Дизайнер-возвращенец Владимир Пирожков: «Страна потихоньку выздоравливает»

• Даниил Ильченко

Кеды и спортивные штаны. Рукава заношенной до дыр толстовки закатаны. Фенька из черного жемчуга болтается на кисти правой руки. Вокруг шеи нефритовые буддистские бусы, на груди православный крестик. Автодизайнер с мировым именем Владимир Пирожков растирает заспанные глаза и небритый подбородок.

— А-а… — зевает, — я еще не проснулся, не обращайте внимания. Мы тут итальянцев ждем. Полночи готовились к встрече.

Владимир прохаживается по просторной зале двухэтажной коробки, расположенной на территории Московского института стали и сплавов (МИСиС). Это штаб-квартира и главный офис компании «АстраРосса».

Вдоль стен красуются стенды-презентации с проектами Пирожкова. Первыми бросаются в глаза пять симпатичных кряжистых грузовичков — новая линейка КамАЗа. Затем больше похожий на инопланетный корабль модульный корвет-вертолетоносец, главный участник прибрежных конфликтов будущего — для Объединенной судостроительной корпорации. Тут же дизайн космического пилотируемого транспортного корабля нового поколения (ПТК НП) для ракетно-космической корпорации «Энергия» и интерьер многоцелевого вертолета Ка-62.

Раздобыв чашку кофе, Владимир рассказывает о планах более насущных.

— На базе магистратуры МИСиСа хотим создать лабораторию быстрого прототипирования объектов любой сложности. Будь то чайная ложка, снайперское ружье или спутник. Так называемую фаблаб — цифровое производство на мощной станочной базе. А по соседству разместить трендлаб с постоянно обновляющейся библиотекой материалов и технологий со всего мира, — отхлебывает он из чашки и продолжает: — Здесь мы будем воспитывать этакий технологический спецназ отечества — менеджеров-технологов, компетентных на всех этапах производственной цепочки: дизайн, инжиниринг, маркетинг, производство. Но если качественные методики обучения инжинирингу и материаловедению может предоставить МИСиС, то за моделированием и дизайном нужно ехать. Италия — мировой центр дизайна по-любому! Это древний Рим с его архитектурой, это Микеланджело, Рафаэль и Леонардо да Винчи, а  сейчас — легендарные мастера italo magic, как в фильмах Феллини. Практически у всех наших великих художников был итальянский период. Хотелось бы, чтобы и у нашего технологического спецназа было что-то подобное.

Одно из произведений итальянского периода самого Пирожкова — самый продаваемый в России японский кроссовер Toyota RAV4. Его арочный силуэт Владимир увидел в пролетах залитого утренним солнцем Колизея.

Покажите им большие железяки

— А вот и наши друзья. Hello! — Владимир встречает делегацию из упакованных в деловые костюмы проректоров МИСиСа, девушки-переводчика и двух осанистых смуглых красавцев — блестящие черные туфли, блестящие черные волосы и ослепительно белые воротнички. Эти двое — представители Европейского института дизайна (IED, Милан), одного из шести лучших дизайнерских вузов планеты. Они приехали в Россию рассмотреть перспективы организации совместной прикладной магистратуры с МИСиСом.

— Ну что? По чашке кофе — и в тяжелые цеха! — провозглашает Пирожков.

Итальянцев ведут по бесконечным коридорам МИСиСа, открывают двери передовых лабораторий.

— Обязательно покажите им большие железяки. У них в IED такого нету! — нашептывает Пирожков руководителю экскурсии, взлохмаченному научному сотруднику в пиджаке, очках и джинсах.

Перед иностранцами мелькают огромные литейные печи, технологические комплексы для ковки, прокатки, контактной сварки...

— Oh, this is beautiful! — бормочут итальянцы, передавая друг другу титановую отливку будущей детали авиационного двигателя. И внимательно слушают монотонную речь русского профессора.

В чистой белой комнате лаборатории «Неорганические наноматериалы» потомки Леонардо да Винчи растерялись. Со всех сторон их окружили мониторы и могучие установки сканирующих электронных и атомно-силовых микроскопов. Указывая на самый внушительный прибор, они просят продемонстрировать его возможности.

