточную Сибирь (Дальний Восток) к иностранным рынкам и ставить внутренние интересы края в зависимость от иностранцев. Политические и стратегические соображения, как и положено, брали тогда верх над чистой выгодой.

Стратегические соображения (как внутри-, так и внешнеполитического свойства) были, по всей видимости, главными и в принятии решения по вопросу об Аляске. Как пишет современный исследователь, это решение «не просто случилось во время Великих реформ; оно было их неотъемлемой частью, не в меньшей степени, чем все остальные – военные, финансовые и социальные – реформы, имевшие место в те же самые годы»[3].

Договор этот между Санкт-Петербургом и Вашингтоном готовился в столь глубокой тайне, что подписание его застало Францию и Британию, как, впрочем, и всю «после-крымскую» Европу, врасплох. Лондонская «Таймс» озабоченно писала тогда о взаимной «загадочной симпатии», существующей между Россией и США[4]. Недовольство и озабоченность Лондона были вполне предсказуемыми: договор 1867 года не только сделал Россию и Соединённые Штаты ближайшими соседями, но и позволил американцам со всех сторон окружить британские владения в Северной Америке.

Интересно, что и этот довод, и иные аргументы, которые высказывались русскими сторонниками уступки русской Америки Соединённым Штатам во времена Александра II, использовались задолго до того для объяснения и второй важнейшей территориальной сделки с большими геополитическими последствиями – продажи в 1803 году Наполеоном Луизианы (то есть всего нынешнего юго-востока США) Джефферсону. Тогда, судя по всему, Наполеон, намеревался: (а) избежать будущих войн с расширяющейся американской республикой; (б) предотвратить возможное сближение США с Великобританией; (в) содействовать созданию мощного государства, способного блокировать британскую экспансию, конкурировать с её торговым флотом и, рано или поздно, смирить её гордость.

Вплоть до начала ХХ века отношения Российской империи и Североамериканских Соединённых Штатов в области внешней политики не были отягощены никакими мало-мальски значительными трениями. Именно в таких общественно-политических условиях, по причине отсутствия даже намёка на какую бы то ни было (даже будущую!) опасность для Российской империи со стороны Соединённых Штатов, и стала возможной уступка Санкт-Петербургом в 1867 году русских владений в Северной Америке Вашингтону.

Современному человеку трудно представить, насколько дружелюбными были русско-американские отношения в те поры. В 1853–1855 годах, например, когда Россия оказалась один на один со всей Европой и с Оттоманской империей, американский нейтралитет был откровенно благожелателен по отношению к России. В марте 1854 года тогдашний президент США Ф. Пирс, принимая верительные грамоты нового русского посланника в Вашингтоне Э. Стекля (будущего «продавца Аляски»), нашёл нужным передать через него уверения в том, что в случае расширения рамок конфликта американцы ни за что не выступят на стороне антирусской коалиции[5].

Эдуард Стекль и Уильям Сьюард.

А когда в разгар американской Гражданской войны, в январе 1863 года, в Русской Польше возник сепаратистский мятеж[6], государственный секретарь Сьюард (тот самый, что потом был главным сторонником покупки Аляски) выразился с исчерпывающей прямотой: «Что касается России, то тут дело ясное. Она пользуется нашей дружбой в предпочтение любой другой европейской державе по той простой причине, что она всегда желала нам добра и предоставляла нам вести наши дела так, как мы считали лучшим для себя»[7]. Позиция Соединённых Штатов по отношению к польским событиям не могла понравиться Лондону и Парижу, ибо мятеж этот пользовался моральной поддержкой Великобритании и Франции до такой степени, что в Петербурге всерьёз рассматривали даже возможность совместного франко-британского нападения на Россию.

В связи с этой угрозой русское морское министерство отправило в 1863–1864 годах к тихоокеанскому и атлантическому побережьям США две эскадры под командованием адмиралов А. А. Попова и С. С. Лесовского – на предмет, прежде всего, изучения возможностей для русского крейсерства в прилегающих водах против англо-французов.

Но одновременно – по обоюдному согласию петербургского и вашингтонского кабинетов – визиты русских эскадр в Нью-Йорк, Бостон и Сан-Франциско послужили подтверждением поддержки союзного правительства Линкольна Россией и поводом для проявления дружественных чувств американцев по отношению к нашей стране.

