Несколько месяцев мы с моим партнером по множеству интересных дел (с сентября 1995-го) первым лауреатом «Хрустальной совы» в телеклубе «Что? Где? Когда?» Нурали Нурисламовичем Латыповым на основе многих своих статей и служебных записок писали книгу «Острая стратегическая недостаточность». Надеюсь, к выходу этого номера журнала она уже будет в продаже. Хотя и не знаю, под каким названием: отдел маркетинга любого издательства считает, что лучше авторов знает, о чем они пишут и чего хотят их читатели.
То и дело исследовали одну и ту же картину. Решение, представляющееся оптимальным на протяжении месяца, приводит к тяжелым последствиям через год; наилучшее в течение года оказывается ущербным лет через пять; давшее десятилетие благополучия разрушает страну через поколение…
Книга вместила лишь малую долю изученного нами изобилия примеров. А уж в журнальную статью и подавно входит разве что два–три.
Я уже не раз (и не только в «Бизнес-журнале») описывал одно из последствий Войны Судного дня (6–24 октября 1973 года). Объявленное арабскими нефтедобытчиками эмбарго на поставки Западу многократно подняло рыночную цену, и открытые незадолго до того месторождения в болотах севера Тюменской области неожиданно стали сверхрентабельны. Высшее политическое руководство СССР использовало поток нефтедолларов для закупки за рубежом не только новейшего оборудования (по завышенным ценам, ибо стратегические конкуренты многое не продавали напрямую, и приходилось пользоваться австрийским и финским посредничеством, отчего эти страны процветали), но и готовых технологий (не новейших — опять же вследствие ограничений на продажу) и товаров массового потребления.
Таким способом удалось быстро и заметно поднять благосостояние народа (так, значительный импорт кормового зерна обеспечил заметный подъем животноводства) и даже сократить разрыв на некоторых высокотехнологичных направлениях. (Мне памятны вычислительные машины ЕС — цельнотянутые IBM/360, где я сам программировал пару лет, и СМ 4 — копия DEC PDP 11, на которых работали многие мои коллеги; правда, к моменту их копирования фирмы уже производили следующее поколение техники, так что СССР вскоре пришлось покупать новые лицензии.) Но развитие соответствующих собственных разработок и производств резко затормозилось: деньги направлялись не на них, а за рубеж.
Уже через десятилетие — когда в соответствии с законом Саймона, описывающим естественную реакцию инженеров на подорожание или иную форму труднодоступности какого-то ресурса, цена нефти заметно упала относительно цены промышленной продукции — у нас начались серьезные сложности из‑за ослабления многих отраслей. Временный (надеюсь) распад Союза и планового хозяйства порожден не только этим тактическим успехом, перешедшим в стратегическое поражение. Но его роль в наших тогдашних и нынешних осложнениях очевидна.
Советские пропагандисты много лет шлифовали формы вовлечения рядовых граждан в политическую жизнь страны — от простых и понятных объяснений сложнейших вопросов до политических информаций силами самих же граждан. Это мобилизовало все силы общества на достижение многих значимых целей. Но в конце концов массовое сознание стало относиться к политике исключительно как к докучной форме и перестало видеть за ней реальное содержание. Поэтому новые формы агитации оказались восприняты необычайно радостно, а вложенное в них содержание — не только антисоветское, но и вовсе антиобщественное — значительная часть народа (и прежде всего как раз та, что по сей день считает только себя мыслящей) проглотила, не задумываясь о его разрушительных последствиях.
Подобные же долгосрочные последствия краткосрочных успехов можно видеть по всему миру. Отечественные примеры я привел лишь потому, что с ними по очевидным причинам знаком теснее и непосредственнее, чем с зарубежными. Но выражение «пиррова победа» появилось за многие века до появления нашей страны и даже русского народа.
Последствия одной пирровой победы мы наблюдаем как раз сейчас.