— Дело в том, что… на том микроскопе катод перегорел… — неловко разводит руками упитанный лаборант в белом халате. Хочет сказать что-то еще, но его опережает Пирожков, спешно приглашая зарубежных коллег к соседнему аппарату.

Итальянцы углубляются в наномир и довольными возвращаются обратно прямо за стол переговоров.

— Сейчас они торгуются. Их интерес — чтобы как можно больше русских студентов ехало учиться в Италию и платило им денежку. Наш — получение диплома IED и чтобы как можно больше итальянских преподавателей приезжало сюда, — объясняет мне суть беседы Андрей Водяник, один из руководителей «АстраРоссы», инженер-дизайнер из Тольятти и друг Пирожкова со школьной скамьи.

Мы сидим в сторонке и наблюдаем за переговорами. Выслушав презентацию Пирожкова о программе воспитания технологического спецназа, итальянцы и начальство МИСиСа обсуждают нюансы совместной программы обучения. Андрей комментирует:

— А сейчас они хвастаются. Мол, у них Fiat, у них Ferrari, у них супер-пупер-дизайн. Набивают цену.

— Зато мы умеем делать хорошие танки, — спокойно отвечает главный участник переговоров Дмитрий Ливанов (тогда еще он был ректором МИСиСа, а сейчас министр образования и науки). Над шуткой смеются все, кроме автора.

— С недавних пор правительство стало внимательней относиться к развитию промышленности, — продолжает Андрей Водяник. — Для этого нужны специалисты, способные организовать производство. То есть наши будущие выпускники.

— Они готовы консультироваться, обмениваться программами и профессурой — подводит Андрей итог встречи.

Руководители «АстраРоссы» скорым шагом выходят из офиса. Пирожков чуть не припрыгивает на ходу от воодушевления:

— Приехали две деловые колбасы: «Мы умеем делать дизайн, ой-ой-ой…» А мы им — н-на литейную печь и атомно-силовой микроскоп! У них челюсть бамс… Ты видел, видел?!

— Теперь оправляемся в Сколково, — Пирожков заводит мотор своего «мини-купера». — Там предстоит выступить перед энергетиками, менеджерами среднего звена кучи компаний, образовавшихся после развала РАО ЕС. В Сколкове я читаю лекции по инновациям. Далеко не все понимают, что это значит на самом деле.

Отличная практика

Мы чаевничаем в кафе Московской школы управления «Сколково». Вокруг разноцветные стены, обтекаемая мебель, зеркальные полы. За соседним столом шумит мультикультурная компания студентов со всеми вариантами разрезов глаз и цветов кожи. Болтают по-английски и режутся в настольную игру типа «Монополии».

— А вот каким я был на первом курсе Свердловского архитектурного, — Владимир Пирожков показывает фото на мониторе ноутбука. Длинные волосы спадают на ворот белого плаща, кроссовки на липучках и джинсы. — Да-а… Хиповали мы по-жесткому! У нас ведь Бутусов учился, половина группы «Агата Кристи». Восьмидесятые годы, «Мы ждем перемен!», было круто.

Я расспрашиваю, каким образом Владимир попал на факультет промышленного дизайна Свердловского архитектурного института.

— Мой отец, выпускник МГТУ имени Баумана по специальности «гусеничные машины», сперва делал транспорт для поездок в Европу — танк Т-72, — издалека начинает Пирожков. — А потом был откомандирован строить Волжский автозавод. Детство мое прошло в Тольятти. Мама преподавала прикладное искусство, в доме всегда было много цветных карандашей, циркулей и готовален. Все тольяттинские мальчишки тогда бредили автомобилями. Я не был исключением. Лепил их из пластилина, рисовал на парте и в альбоме. Друг семьи Марк Васильевич Демидовцев, главный дизайнер АвтоВАЗа тех времен, заприметил мои художества. Именно он посоветовал поступать в САИ.

Пирожков переключает фотографию. Длинные волосы исчезают, облачение — камуфляж, за спиной ранец связиста, в руках «калашников» наперевес. Он крадется в лесной глуши.

