Проходящая сейчас в Осаке встреча лидеров двадцати ведущих стран мира не просто занята поиском решения оперативных вопросов текущего момента. Фактически именно там, а вовсе не в ООН, определяется путь всего дальнейшего развития глобальных событий. Точнее ключевые страны пытаются придумать, как избежать большой войны, потому что никогда ранее смена ключевого гегемона без нее не обходилась.

Нет, речь, конечно, не идет о зеркальности. Мол, раньше единственным геополитическим центром являлись США, а теперь их на троне сменит Китай. Как об этом неоднократно подробно говорил Владимир Путин, мир следующего поколения будет многополярным. Но что там ни вышло в результате, итог в любом случае означает утрату Америкой своей нынешней позиции. А именно на ней зиждется все американское экономическое благополучие. Лишение которого грозит не просто гражданскими беспорядками, а вполне реальным риском территориального распада государства.

Реакция читателей на мой комментарий по поводу выступления заместителя начальника Китайской академии военных наук контр-адмирала Лу Юаня относительно достаточности для победы в войне с США потомить всего два американских авианосца, показала явное непонимание глубинной сути происходящего. Большинство критиков и комментаторов сошлись на двух простых примитивах. Во-первых, страны к войне ведут не какие-то глубинные процессы, а только их лидеры. Во-вторых, китайские претензии на военную победу смешны, так как за последние две сотни лет Китай не выиграл ни одной войны.

Если второе под собой определенные основания имеет, то первое действительности не соответствует совсем. Американо-китайский конфликт вызван не персоналиями, а рядом глобальных стратегических просчетов, допущенных не только американской, а в целом всей западной правящей элитой еще в 70-ых годах ХХ века.

В глобальном противостоянии с Советским Союзом американский истеблишмент рассматривал Китай (и Азию в целом) первым по значимости (вторым была Африка) регионом, определяющим победу или поражение в партии. Так как невозможность получить контроль над ним силой оружия была окончательно доказана итогами войны во Вьетнаме (1964-1975 годы), то в ход попытались пустить пресловутого "осла, груженого золотом".

Это сейчас, с позиции постзнания, предпринятый шаг однозначно трактуется стратегической ошибкой. На тот момент Китай оценивался лишь как большая, но бедная и безнадежно отсталая традиционная колония, лишь по досадной случайности временно выскочившая в независимость. По "японской схеме" ее следует встроить в западную (прежде всего американскую) экономическую, далее - политическую, систему управления, для окончательного закрепления тотальности превосходства Запада над СССР.

Американцы полагали, что расширение торговых связей неизбежно приведет к масштабному вливанию их капитала ради доходов от инвестирования. В результате, китайское руководство будет вынуждено начать подвигаться в вопросах политического управления страны. Западные деньги постепенно размоют идеологическую основу коммунистической идеологии и подорвут социальный фундамент государственной конструкции КНР. Дальше должно было получиться как с Японией, внешне как бы сохранившей атрибуты независимости, но фактически ставшей экономической колонией и военным плацдармом США в Азии.

Должно было, но не получилось. Аварийно сворачивать экономическое сотрудничество с Китаем Америке следовало еще сразу после событий на площади Тяньаньмэнь в 1989 году. Но уж слишком вкусной оказалась получаемая прибыль, и политическая элита США взнуздать свои транснациональные корпорации не сумела. Именно с этого момента начался глобальный процесс, уже мало зависящий от конкретных персоналий.

Обе страны оказались в ловушке Фукидида. Если потенциальный гегемон начинает быстро набирать силу, действующий гегемон начинает его бояться и искать возможность уничтожить источник страха, единственным вариантом которой оказывается только война.

Проблема заключалась в том, что ни Китай, ни Америка на тот момент этого не поняли. Точнее, сделали очень разные по глубинному смыслу выводы. Вашингтон волновался исключительно за судьбу денег, полагая, что геополитически Китаю деться все равно некуда.  Не вышло сегодня, выйдет через несколько лет потом.

В свою очередь правящая элита Красного дракона момент перехода количества иностранных денег в качество утраты монополии на управление обществом и государством как раз осознала. Но на тот момент довольно локально. Без просчета дальнейших стратегических последствий. Был сделан вывод о необходимости развития экономической мощи страны до уровня, сопоставимого с мощью западных конкурентов. В противном случае, рано или поздно, они Китай попросту сомнут.

Осознавая невозможность решительной публичной смены глобального курса, Пекин пошел по пути тихой экономической экспансии. Сначала чисто внутренней, формировавшей то, что сегодня привычно называется особым китайским путем. Руководство страны с радостью принимало инвестиции и формировало под них удобные особые экономические зон, при этом политически изолируя их от государственных устоев страны.

К 2006 году процесс осознания глобальности масштабов сложившейся тенденции в Китае оказался понят, тогда как в Вашингтоне о них еще не догадывались даже самые прозорливые аналитики.

