Москве нужно восстановление франко-германской модели управления Европой
Фёдор Лукьянов - главный редактор
журнала «Россия в глобальной политике» с момента его основания в 2002
году. Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике
России с 2012 года. Профессор-исследователь НИУ ВШЭ. Научный директор
Международного дискуссионного клуба «Валдай». Выпускник филологического
факультета МГУ, с 1990 года – журналист-международник.
Резюме:Владимир Путин не стал откладывать знакомство с новым президентом
Франции Эмманюэлем Макроном, хотя предположить наличие между этими
государственными деятелями симпатии друг к другу довольно трудно. Путин
принимал в Кремле Марин Ле Пен, а Макрон обвинял русских хакеров в атаке
на его избирательную кампанию и вообще обещал России спуску не давать.
Тем не менее целесообразность взяла верх.
Владимир Путин не стал откладывать знакомство с новым
президентом Франции Эмманюэлем Макроном, хотя предположить наличие
между этими государственными деятелями симпатии друг к другу довольно
трудно. Путин принимал в Кремле Марин Ле Пен, а Макрон обвинял русских
хакеров в атаке на его избирательную кампанию и вообще обещал России
спуску не давать. Тем не менее целесообразность взяла верх.
Российский лидер решил попытаться не упустить шанс, который,
возможно, не был использован с Дональдом Трампом. Встреться российский и
американский руководители быстро — сразу после выборов или
инаугурации, они, возможно, сумели бы перевернуть страницу и начать
что-то новое. Этого не произошло, а уже через пару недель Трамп прочно
«встал в колею»: политическая машина начала методично калибровать его
политику под привычный формат. (В случае с Трампом тему России
использовали его оппоненты, что связало ему руки, но и без этого сила
инерции взяла бы свое.) С Макроном из фактора времени пытаются извлечь
пользу, и это правильно, хотя никаких гарантий, что это сработает,
конечно, нет.
Макрону встреча с Путиным тоже полезна — прежде всего с точки зрения
имиджа. Задача нового президента — вытащить Францию из политической
депрессии. Череда малоудачных президентств, начавшаяся, по существу, со
второго срока Жака Ширака, привела к внутренней стагнации
(неспособность осуществить необходимые реформы) и утрате внешнего
влияния. Если Николя Саркози компенсировал это хотя бы
гиперактивностью, то Франсуа Олланд окончательно превратился в аксессуар
Ангелы Меркель. То, что канцлер Германии великодушно разрешила
французскому визави на равных участвовать в минском формате, только
подчеркивало контраст…
Сейчас Макрону важно показать, что Париж в состоянии вернуть себе
роль политической столицы Европы, а сам президент способен
самостоятельно вести дела с кем угодно, даже с таким трудным и опасным,
по принятому в Европе мнению, собеседником, как Владимир Путин.
Отчеты о встрече не блещут содержательностью, набор тем и так
очевиден, никаких сущностных новостей не сообщают. При этом тональность
неуловимо изменилась. Обещание Макрона вести «требовательный диалог» с
российским президентом и упоминание прав человека возвращает нас на
несколько лет назад, в период до украинского кризиса. После Майдана и
Крыма атмосфера долгое время была такова, что ни о каких претензиях
такого рода даже не вспоминали — какие, скажите на милость, права
человека, если речь идет о военной агрессии и чуть ли не преддверии
большой войны? Дискуссия об ущемлении сексуальных меньшинств в Чечне
едва ли выведет российско-французские отношения хоть куда-то, но можно
констатировать некоторую «нормализацию» по сравнению с тем, что было
год-два назад, а также оживление интереса к разговору по широкому кругу
тем.
Впечатление определенного дежа вю не должно вводить в заблуждение —
нет и намека на «бизнес, как обычно», на возвращение к прежним формам
взаимодействия. Ценностные упреки имели смысл, когда обе стороны
все-таки исходили из того, что Россия стремится стать частью
нормативно-правового пространства «расширенной Европы». Сейчас это явно
не так — по причинам и российским, и европейским. Сам Евросоюз уже
внятно постулирует окончание внешних амбиций и переход к прагматизму.
Ну а Россия на «ценностную» дискуссию реагирует просто издевательски —
кончилось, мол, то время.
И все-таки поездка в Париж именно сейчас — шаг осознанный и потенциально полезный по нескольким причинам.