— Это я в армии. Ушел со второго курса исключительно по личной инициативе. Я видел ребят, отслуживших и поступивших в институт. Они были такие продвинутые, все девчонки им вешались на шею!

Пирожков служил в ГДР в инженерных войсках. От строевой муштры его быстро освободили — как художника. Время было скучное, высший офицерский состав развлекался охотой — палил по газелям из тульских винтовок, которые хоть и качественные, но довольно убогие на вид. По просьбе офицеров Пирожков принялся переделывать их дизайн под иностранные спортивные образцы. Снабжал вензелями, покрывал лаком, а дальше винтовка дарилась какому-нибудь нужному генералу.

— С армией у меня связана еще одна история. В военном городке проживало около пяти тысяч мужиков и ни одной женщины! Как-то раз мне попался в руки журнал Playboy, и я решил нарисовать обнаженную девушку — надо же понять, как она устроена. Я к тому времени еще не знал. К тому же отличная практика: если ты умеешь рисовать обнаженку, ты умеешь рисовать все! То, что получилось, попало на глаза знакомому дембелю. «Слышь, братан, — обратился он ко мне, — вот тебе фотокарточка моей подруги. Сделай, чтоб лицо было ее, а все остальное оставь как есть». Я быстренько набросал картинку. Делать портреты я наловчился еще в Ялте, куда первокурсником ездил на практику и заработки — рисовать отдыхающих. В казарме рисунок произвел настоящий фурор. Очень скоро я был засыпан фотками жен и подруг. И я понял, что надо это дело монетизировать… Домой я вернулся богатым человеком. Накупил родителям кучу одежды, стиральную машину...

— Володь, пять минут до начала, — перебивает Андрей Водяник.

— Упс, надо идти.

Великий интегратор

Пирожков переключает слайды на большом экране в аудитории. Ему внемлет молодой менеджмент крупнейших российских энергетических компаний. Через пять — десять лет эти люди будут отвечать за электрификацию страны. В Сколкове они проходят корпоративный тренинг по «развитию ключевых компетенций и функциональных знаний руководителей».

Лектор рассказывает о своем западном прошлом и российском настоящем, проводит параллели, делится опытом, дает советы. На экране мелькают силуэты всем известных иномарок, затем новейшие разработки отечественного авто- и авиапрома.

— А еще мы разрабатываем эксклюзивные и очень дорогие выставочные стенды для серьезных компаний. Вот, например, стенд Сбербанка на экономическом форуме в Петербурге в 2008 году, — Пирожков останавливается на слайде с изображением автобусной остановки изящной конструкции, раскрашенной в фирменные сбербанковские цвета.

— Это автономный энергетический комплекс, — поясняет Владимир. — На крыше установлены солнечные батареи, от которых питаются банкомат, вай-фай-антенна, биотуалет и розетка для подзарядки мотороллеров. Это как вариант остановки городского транспорта для Сочи-2014.

Постепенно Владимир подбирается к сути своего выступления.

— Модернизация — это усложнение объекта во времени при незначительном росте его эффективности. Переход от наперстка к швейной машине — колоссальный рост эффективности! Затем швейную машину будут модернизировать, подведут электричество, она станет надежнее и производительнее. Но в какой-то момент присобачат радио, ТВ, интернет и кресло с подогревом — совершенно лишние в плане эффективности шитья. Хотя давно пора использовать технологию изготовления индивидуальной одежды — когда сканируется тело, а 3D-принтер, знающий малейшие нюансы фигуры, печатает ну очень удобное платье!

— Фишка в том, — подытоживает Пирожков, — чтобы суметь отследить контрольный параметр — оптимальную сложность объекта, после которой пропадает смысл его модернизировать. И перейти на более высокий технологический уровень. Поэтому давайте сейчас подумаем о будущем энергетики. Об автономных энергосистемах, о сетевой энергетике, о мини-реакторах… Давайте посмотрим, что там следует после наперстка.

