Премьер-министр Японии Синдзо Абэ в недавнем интервью британской Financial Times сделал ряд далеко идущих заявлений. Предложив встречу лидеру КНДР Ким Чен Ыну, он негативно оценил перспективу вывода из Южной Кореи американского военного контингента. А заодно приготовился «с распростертыми объятиями» принять Великобританию в Транстихоокеанском партнерстве (ТТП), активнейшим членом которого является Токио.

Напомним в связи с этим, что ТТП было заключено в 2016 году на саммите в новозеландском Окленде. Первоначально в него вошли двенадцать стран. Это североамериканские участники теперь уже бывшей зоны NAFTA — США, Канада, Мексика (при Бараке Обаме именно Вашингтон потратил почти десять лет на продвижение этого проекта), тихоокеанские союзники США — Австралия, Новая Зеландия и Япония, латиноамериканские Перу и Чили, а также четверка стран-членов АСЕАН — Вьетнам, Малайзия, Сингапур, Бруней.

В сочетании с другим — Трансатлантическим торговым и инвестиционным партнерством (ТТИП), «Транспасифика» становилась частью новой глобальной архитектуры, заточенной под лидерство США.

Но уже через три дня после инаугурации, в январе 2017 года, новый президент США Дональд Трамп вычеркнул США из ТТП. А от «Трансатлантики» после Brexit и краха ТТП, наблюдая действия Вашингтона, отвернулась уже Европа, после того, как ее стали сотрясать скандалы из-за закрытости этого соглашения, передававшего реальную власть в Старом Свете транснациональным банкам и корпорациям, преимущественно англосаксонским. Стало понятно, что идея глобального управления посредством сдвоенных партнерств приказала долго жить. Но «свято место пусто не бывает», и «природа не терпит пустоты». Что взамен?

Сейчас уже подзабыто, что контролируемый Вашингтоном симбиоз двух партнерств сложился не от хорошей жизни и стал вынужденной заменой прежнему плану интеграции Запада с фактическим воссозданием Британской империи в глобальном формате, которым еще с конца XIX века грезили «концептуальные умы» Туманного Альбиона. От Бенджамина Дизраэли до Натана Ротшильда, Сесила Родса, Альфреда Милнера и других основателей Общества «Круглого стола» (1891 г.) и сформированного вокруг него одноименного движения (1910 г.).

В марте 2005 года появились не афишируемые Техасские соглашения, которые для маскировки были заключены в рамках зоны NAFTA и к остальному миру вроде бы отношения не имели. Это на первый взгляд. В реальности же реализация «Техаса» предусматривала два этапа. Сначала, к 2010 году, NAFTA преобразовывалась в NAU (North-American Union) — Северо-Американский союз с единой валютой амеро; таким способом решались сразу две задачи: объявлялся глобальный дефолт по доллару, и планету «кидали на деньги», обрушивая многотриллионный долговой навес, а также создавали североамериканский аналог Европейского союза, выравнивая таким образом уровни интеграции на разных берегах Атлантики в рамках одного «коллективного Запада».

Затем, к 2015 году, предполагалось создать уже Трансатлантический союз, с еще одной новой единой валютой — не евро ЕС и не амеро NAU. Какой именно, держалось в секрете, но это был секрет Полишинеля; ясно, что на эту роль номинировался фунт стерлингов, и после замещения британской валютой европейской и североамериканской и распространения ее по всему Западу, воссоздание Британской империи становилось свершившимся фактом. Ибо, как говорил самый первый Ротшильд, «дайте мне печатать деньги, и мне наплевать, кто заседает в правительстве».

Самое главное: переход от доллара к амеро и от связки амеро-евро к фунту не мог быть осуществлен напрямую; на «пересменку» планировался долгое время накачивавшийся треугольник Шанхай — Гонконг — Сингапур, с которым тесно связаны крупнейшие глобальные банки, контролирующие рынки золота и драгоценных металлов. Валютный транзит планировался «золотым», и поскольку это раскрывало главных бенефициаров, те превентивно, еще в 2004 году, как бы «вышли» из золотого бизнеса, попутно замаскировав и авторство проекта переброской центра своей олигархической династии из Лондона в Париж.

Не мог такой переход произойти и «на ровном месте», без прикрывающих его потрясений. Поэтому был спланирован и осуществлен мировой финансовый кризис, ударивший по США, где и должны были произойти основные события. Но именно в этот, решающий момент, в марте 2009 года, в канун саммита «Группы двадцати» в Лондоне, организаторы спецоперации получили российско-китайский контрудар с предложением ввести «новую мировую резервную валюту». (Здесь следует подчеркнуть, что упомянутый треугольник ни в коем случае не был равен ни китайским интересам, ни даже единству страны под названием КНР; в этом проекте, отраженном на сайте крупного олигархического Фонда братьев Рокфеллеров, долгое время фигурировал некий «Южный Китай»).