Начать стоит с того, что Франция на протяжении не менее полутора
веков — опорный партнер России в Европе. При разных
общественно-политических формациях особые отношения сохранялись. Париж,
со своей стороны, тоже всегда рассматривал Россию как существенный
элемент на европейской и международной арене, необходимый Франции для
устойчивого геополитического баланса. Так что стремление восстановить
связи — естественно, особенно с учетом всеобщей неуверенности в
будущем.
Именно сейчас начинается процесс, который должен привести к
переустройству Европы. Для России это важно, потому что, как бы ни
выстраивались политические приоритеты, Старый свет по прежнему имеет
особое значение. И отношения с ним будут сильно влиять на российские
политику и экономику.
«Прошли те времена, когда мы могли полностью положиться на других…
европейцы должны взять свою судьбу в свои руки». Это высказывание
Ангелы Меркель после «семерки» в Таормине — реакция канцлера на
отсутствие взаимопонимания с президентом США. Европа неизбежно будет
меняться — по своим внутренним причинам (исчерпание прежней модели
интеграции), но колебания атлантической оси становятся последней
каплей.
До прошлой осени европейцам, и прежде всего немцам, казалось, что
хотя бы трансатлантическая опора незыблема. Приход Трампа стал
потрясением. Меркель приложила большие усилия, чтобы, несмотря на
трудно скрываемую личную неприязнь к новому главе Белого дома,
«приручить» его, однако результат не оправдывает ожиданий. Получается,
что ставка на укрепление Европы сейчас важна не только для
противодействия России, как считалось до сего дня, но и для
позиционирования перед лицом Америки.
Какой может стать обновленная Европа, пока никто не знает. Россия
заинтересована в том, чтобы это не была Европа с Германией-гегемоном во
главе. Эпоха «восточной политики», когда именно ФРГ выступала ведущим
европейским проводником внимания к Москве, завершилась. И Берлину для
реализации своего лидерства в ЕС нужно демонстрировать дистанцию от
России, дабы не быть обвиненной в корыстном эгоизме. Германии по многим
причинам критически важно сохранение и укрепление единой Европы, через
нее Берлин воплощает в жизнь свои экономические и политические
интересы. И это гораздо более важный императив, чем отношения с
Россией, даже если они сулят выгоду.
Москве будет более комфортно, если восстановится — хотя бы отчасти —
традиционная модель «двухтактного двигателя», франко-германский
тандем. Франции нужно возвращение политического влияния и статуса
ведущей европейской державы. При этом она не претендует на европейское
доминирование и у нее нет необходимости оправдываться за контакты с
Россией перед странами Восточной Европы. Говоря проще, Европа, где
Германия делит лидерские позиции с Францией, будет менее
«требовательна» к России, чем Европа берлиноцентричная. Соответственно,
Москве есть смысл аккуратно поддерживать французские устремления.
О чем стоит сразу забыть — это о том, что а) Европа может под
воздействием каких-то факторов стать анти- или альтер-американской, б)
что Москва в состоянии качественно влиять на расстановку политических
сил внутри отдельных стран ЕС и Европы в целом. Связи с США очень
глубоко проникли в сознание европейцев в результате кропотливой работы с
середины прошлого века, и понадобилась бы вереница Трампов, чтобы это
даже не разрушить, а только поколебать. Надежды на то, что Европа
обретет «стратегическую автономию» по мере расхождения с Америкой и
прихода к власти в ЕС консервативных и евроскептических сил, лишены
оснований. Европейский истеблишмент умеет в критические моменты
мобилизоваться и задействовать весь накопленный столетиями политический
опыт, чтобы укрепить свои позиции.
Другое дело, что характер трансатлантических отношений будет
обязательно меняться, НАТО — такое же порождение ушедших реалий ХХ
века, как и многие другие институты, переживающие сейчас кризис. России
просто не надо давать альянсу лишних стимулов для продления жизни на
базе реанимирования угрозы с востока.
У России и Европейского союза не будет общего политического проекта,
в этом смысле эпоха, пришедшая на смену холодной войне, завершилась. А
чтобы отношения приобрели стабильный, устойчивый и деловой характер,
нужна ясность в том, какие политические проекты станет воплощать в жизнь
каждый из партнеров — и ЕС, и Россия. Пока ни тот, ни другой не
определились.
Lenta.Ru
Источник: globalaffairs.ru.
Рейтинг публикации:
|