С аналогичным призывом с той же трибуны две недели спустя Пирожков обращается к будущим руководителям авиационных предприятий страны. Как и энергетики, управленцы-авиаторы собрались в Сколково повышать профессиональную компетенцию и расширять кругозор. Одними воззваниями Пирожков не ограничивается.

— Это мой любимый проект, моя мечта! — Владимир указывает на изображение чего-то, одновременно похожего на автомобиль, вертолет и легкий двухмоторный самолет. Объясняет: — В сфере коммуникаций осуществился массовый переход с проводной телефонии на мобильные устройства; мы обрели очень важную степень свободы. То же самое должно произойти и с перемещением человека в пространстве. Но пока что мы привязаны к проводам-дорогам. Этот объект решит давно назревшую проблему.

Владимир скользит лазерной указкой по обтекаемым фюзеляжу и гондолам двигателей невиданного летательного аппарата, комментирует его характеристики.

— Вертикальные взлет и посадка, как у вертолета. Скорость и дальность самолета — 500 км/ч и 2000 км соответственно. Комфорт и доступность автомобиля — 5 посадочных мест плюс 300 кг груза. Стоить аппарат будет как приличный внедорожник, около 100–150 тысяч долларов. Со временем, при увеличении масштабов производства, цена будет снижена. Стоимость пассажиро-километра составит 5 рублей. У такси — 30. Сейчас ведется сборка прототипа 1:4. Место сборки назвать не могу — секрет. Над проектом трудится уникальная команда. Генеральный конструктор Автандил Хачапуридзе в свое время занимался разработкой многоразового космического челнока «Буран» в НПО «Молния». Я Пирожков, а он Хачапуридзе. Прикольно!

— Вы же автомобильный дизайнер. Кто вас надоумил заняться авиацией? — Этот вопрос задевает лектора за живое.

— Вы думаете, что разрабатывать сейчас какую-нибудь суперферрари — это прогресс? Ничего подобного! Эта феррари стоит сейчас в кромешной пробке на Тверской, за рулем сидит блондинка, которой нужно попасть в маникюрный салон на другой стороне улицы, она жмет на газ и космической сложности двигатель издает жалобные «вжиу-вжиу». Вот и весь прогресс. Зато понтов немерено! У нас нет другого выхода, кроме как из плоского двухмерного 2D-пространства передвижения перейти в трехмерное — 3D. Это неизбежное будущее!

Лектор пророчествует: переход массового транспорта в третье измерение не будет легким.

— Но в начале XX века мир был еще меньше готов к переходу от гужевого транспорта к автомобильному, — напоминает Пирожков. — Не было ни асфальтовых дорог, ни светофоров, ни правил дорожного движения, ни заправочных станций. Тем не менее все эти вопросы удалось решить за короткое время.

И пока Пирожков отвечает на бесконечные вопросы, мы на галерке общаемся с Андреем Водяником.

— Андрей, а не многовато ли проектов для одного человека? Технологический спецназ, самолеты, вертолеты, космические корабли, стенды, этот самый 3D-транспорт. Как Пирожков умудряется везде успевать?

— На самом деле проектов еще больше. Вот буквально на днях к нам обратился ЗИЛ с предложением наладить производство нового автомобиля. Думаешь, Володя будет его рисовать и конструировать? Конечно нет! Просто он знает к кому обратиться. В его контактной базе адреса лучших дизайнеров и инженеров со всего мира. Стоит ему убедиться, что предложение от ЗИЛа не «бла-бла-бла», что за ним стоят реальные планы и деньги, он кинет клич, и соберется команда, которая выполнит работу на высшем уровне. Главная наша задача — организовать процесс и интегрировать в него специалистов.

Две тонны пластилина

За широкими окнами уютного бара Noor идет холодный дождь, Тверская улица стоит в беспробудной пробке. На мониторе ноутбука Пирожкова улыбчивые и солнечные фото, а рядом на столике бокал с коктейлем под пестрым зонтиком.