Шок на Западе продолжался ровно неделю, по прошествии которой Москва и Пекин получили на это предложение решительный отказ, и центральной задачей «двадцатки» стала остановка кризиса; но его, ввиду уже слишком широких масштабов, пришлось и заливать «широко» — тоннами напечатанной «зеленой» наличности. И созданием пула «придворных» банков, «слишком больших, чтобы лопнуть».

Такова общая фабула этого глобального сюжета. Теперь вернемся к «транспартнерствам». Их запуск тогда же произошел по инерции, и получилось, что с одной стороны, движение к «глобальной Британии» продолжается, а с другой, — что оно осуществляется уже без британского центра, ведь Техасские соглашения повисли в воздухе и остались на бумаге. Поэтому центр «транспартнерств» остался в США, которые — нет худа без добра ‑ и стали рассматривать себя главными бенефициарами как ТТИП, так и ТПП.

Но затем произошел Brexit, за которым пришел всецело поддержавший его Трамп. Уже тогда было понятно, что зайдя в тупик, западные концептуальные стратеги ищут из него такой выход, который устроил бы Лондон. И нынешний президент США с его «Amerika über alle» концептуалам Туманного Альбиона как раз и нужен был для того, чтобы выронить свой бенефис из рук, отойти в сторону и не мешать «джентльменам».

На этом фоне и завязался диалог Букингемского дворца с Белым домом, вышедший из тени в июле текущего года. Тогда американский президент, по пути в Хельсинки на встречу с российским коллегой Владимиром Путиным, завернул на Британские острова, где получил долгожданную аудиенцию у Елизаветы II. С учетом, мягко говоря, натянутых отношений Трампа с Терезой Мэй, та встреча оказалась показательной сенсацией, и стало ясно, что в отличие от Букингема, ведущего «длинную» игру, Даунинг-стрит всего лишь подыгрывает, обеспечивая этой игре шумовую завесу.

Но еще раньше, за девять месяцев до этого, в ноябре предыдущего 2017 года, начался процесс реанимации ТТП. Произошло это на полях саммита АТЭС во вьетнамском Дананге; вопрос о партнерстве в его повестке не значился, но ничто не помешало лидерам одиннадцати стран, оставшихся в ТТП после выхода США, собраться и провозгласить обновленное «Всеобъемлющее прогрессивное ТТП».

Драйверами этих переговоров стали Австралия и Япония, и именно здесь на передний план начал выходить С. Абэ. И все было бы решено уже там, но случился непредвиденный демарш канадского премьера Джастина Трюдо, отказавшегося подписать итоговый документ и не явившегося на финальную встречу. Одиннадцатка превратилась в десятку, а переговорный процесс на пару месяцев был переведен в подковерный режим. В итоге в марте 2018 года в Чили все одиннадцать участников подписали-таки итоговый документ, сохранивший ТТП на плаву.

Что заставило передумать Канаду тогда? И что побудило ее повторить маневр с переобдумыванием совсем недавно, когда NAFTA заменялось новым объединением USMCA? Ведь совсем недавно тот же Трюдо в гордом запале утверждал, что «Канада справится вообще без NAFTA»?..

Двух мнений быть не может: и в том, и в другом случае свою роль сыграла связка Трампа с Елизаветой. Когда в начале января нынешнего года британский министр международной торговли Лиам Фокс обмолвился о том, что его страна не прочь после разрыва с ЕС в марте 2019 года вступить в ТПП, по сути заменив в нем США, то был реверанс в адрес Букингема, «обратку» от которого Трамп и получил сейчас в виде Канады во главе с ее «смутьяном» «на блюдечке с голубой каемочкой».

Иначе говоря, четырехмесячный путь ТТП из Вьетнама в Чили пролег через Британские острова, поучаствовавшие в процессе в форме секретных переговоров, промежуточный итог которых и озвучил помиривший всех с легкой руки Букингема «торговый» министр Ее Величества.

С этого момента тема Британия — ТТП зажила собственной жизнью. В середине июля, аккурат через неделю после встречи Елизаветы с Трампом, Л. Фокс повторил пожелание королевства присоединиться к ТТП, которому отсутствие у него выхода в Тихий океан — не помеха (ну да, над Британской империей, как известно, «солнце не заходит»). Сейчас на дворе октябрь, и С. Абэ, как один из драйверов возрождения «обновленного» партнерства, громогласно приветствует инициативу, озвученную Л. Фоксом как «говорящей головой», в одном из ключевых СМИ Туманного Альбиона.