Следующие 10 лет китайское руководство посвятило оформлению тенденции в четкую стратегию, в 2015 году вылившуюся в программу "Сделано в Китае 2025", предполагавшую выход национальной экономики к указанной дате минимум на последнее место в мировой ТОП10 промышленно развитых стран. Ровно с этого момента война между претендентом и нынешним гегемоном стала практически неизбежной. Вопрос стоял лишь о сроках ее начала.

Из китайских расчетов выходило следующее. Сойти с выбранного пути Китай не может ввиду неприемлемости неизбежных политических и экономических последствий. Значит, к 2025 году необходимо закончить модернизацию ключевых отраслей, далее, к 2035 году подняться до середины списка, чтобы к столетнему юбилею провозглашения КНР в 2049 году уже уверенно занять в нем первое место. Со всеми соответствующими переменами в международном статусе.

Где-то примерно с 2027-2029 годов масштаб процесса неизбежно достигнет уровня, вызывающего очевидные трения с США. На начальном этапе они будут носить чисто экономический характер и могут быть купированы глобальным проектом "Пояса и Пути", который предполагалось в целом реализовать как раз к 2025-2027 годам.  

Помимо общего роста товарооборота с ключевыми рынками, идея предусматривала серьезное изменение баланса транспортных перевозок. Если изначально 98% китайской внешней торговли шло не просто морем, но сосредотачивалось на маршрутах, полностью контролируемых западными флотами, то в итоге 10% логистики перенаправлялось через сухопутные линии, и еще до 40% должно было проходить через Северный морской путь. С учетом повышения возможностей НОАК в прибрежной зоне, под контролем США должно было остаться не более 30-35% общего объема грузооборота.

Американское руководство все это видеть было должно, но учитывая специфику его мировосприятия, в течение длительного времени оно пыталось "решить вопрос за деньги".  В частности, через санкции и политическое влияние на другие страны, через которые проходили ключевые отрезки китайских проектов. Фактически это уже была бы война, но остающаяся в рамках торговых инструментов.

Понимание невозможности достижения победы в ней Вашингтону должно было придти примерно к 2035-2037 годам. Как раз на этот срок нацеливались окончания всех планов качественной модернизации НОАК и ее вывода на полную боеготовность. С этого момента угроза возникновения прямой войны становилась ключевой в базовых геополитических факторах китайской политики.

Война никогда не возникает сама по себе. Она всегда требует цели, достижимой военными средствами. Для Америки в данном случае таковой должна была стать смена не просто конкретных лиц в китайском руководстве, а замена всей правящей элиты "на более правильную к Западу". Добиться этого Вашингтон теоретически мог всего двумя способами: через оккупацию после победы и через гражданскую войну, вызванную крупными внешними поражениями. Коммунистическая партия Китая разработала стратегию, купирующую оба варианта.

Конечно, Китай давно ни с кем не воевал серьезно. Хотя война с японцами тоже не выглядела детскими шалостями. Но и военная репутация США также в значительной степени раздута пропагандой. А главное, Америка чрезвычайно чувствительна к потерям. Значит задача китайской армии заключается в максимизации потерь агрессора в случае его вторжения. И она вполне достижима.

Кроме того, масштабы вопроса требуют наличия у Пентагона минимум миллионного контингента, который, перед броском на Континент, еще требуется где-то накопить. С колес такую массу войск высадить невозможно технически. Сделать это американская армия теоретически способна опираясь только на Японию, Южную Корею и Филиппины. Поэтому руководство КНР положило много сил на развитие и совершенствование ракет ближнего радиуса и авиации, как инструмента ликвидации тылового района противника. Китай прямо заявил о готовности нанесения упреждающего удара по сопредельным странам в случае использования потенциальным агрессором их территории для подготовки нападения на Китай.

Плюс к тому никто не снимал с повестки дня фактор ядерного оружия. Без стратегического удара любые рассуждения об успехе вторжения на материковый Китай не имеют смысла, а после автоматически последует ответный удар с решительно неприемлемыми для США последствиями.

Второй тип угрозы основан на стимулировании гражданской войны внутри Китая вследствие резкого обрушения достигнутого за два десятилетия уровня жизни, вызванного перерезанием китайских внешнеторговых коммуникаций. Экономика поднебесной от 30 до 70% (в зависимости от отрасли) зависит от экспортных рынков сбыта и внешних поставок ресурсов. Однако большинство логистических линий находятся в прибрежных по отношению к Китаю водах, а значит могут быть прикрыты достаточной силы флотом, тесно взаимодействующими с береговыми комплексами и базовой авиацией.

Учитывая нахождение американской инфраструктуры базирования в Азии в зоне досягаемости сил НОАК, США в случае конфликта будут вынуждены отступить "далеко в океан", на рубеж Австралии, Маршалловых островов и Гаваев. Даже в Индийском океане судоходство предполагалось прикрыть военным флотом Китая, опирающимся на широкую систему передового базирования, способную успешно блокировать американские силы на острове Диего Гарсия.