— Смотри, вот я и Серега Стрельцов. Здесь мы еще подмастерья в студии Луиджи Колани в Берне. Вон он, усатый, с краю сидит, — Владимир предается воспоминаниям. — На четвертом курсе нам попался номер «Комсомолки» со статьей о мегадизайнере Луиджи Колани. Он стоял на фоне шикарного белоснежного автомобиля — новой модели Chevrolet Corvette. «Вот это дизайн! А мы тут над бульдозерами паримся!» — рефлексировали мы. Тогда и родилась идея напроситься к Колани на стажировку. Сочинили письмо примерно такого содержания: «Мы — два студента с Урала. Хотели бы обменяться с вами нашими уникальными идеями». Отправили, даже не вложив в конверт свои работы. И вдруг приходит ответ: «Сергей и Владимир, приглашаю вас на два месяца на стажировку. Все расходы беру на себя. Луиджи Колани». Точка.

Полгода ушло на мотание по кабинетам, сбор документов и оформление дипломатических паспортов. Из Свердловска с его оборонными заводами в те времена было особо не попутешествовать. Но у Сергея и Владимира это получилось, институт даже авиабилеты оплатил. С пятью долларами в кармане, практически не зная языка, они спустились по трапу в Цюрихе.

— Луиджи Колани долго ничего не мог понять: про свое приглашение он давным-давно позабыл. Стоит на пороге и сурово нас спрашивает: «Вы кто такие?» — «А мы те самые русские, которых вы пригласили». — «Ничего не знаю. Идите отсюда!» Мы включили наглость и упорство: «Мы отсюда не уйдем!» «Хорошо. Вот вам тряпки. Ступайте мыть машины», — сдался наконец Колани. Нам и в голову тогда не могло прийти, что очень скоро нас подключат к реальным проектам.

За два года, на которые растянулась двухмесячная стажировка, Пирожков нарисовал много разных вещей: флакончики для духов Yves Saint Laurent, кроссовки Adidas, футбольные мячи Molten, огнестрельное оружие Browning, клавиатуры для фирмы Olivetti.

— Как-то раз Колани вызывает нас к себе и говорит: «Ребят, если не хотите всю жизнь оставаться подмастерьями, вам нужно учиться. Вот адрес европейского филиала одной из лучших дизайнерских школ мира — Art Center College of Design. Поезжайте на Женевское озеро, осмотритесь». Приехали. Действительно, все очень круто. «Что нужно для поступления?» — спросили мы у приемной комиссии. «120 тысяч долларов за двухгодичный курс обучения», — ответили нам. Мы, конечно, приуныли. «Тогда у вас есть единственный шанс, — говорит администратор. — Поучаствовать в творческом конкурсе на эскиз лучшего городского автомобиля. Приз за первое место — бесплатное обучение, за второе — мы скашиваем половину цены, за третье — четверть. Конкурс уже стартовал, у вас всего неделя».

Пирожков занял второе место, Стрельцов — четвертое. Расстраивался Сергей недолго. Он уехал в Лондон и теперь возглавляет дизайн-отдел Samsung Communication Systems.

— Официант! — поднимает руку Пирожков. — Повторите, пожалуйста!

Поцеживая из трубочки новую порцию коктейля, Владимир продолжает:

— Вторую половину платы за обучение мне простили, узнав, что я имею диплом Свердловского архитектурного института, о котором члены приемной комиссии слышали впервые, но с моих слов решили, что это какая-то нереально могучая советская школа дизайна. Но тут возникает новая проблема: на что жить во время обучения? Швейцария — дорогущая страна!

В администрации школы Пирожкову посоветовали: «Ты же выиграл серьезный дизайнерский конкурс — поищи спонсоров». Он так и сделал. Первыми откликнулись Porsche и Citroёn.

— И вот сижу я в главном офисе «Ситроена» под пристальным взглядом шеф-дизайнера Артура Блэксли. Он вертит в руках папку с моим портфолио и говорит: «Знаю я одного Пирожкова, он танки делал в 60-е. Не твой родственник?» «Ну, вообще-то мой папа Т-72 разрабатывал», — отвечаю. У Блэксли глаза на лоб полезли. Выясняется, в свое время он работал дизайнером бронетехники на «Крайслере». И как раз проектировал М-60 — американский ответ нашему Т-72. Мир тесен! «Тест! — на эмоциях продолжает Блэксли. — Вот тебе шесть модельщиков, две тонны пластилина и оборудованный гараж в Тулузе. Задача — сделать рестайлинг интерьера Xantia-X2. Чем черт не шутит, а вдруг у тебя получится!»