Об атмосфере тех дней можно судить по накалу произносившихся речей и тостов. Так, на одном из званых обедов в честь русской делегации американский генерал Уэлбридж заявил: «Провидение указало, что должно быть два великих полушария, Восточное и Западное. Первое должна олицетворять Россия, а второе – Соединённые Штаты!»[8]
Тогдашние отношения России с Америкой и Европой были таковы, что самый влиятельный русский журналист того времени, редактор-издатель «Московских ведомостей» М. Н. Катков счёл нужным назвать именно Соединённые Штаты «нашими естественными и деятельными союзниками»[9]в случае начала европейской войны. Русский консерватор и охранитель настаивал, что для России Соединённые Штаты остаются наиболее близкой страной, ибо между ними никогда не было серьёзного столкновения интересов. (В этом, впрочем, с Катковым соглашался тогда даже и отпетый революционер-демократ Герцен).

Ратификационная грамота о ратификации договора о продаже Аляски и чек, которым США расплатились с Россией

Впрочем, ещё Джордж Вашингтон заявлял вполне чётко: «Наша истинная политика состоит в том, чтобы держаться в стороне от заключения постоянных альянсов с какой бы то ни было частью внешнего мира». В том же духе высказывался и Томас Джефферсон: «Мир, дружба, торговля – со всеми странами, обязывающих союзов – ни с одной».

Имея в виду выстраивание отношений со Штатами, говорить стоило (и стоит!) лишь о взаимовыгодном и долгосрочном сотрудничестве – что уже является достойной целью любых дипломатических усилий.

Как писал о тогдашнем русско-американском «сердечном согласии» американский автор русского происхождения, «оно оказалось столь же обязывающим для обеих сторон, как будто прошло формальную ратификацию в сенатах обеих стран. В середине XIX века, выверяя направление своей политики в отношении России и Соединённых Штатов, правительства других государств принимали согласие за аксиому, так же как их преемники учитывали двойственный союз Бисмарка, строя отношения с Германией и Австрией»[10].

Уступка Аляски произошла в 1867 году. А за год до этого, после получения в апреле 1866 года известия о попытке покушения революционера Каракозова на жизнь Александра II, не только президент США Эндрю Джонсон через американского посла в России поздравил императора по случаю счастливого исхода дела, но и обе палаты Конгресса единогласно приняли совместную резолюцию с поздравлениями Его Императорскому Величеству и русскому народу[11]. С этой, беспрецедентной для того времени резолюцией в Россию было направлено чрезвычайное посольство во главе с заместителем морского министра Г. В. Фоксом на новейшем военном корабле, броненосном мониторе «Миантономо».

В ответном послании императора Всероссийского президенту Соединённых Штатов говорилось: «Этот знак сочувствия глубоко меня тронул. Он касается не только меня одного; ибо вновь подтверждает чувства, связывающие американский народ с народом России. У двух наших стран нет воспоминаний о взаимных обидах, есть лишь воспоминания о хороших отношениях. И ничто не требует новых подтверждений нашей общей доброжелательности. Эти сердечные отношения столь же благоприятны для их взаимных интересов, сколь и для блага цивилизации и человечества, и отвечают замыслам Божественного Провидения, желающего мира и согласия между всеми народами. Истинное удовлетворение доставляет мне наблюдение за тем, как эти узы всё более укрепляются. Прошу Вас быть моим переводчиком по отношению к Конгрессу и американскому народу, который он представляет. Сообщите им, насколько я, вместе со всей Россией, признателен им за это свидетельство дружбы, переданное мне, и насколько счастлив буду я видеть возрастание могущества и процветания американского народа – вследствие сплочённости и постоянного упражнения в гражданских добродетелях, которые отличают его»[12].

Александр II.