Тем самым руководство КПК рассчитывало к моменту принципиального обострения американо-китайских отношений примерно на рубеже 2037-2040 годов поднять планку возможностей НОАК так высоко, чтобы военная победа над Китаем уже не казалась легко достижимой. В таком случае вариант выработки некоего мирного механизма сдачи трона в обмен на те или иные будущие преференции для американской элиты должен был стать явно предпочтительнее тотального взаимного уничтожения.

Безусловно, военный конфликт допускался, но, по мнению правительства Китая, он бы не вышел за территориально строго локальные и по времени очень быстротечные рамки. Итог столкновения должен был окончательно показать возросшую мощь претендента и критичную ограниченность возможностей США по удержанию позиций. Опять же в пользу китайских расчетов играла высокая взаимная экономическая связанность обеих стран.

Китайцы свой стратегический план просчитали действительно хорошо. И степень неуклонности его реализации на протяжении более чем 12 лет вызывает восхищение. Однако в него таки закралась серьезная ошибка. Авторы не сумели точно оценить степень прочности американского экономического доминирования на планете.

Темпы роста финансово-экономической махины Китая более чем вдвое обогнали расчетные (конечно, если исходить из того, что в открытую для публики версию вошли подлинные параметры развития, а не были специально занижены в разы, чтобы гегемон до поры до времени не подозревал о грозящей ему опасности).

Вместо простого прорыва в десятку ведущих экономик планеты к 2025 году, Китай стал третьим по размеру ВВП уже в 2009, вторым - в 2012, достиг 61,8% от ВВП США в 2014, то есть обогнал стратегические планы минимум на 25 лет. Вместо 2027-2029 годов острые торговые трения с Америкой у Пекина начались в 2017 году и достигли принципиальной остроты в 2018 году, кстати, тоже на саммите G20.

Планы пришлось корректировать буквально на ходу. Например, рубеж выведения китайского военного флота на пик могущества, с развертыванием сразу шести авианосных ударных группировок, был сдвинут с 2042-2045 на 2035 год. Сегодня китайские верфи пекут военные корабли буквально как пирожки, по 130 тысяч тонн общего тоннажа в год! В мае 2019 года по числу вымпелов ВМС НОАК превзошли США и стали крупнейшими в мире.

Столь решительное ускорение конкурента Соединенные Штату игнорировать уже не могли. Америка также начала свою гонку вооружений и обширный анализ возможных стратегий достижения победы. Был момент, когда для начала стрельбы не хватило буквально одной спички, но тут верными оказались китайские стратегические расчеты в сочетании с политической выдержкой руководства страны.

В том числе потому, что положение Китая стратегически более выигрышное. Для победы в возможной войне Пекину не требуется физически захватывать Америку, ему достаточно просто удержать ныне занимаемые рубежи практически вдоль собственного побережья. Тогда как Вашингтону для победы обязательно необходимо уничтожить нынешний Китай. В смысле, сменить его элиту на сильно прозападную, что имеющимися у США средствами представляется недостижимым.

Однако события стали приобретать заметную инерцию, плохо поддающуюся управлению и подспудно требующую от правящих элит обеих стран в определенном смысле пожарных действий по уклонению от прямого вооруженного столкновения.

Проблема заключается в том, что теперь процессы развиваются в соответствии с исключительно внутренней логикой. Китай остановиться уже не может. В том числе и потому, что он достиг реальной способности нынешнего гегемона скинуть. В свою очередь Америка внезапно осознала отсутствие подходящей альтернативы и сроков на какую бы то ни было ее стратегическую разработку. Все приходится делать буквально с колес в условиях быстро сокращающегося окна тактических возможностей.

А самое главное, Белому дому больше нельзя играть мускулами, наращивая военную истерию даже просто в СМИ. Во-первых, мускулов оказалось маловато для серьезного давления даже на Иран, который по весу совсем не Китай. Во-вторых, нынешняя американская нация сильно непохожа по решительности на Америку 40-60-ых годов прошлого века. То есть при чрезмерной медийной шумихе правящая элита Соединенных Штатов может внезапно получить результат сильно противоположный ожидаемому.

Но и прекратить демонстрацию собственной крутости для Вашингтона уже будет означать практически открытое стратегическое поражение. Со всеми вытекающими отрицательными последствиями финансового, торгового и геополитического характера. Вплоть до обострения риска декомпозиции страны. Палка вызова гражданской войны вследствие резкого падения уровня жизни внутри страны, она ведь, как говорится, о двух концах...

Поэтому Трамп прав в том, что главную угрозу для США представляет Китай, Цзиньпин в том, что надо иметь прочный тыл в этой схватке, который может обеспечить только Россия, а Путин прав в том, что на этом солнцепеке надо найти место в тени и до поры-времени не отсвечивать.