Xantia-X2 была ситроеновским бестселлером, самым продаваемым во Франции автомобилем на тот момент. Каждые 4–5 лет, как и любая другая модель, она подвергалась рестайлингу. Но все серьезные дизайнеры «Ситроена» на тот момент были заняты другими проектами.

— Приезжаю в Тулузу. Меня встречают шесть модельщиков-французов: возраст под шестьдесят, два больших стакана вина за обедом для них в порядке нормы. «Ребята! — наивно обращаюсь я к ним. — Вы да я, нам нужно сделать супермашину!» А они мне в ответ примерно следующее: «А ты кто такой, чтоб нам указывать? Ты даже не студент еще». Понимаю, надо менять интонацию: «Так, давайте по-другому выстроим нашу историю. Вы опытные мужики. Вы знаете про эту машину ну просто все. Я про нее не знаю ничего. Но я круто рисую. Первое: я каждому из вас нарисую шикарную обнаженную мадемуазель». Мужики оживились: «О, тема! Нам уже нравится!» — «Второе: если благодаря вашему опыту и моим рисункам мы сделаем Xantia-X2, которая будет лучше Xantia-X1, то в вашей любимой Франции вас ждет слава и почет. А я получу стипендию от компании. И когда, отучившись, буду работать в “Ситроене”, зуб даю — лучшие проекты останутся за вами».

Через месяц Владимир с модельщиками выкатили из гаража новую машину. Руководство дало отмашку, и ее запустили в производство.

Пирожков вынимает из бокала зонтик и залпом допивает остатки коктейля. Затем пристально всматривается в автотрафик за окном.

— Вон, кстати, едет Citroёn С5 универсал. Он пришел на смену Xantia. Интерьер мы разрабатывали той же командой, когда, отучившись, я поступил работать в компанию. А вот проезжает Citroёn С3. До него «ситроены» были угловатыми, напильникообразными. Мы первыми сделали «пузырек». С тех пор пузыристо-обтекаемые формы преобладают.

Жизнь Пирожкова круто изменилась в конце 90-х. Его шеф Артур Блэксли ушел на пенсию, стало скучновато. Одновременно в дизайнерском мире прошел слух, что «Тойота» планирует открыть европейский офис в Ницце. Глобальная компания, миллиард долларов ежегодно тратящая на дизайн. Пленить руководство «Тойоты» Пирожкову удалось дизайном интерьера машины для президента Франции — Citroёn C6 Lignage, который демонстрировался на Женевском автосалоне в 1999 году.

— «А при чем тут дерево?» — спросил меня представитель «Тойоты» на выставке. Дело в том, что посередине салона я высадил миниатюрное японское деревце-бонсай, — специальный компьютер его подсвечивал, поливал и впрыскивал удобрения. «Ну как же, — отвечаю. — Машина — железный робот. А здесь, — указываю на деревце, — здесь его душа».

Японца зацепило. С 2000 года Пирожков стал старшим дизайнером европейского дизайн-центра «Тойоты». И пошло-поехало:

— Yaris, Auris, Corolla, Avensis, Prius, RAV4, IQ… — перечисляет Пирожков машины со своим интерьером, ищущим взглядом смотря в окно. — Видишь, там Auris припаркован. А через пару машин справа — Prius. А вон беленькая миниатюрная машинка — это айкьюшечка на Тверскую выруливает.

Первопроходчицы

— Ой, вы правда IQ проектировали? Ой, как замечательно! — чуть не хлопает в ладоши девушка в розовой кофточке, с ярким макияжем и большими круглыми сережками.

В учебной аудитории Московской государственной художественно-промышленной академии имени С. Г. Строганова собрались студенты пятого курса кафедры «Дизайн среды». Вернее, студентки: около тридцати девушек и ни одного парня. Парни, по словам однокурсниц, «появляются в универе во время зачетной недели или сессии». В остальное время «наши мальчики предпочитают работать в дизайнерских компаниях».