Плановое хозяйство почти всегда вкладывает значительную часть доступных ресурсов в будущее. Вышеуказанное отступление от этого правила в значительной мере порождено желанием устранить или хотя бы сократить отставание уровня жизни при плановой экономике от такового при рыночной хрематистике, наблюдаемое уже с конца 1950-х годов.
Термин «хрематистика», как и термин «экономика», предложил еще Аристотель. Эти греческие слова означают «погоню за прибылью» и «законы хозяйствования». Но сама рыночная хрематистика ненадолго опередила плановую экономику в значительной мере потому, что через разнообразные механизмы вроде кредитования изымала значительную часть ресурсов из будущего.
Например, советские панельные дома при Хрущеве имели расчетный срок службы четверть века. Столь неприличная скоротечность позволена только с учетом тогдашнего быстрого развития страны: к концу срока предполагалась полная замена домов куда более комфортными и долговечными. Впрочем, заложенный в эти дома запас прочности позволил большей их части прослужить уже полвека — и многие сейчас нуждаются только в ремонте и реконструкции, но не в замене. А уж до и после Хрущева жилье рассчитывали на века. Массовая же американская жилая застройка — в основном из легких сборных конструкций, нуждающихся в ремонте уже через считанные годы, а в полной замене — через десятилетие–два. Текущие нужды так удовлетворить проще — зато в скоробудущем времени эти же нужды проявляются вновь с прежней остротой.
Теперь рыночная хрематистика дожила до той эпохи, откуда изъяты ресурсы ради победы над плановой экономикой. В этом — одна из причин нынешней Второй Великой депрессии. Жаль только, что мы, в отличие от Первой Великой депрессии, оказались в рыночном мире, а не в плановом — и теперь переживаем в чужом пиру (и в чужом миру) похмелье.
Вдобавок разница уровней жизни, подвигнувшая нас на переход от плана к рынку (в тактическом смысле удачный для многих, но стратегически проигрышный для всех), была именно наблюдаемой. Средний по всему рыночному миру уровень жизни — что в конце 1950-х, что в конце 1980-х — был куда ниже среднего по всему плановому миру. Но реклама рынка более полувека назад нашла сильный ход. Явно и очевидно нищее большинство стран рыночной хрематистики провозгласили третьим миром в противовес второму — странам плановой экономики — и тем самым связали в массовом сознании понятие «рынок» только с первым, явно и очевидно процветающим (в том числе и за счет третьего) миром. Соответственно, мы сравнивали себя только с успешнейшими, не задумываясь о природе их успеха. Зато сейчас видим первые проявления провала вроде бы дальновидной стратегии наших конкурентов.
Изобилие подобных примеров заставило задуматься: есть ли вообще стратегии, выигрышные в сколь угодно отдаленном будущем? Поневоле вспомнился выдающийся математик Бенуа Карлович Мандельброт — автор концепции фракталов, то есть структур столь раздробленных (fractus), что даже их размерность выражается не целым, а дробным числом. Пример фрактала — придуманное самим Мандельбротом множество, состоящее из таких комплексных чисел C, что последовательность z0=0; zn+1= zn-12 +c не уходит в бесконечность. Формула вроде бы проста — но вблизи границы множества малейшее изменение C радикально меняет поведение последовательности, так что структура самой границы бесконечно сложна.
Любой шахматист вспомнит блистательные дальновидные стратегические замыслы, опровергнутые удачными тактическими находками. Множество возможных шахматных позиций конечно — но его структура столь близка к фракталу, что ее вряд ли возможно исследовать заранее, а надо переоценивать позицию после каждого хода.
Жизнь куда сложнее шахмат. И оппонентов много, и возможных ходов несметное изобилие. Похоже, разумнейшая стратегия — наметив цель, постоянно пересматривать обстановку и быть готовым изменить направление движения при малейших признаках приближения опасности, хотя и не паниковать сразу. Стратегия должна определять тактику — но и корректироваться ею.
Об авторе: Анатолий Вассерман — писатель, политический консультант, журналист и многократный победитель интеллектуальных игр
Источник: business-magazine.ru.
Рейтинг публикации:
|