Официальное гостеприимство не ограничивалось приёмами и салютами: в честь Г. В. Фокса были устроены военные манёвры и американские моряки посетили достаточное количество русских военных объектов, получая все интересовавшие их сведения военного и военно-промышленного характера – так же, как их получали в Штатах в 1863 году офицеры русского императорского флота. Секретов друг от друга у военных двух стран тогда не существовало: военно-техническое сотрудничество между нами началось ещё перед Крымской войной и продолжалось, практически без перерыва, вплоть до Октябрьского переворота 1917 года. Поэтому, например, в 1892 году Главный морской штаб империи следующим образом обосновывал необходимость учреждения поста военно-морского агента (атташе) при русском посольстве в Вашингтоне: «Известное сочувствие к нам американского правительства и народа может даже способствовать нам в пользовании сведениями, которые бывает иногда затруднительно получить через наших агентов в Европе»[13].

После завершения официального пребывания в столице империи делегация Г. В. Фокса отправилась в поездку по стране. В итоге глава делегации стал почётным гражданином Санкт-Петербурга, Кронштадта, Москвы, Корчева и Костромы. Всплеск русских симпатий к США сам Г. В. Фокс объяснял «инстинктивным сознанием того, что, хотя наши страны отделены друг от друга океаном и формами правления, существует общность по основным вопросам, которые соединяют дружбу с патриотизмом народа»[14].

Различие форм правления действительно не препятствовало тогда проявлению взаимных симпатий – и не только по отношению к официальным делегациям. Монаршее гостеприимство распространялось и на вполне обычных американских путешественников. Например, в августе того же 1866 года Александр II лично принял в Ливадии группу таких путешественников, среди которых был и молодой Сэмюэл Клеменс, больше известный нам под своим литературным псевдонимом Марк Твен. Американский писатель-демократ поставил свою подпись под торжественным обращением к самодержавному императору, в котором, в частности, говорилось: «Америка многим обязана России, обязана в разных отношениях и особенно за непоколебимую дружбу тогда, когда мы больше всего в ней нуждались»[15].

Только учитывая все эти обстоятельства, можно правильно понять смысл и значение русско-американской сделки относительно Аляски. Хотя сделать это, по всей видимости, очень непросто. Ведь почти за полвека «холодной войны» СССР и США и последующие пятнадцать лет «расширения НАТО» в головах и русских, и американцев сложился очень устойчивый стереотип восприятия друг друга как едва ли не природных, естественных геополитических противников, обречённых на противостояние если не географией, то – историей.

[1] Струве Б. В. Воспоминания о Сибири, 1848–1954. СПб., 1889, С. 154–155. Цит. по: Болховитинов Н. Н. Американские отношения и продажа Аляски. 1834–1867, М., 1990, С.92.
[2] Невельской Г.И. Подвиги русских морских офицеров на крайнем Востоке России: 1849–1855. Хабаровск, 1869, С. 67–71.
[3] Vinkovetsky, Ilya. Why Did Russia Sell Alaska? // Acta Slavica Iaponica, Tomus 23, P. 209.
[4] Times, 1867, April 2.
[5] Цит. по: Российско-американские отношения во время Крымской войны. // Дипломатический вестник, №11, 2003.
[6] Австрийские поляки в те же годы обходились без восстаний, а прусские – постепенно ассимилировались немцами.
[7] Тарсаидзе, Александр. Цари и президенты: История забытой дружбы: Пер. с англ. М., 2010, С. 235.
[8] Там же, С. 242.
[9] Катков М. Н. 1863 год. М., 1887, Вып. 2, С. 961–962.
[10] Тарсаидзе, Александр. Цит. соч., С. 232.
[11] The Papers relating to the foreign relations of the United States, 1866–87, Vol. I, P. 414.
[12] The Papers relating to the foreign relations of the United States, 1867–1868, Vol. I, Р. 415 .
[13] Цит. по: Носков В. В. Внешняя политика США на рубеже XIX–XX вв. в донесениях военно-морских агентов в Вашингтоне. // Россия и США в XXI веке, №7, 2007. (Электронный журнал –htpp: www.rusus.ru)
[14] Г. В. Фокс – Государственному секретарю У. Сьюарду, 25 февраля 1867 года. Цит. по: Болховитинов Н. Н. Русско-американские отношения и продажа Аляски. 1834–1867, М., 1990, С. 182.
[15] С.Л. Клеменс и др. – Александру II, Ялта, 26 августа 1866 года. Цит. по: Болховитинов Н.Н. Указ. соч., С. 181.

Отсюда file-rf.ru/analitics/143

http://aftershock.su/?q=node/26984