— Девчонки, давайте так, — знакомится с аудиторией Владимир Пирожков, — мы работаем не на гламурных жителей Рублевки, а на суровых мужчин: инженеров, космонавтов и военных. Я бы вас очень попросил быть дисциплинированными. Кто не приходит на следующую встречу, тот выбывает из проекта навсегда.

Девушки согласно кивают.

— В инженерно-космических кругах сейчас много разговоров об экспедиции на Марс, — пояснял мне смысл происходящего Владимир еще на входе в Строгановку. — Ни одной стране в одиночку подобный проект не потянуть. Скорее всего, усилия объединят США, Россия и Китай. И когда начнутся переговоры, я хотел бы, чтобы на стол положили наш проект. Совместно с ракетно-космической корпорацией «Энергия» мы запускаем в Строгановке на кафедре «Дизайн среды» программу «Миссия Марс». Задача девчонок — придумать интерьер межпланетного космического корабля. Благодаря еще не затуманенным мозгам и свежему взгляду они могут выдать совершенно неожиданный продукт.

Встреча со студентками продолжается.

— Итак, нужен интерьер... — Пирожков прохаживается с лазерной указкой в руке, за ним следят широко открытые от удивления глаза трех десятков симпатичных девиц. — Интерьер небольшого замкнутого пространства с агрессивной средой, в котором полгода-год будут жить от шести человек обоего пола. Меня интересует все: как они будут спать, есть, ходить в туалет, общаться, развлекаться, любить друг друга. Забудьте о высоких потолках: каждый лишний килограмм, выведенный в космос, стоит баснословных денег. Забудьте формы модных поверхностей. Мне не нужен салон очередного «ламборджини», он устареет через пару лет. Мне нужен объект, что называется, timeless — безвременный. Используйте непреходящие формы: пирамида, куб, сфера. Это космос, девчонки, там другие законы, в том числе мода…

Аудитория послушно внимает. Пирожков переходит к философским вопросам:

— И главный вопрос: зачем мы туда летим? Неважно, на Марс или Венеру. Может быть, мы летим за новыми видами энергии, ресурсов, интеллекта, жизни… Может быть, наоборот, чтобы убедиться, что там ничего нет и планета Земля — единственное наше пристанище, и, следовательно, не стоит здесь так усердно гадить… Предложите свой вариант. Подумайте не о том, как выпросить у родителей деньги на очередные туфли и помаду...

— Ну что вы сразу о нас так! — возмущается девушка в длинном платье.

— А я как раз этим и занимаюсь, — хихикают с дальних рядов.

— Знаю-знаю, это актуальная проблема, — кивает Пирожков. — И все же поразмышляйте над более удивительными вещами. Не хочу ограничивать полет вашей фантазии и вдаваться в технические тонкости.

Совсем скоро полет девичьей фантазии все же ограничит Валерий Парфенов из РКК «Энергия». Он расскажет о возможностях современных ракет-носителей выводить на орбиту модули не тяжелее 20 тонн и размерами не больше 18 метров в длину и 4,5 м в ширину. Слушая Парфенова, девушки окончательно почувствуют себя первопроходцами, ведь никого раньше особенно не заботило внутреннее убранство космического корабля. «У “Аполлона-11”, который сел на Луну, вообще никакого интерьера не было: шпангоуты и гайки торчали у всех на виду, — откроет им тайну Валерий. — На наших “Союзах” мы зашивали стены бытового отсека специальной тканью “Богатырь” салатового цвета, чтобы хоть как-то глаза космонавта отдыхали».

После лекции преподавательский состав кафедры «Дизайн среды» угощает Пирожкова чаем.

— С какого неба вас к нам спустили?! — радуется кто-то.

— Словно глоток свежего воздуха! Мы так устали от «дореволюционных» проектов, — жалуется другой.

— Давайте сотрудничать, — предлагает Пирожков. — У «АстраРоссы» постоянные заказы по выставочным стендам от крупных компаний. Рук не хватает. Нужны талантливые ребята, мы готовы платить адекватные деньги…

Покинуть академию Владимир не спешит. Он прохаживается по длинным коридорам, всматривается в развешенные вдоль стен художественные полотна.