На этом в аналитике фактов приходится ставить точку. Но поскольку ситуация, как говорится, находится «в динамике», этот синтаксический знак сам собой трансформируется в многоточие, а нам приходится вслед за ним вступить на территорию аналитических гипотез.

Что, если выход Лондона на авансцену в АТР с переводом ТТП из «торгово-экономического» в геополитический формат ведет к формированию при поддержке США британо-японского альянса? Напомним, что именно такая конфигурация в начале XX века привела к русско-японской войне, ставшей прологом длинной череды внутриполитических потрясений в нашей стране, в результате которых она едва не утратила государственность, если бы не большевики.

Японии разве не на что в нем рассчитывать?

И разве не походит такой альянс, подкрепленный связью ТТП с АСЕАН и участием в нем крупных государств-членов британского Содружества на ту самую «восточную НАТО», о которой уже не раз и не два мечтали в Вашингтоне, особенно в Пентагоне и Лэнгли?

Что, если возрождение «Транспасифики» — это пролог и прелюдия к возврату в глобальную повестку и проекта «Транстлантики», со всем, что из него вытекает, включая нереализованную конечную часть позабытых широкой общественностью Техасских соглашений, суть которых этой общественности в общем-то никогда до конца не разъяснялась? И кто возьмется утверждать, что переоформление NAFTA в USMCA не является шагом к новому NAU, только уже заточенному под США имени Трампа, а не децентрализованному, с паритетным представительством трех сторон в коллегиальном руководящем органе? Как следовало, например, из июльского (2005 г.) доклада вице-президента Совета по международным отношениям Роберта Пастора в сенатском комитете по внешней политике.

Иначе говоря, разве можно считать «натяжкой» или «гаданием на кофейной гуще» вполне очевидную перспективу глобальной трансформации, связанной с рокировкой и транзитом лидерства за пределами Северной Америки от США к Британии? И что именно поэтому у Лондона и Вашингтона столь разительны отличия в политике по отношению к Москве и Пекину? Ведь если Туманный Альбион оттеняет провозглашенную «золотую эру» британо-китайских отношений «пятиминуткой ненависти» к России, то Вашингтон, по крайней мере в ипостаси Белого дома, приоритеты расставляет строго в обратном порядке.

«Разделяй и властвуй», — разве это не коренная, фирменная, органически присущая англосаксам методология глобальной власти, которой они всегда обещают поделиться с теми, кого зовут в попутчики, но на деле никогда и ни с кем не делятся? Если, конечно, не дойти до Берлина и не поставить войска в двух суточных переходах от Ла-Манша.

И не означает ли все происходящее возобновления, под рефрен «ассиметричной» консолидации Запада, той самой «Большой Игры» («the Great Game»), что с наполеоновских войн и практически до 1930-х годов велась против России Британской империей в холодном и горячем формате вдоль ее евразийских границ? США-то в эту «Игру» включились только после 1945 года.

Есть ли у России противоядие намечающемуся развороту событий? Разумеется! Во-первых, это продолжение всестороннего, в том числе военно-политического, сближения с Китаем, учитывая, что ожидаемый британо-японский альянс, как и попытки Токио вклиниться в «корейский вопрос», неизбежно остудят градус эйфории Пекина по поводу его отношений с Лондоном. И во-вторых, освобождение от иллюзий по поводу истинной роли в этих раскладах Японии. Особенно в связи с расхожими спекуляциями насчет пересмотра ею «антивоенных» конституционных положений якобы в «собственных» интересах.

Это на Востоке. На Западе же ситуация предоставляет нам уникальный шанс использования издержек этой «Игры» в виде «транзитных» противоречий между США с одной стороны и британо-французско-израильским альянсом с другой. Как тут не вспомнить о Суэцком кризисе 1956 года? А также о том, что расстановка сил сегодня для нас более благоприятная, чем тогда, ввиду прочности позиций в Сирии, наличия союза с Ираном и шараханий из стороны в сторону Турции.

Как обо всем этом рассудить более достоверно? Ну что ж, дождемся результатов выборов в США, и по тому, что станет или не станет происходить в том и другом случаях, при победе партии Трампа или его оппонентов, мы это возможно и узнаем. Причем, с высокой степенью вероятности. Благо, ждать осталось недолго.

 Источник:ИА REGNUM