— Смотри, какая красота! — указывает он на рисунки обнаженной натуры, выполненные в 48–49-м годах. — Я же хотел поступать в Строгановку. Даже приехал подавать документы. Но когда увидел это, очень испугался: куда мне... В итоге поступил в Свердловский архитектурный. Хотя там тоже рисовать умеют. Научили вроде.

«Как же мы тебе завидуем!»

Дождь за окном давно закончился, кофе выпит, плюшки съедены, официант принес счет. А история Пирожкова все продолжается. В феврале 2007 года он приехал в Японию на защиту проекта Toyota Yaris. Была ночь, и он мирно спал в уютном номере токийского отеля на 36-м этаже.

Вдруг раздается телефонный звонок: «Здравствуйте, вас беспокоят из приемной министра экономического развития и торговли Российской Федерации Германа Грефа. Приглашаем вас на совещание по проблемам развития индустриального дизайна в России, которое состоится через два дня». «Я только через неделю смогу приехать», — машинально ответил дизайнер, который еще не успел до конца проснуться. «Тогда мы перенесем заседание министерства на 2 марта», — говорят на другом конце провода.

— С утра мне показалось, что все это мне приснилось. А 2 марта я уже сидел в МЭРТе, — вспоминает Пирожков. — Я не стал рассказывать об индустриальном дизайне, а предложил Грефу посетить Toyota’s Design Centre в Ницце — мол, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. В середине месяца компания из министра и двух десятков губернаторов нагрянула в офис. Я подготовил мощную презентацию, удалось посетить закрытые для посторонних лабораторию и дизайн-студию. «Ну а в России такое возможно?» — спросил меня Греф уже по дороге в аэропорт. «А почему нет? — думалось мне. — Большой рынок, мультиотраслевая экономика… Тем более заручившись такой поддержкой». И я решил попробовать. Разговор мы продолжили уже в Москве.

Узнав об уходе Пирожкова, руководство «Тойоты», мягко говоря, расстроилось. Их можно понять: он возглавлял отдел advance design — секретное подразделение, где планировалось будущее корпорации на десять — двадцать лет вперед.

— С 2007 года для меня началась совершенно новая жизнь, — признается Пирожков. — Я вернулся. Появилась «АстраРосса» — небольшая, но очень злая компания. В команде нас всего десять человек, несколько таких же возвращенцев, как и я. Наш дебют — разработка визуального стиля и покраска самолета SuperJet 100 компании «Сухой». Очень благодарен Михаилу Погосяну за возможность работать в такой команде и над таким проектом!

Потом было много чего. Всего за пару месяцев портфель заказов перевалил за 10 миллионов долларов. Попутно шел процесс акклиматизации к российской действительности: досадная размолвка с партнером, кое-какие «финансовые проблемы» со стороны ряда компаний на весьма крупные суммы.

— И если возвращался я полный надежд и с лозунгом: «Быстрее! Выше! Сильнее!», то сейчас лозунг поменялся: «Не верь, не бойся, не проси» и «Делай что должен, и будь что будет». Я стараюсь не идеализировать ситуацию. Но потихоньку страна выздоравливает — это факт. Появляется все больше людей, которые пытаются заниматься чем-то созидательным, а не тупо рубиться за бабло. И вот еще что: при всех проблемах России именно здесь, именно сейчас могут возникнуть и воплотиться самые невообразимые идеи, которые впоследствии покорят мир. На Западе с этим сложнее. Там все бизнес-процессы отлажены, ты работаешь винтиком в хорошо смазанном, постоянно обновляемом механизме. Это сковывает. А в России даже механизма толком нет. Он в процессе становления. Каким мы его сделаем, таким он и будет. Полнейший простор для творчества. Поэтому, когда я рассказываю западным коллегам о том, чем занимаюсь на родине, у них едет крыша. «Как же мы тебе завидуем!» — говорят они мне.

Рейтинг публикации:

5

Комментарии (1) | Распечатать

Добавить новость в: